Аня, это я. Опять деньги нужны.
Анна Морозова стояла на кухне своей квартиры во Владивостоке и смотрела в темное окно, за которым мигали огни порта. В одной руке она держала чашку чая, в другой — телефон. На часах было половина одиннадцатого вечера. Сестра не звонила четыре месяца — ни на Новый год, ни когда Машку положили в больницу с осложнением после гриппа. Но позвонила сейчас.
Анна знала, о чем пойдет речь, еще до того, как нажала кнопку ответа. Знала по тому, как долго вибрировал телефон — Марина всегда ждала до последнего гудка. Знала по времени — поздно, но не слишком, чтобы можно было отговориться сном.
— Сколько нужно? — спросила Анна, не здороваясь.
Семь лет назад Анна уезжала из Курска с ощущением вины, которое так и не прошло. Сергей получил предложение от логистической компании — зарплата в три раза выше, служебная квартира, перспективы роста. Дети были еще маленькими — Артему девять, Маше четыре. Самое время для переезда, говорил муж. Самое неподходящее, думала Анна, глядя на постаревших родителей.
Виктор Павлович тогда только вышел на пенсию. Всю жизнь проработал инженером на заводе, гордился своими чертежами и расчетами. Людмила Николаевна еще доработывала последний год в школьной библиотеке — сорок лет среди книг и детских голосов. Они жили в той же двухкомнатной квартире на Радищева, где Анна с Мариной выросли. Лифт скрипел и застревал, батареи грели через раз, из окон дуло, но родители не хотели никуда переезжать.
— Мы тут корни пустили, — говорил отец. — Куда нам на старости лет?
Марина тогда работала администратором в салоне красоты. Жила отдельно, но недалеко — три остановки на автобусе. У нее были свои дети-погодки, муж Игорь, кредит за машину. Когда Анна сообщила о переезде, сестра отреагировала спокойно:
— Правильно делаешь. Надо думать о будущем детей.
Они сидели на кухне у родителей, пили чай с маминым яблочным пирогом. Марина казалась искренней — обняла на прощание, пообещала присматривать за стариками. Договорились просто: Марина помогает физически — возит по врачам, покупает продукты, решает бытовые вопросы. Анна берет на себя финансы — ежемесячные переводы, лекарства, крупные покупки.
Первый год все работало. Анна звонила каждые выходные, переводила деньги как часы. Марина присылала фотографии — вот она с мамой в поликлинике, вот помогает отцу чинить кран, вот все вместе за праздничным столом. Потом фотографий стало меньше. Потом исчезли совсем.
Анна не сразу заметила, как изменился тон их общения. Сначала думала — устала Марина, работа, дети, быт. Потом оправдывала — ну не любит сестра переписываться, что тут такого. Но со временем рисунок стал очевидным.
Звонки от Марины случались раз в месяц-полтора. Начинались одинаково:
— Привет, Ань. Как дела? Хорошо? Слушай, тут такое дело…
Дальше шла просьба. То отцу обследование нужно платное — очередь на бесплатное три месяца. То маме новые очки — старые совсем не годятся. То стиральная машина сломалась — без нее никак.
Анна переводила. Всегда переводила. К обязательным тридцати тысячам в месяц добавлялись внеплановые траты — то пятнадцать, то двадцать, то все сорок. Сергей не возражал — зарабатывали они хорошо, могли себе позволить. Но дело было не в деньгах.
Анна писала сестре о жизни. Отправляла фото с выпускного Артема — он окончил четвертый класс с похвальным листом. Делилась радостью — Сергея повысили до руководителя филиала. Рассказывала о море — как Маша первый раз увидела настоящего краба и испугалась.
Ответы были короткими. «Молодцы». «Поздравляю». «Хорошо вам там».
А в социальных сетях Марина писала длинные посты о важности семейных ценностей, выкладывала селфи с подругами, комментировала чужие фото развернуто и эмоционально. Для всех находились слова. Для всех, кроме сестры.
Однажды мама проговорилась по телефону:
— У вас там Сережа теперь большой начальник. Молодцы, доченька.
— Откуда ты знаешь?
— Так Марина мне показывала твое сообщение. На телефоне.
Значит, читала. Читала, показывала маме, обсуждала. Но ответить — не ответила.
Анна тогда впервые почувствовала себя функцией. Не сестрой, не человеком — банкоматом на расстоянии семи тысяч километров.
В феврале Маша слегла с гриппом. Обычная простуда обернулась осложнением — вирус дал на сердце. Скорая, больница, капельницы. Анна не спала трое суток, дежурила в палате, держала дочку за руку.
На второй день написала Марине. Не просила ничего — ни денег, ни помощи. Просто поделилась страхом. «Маша в больнице. Очень боюсь. Врачи говорят, будет долгое восстановление».
Сообщение было прочитано через час. Ответа не последовало.
Анна ждала. День, два, неделю. Маша пошла на поправку, их выписали домой. Началась реабилитация — массажи, специальная диета, постоянный контроль. Анна взяла отпуск за свой счет, сидела дома.
Через десять дней позвонила Марина:
— Ань, привет. Папе нужно УЗИ сердца сделать. В государственной клинике аппарат сломался, в частной — пятнадцать тысяч.
Анна молчала несколько секунд. Потом спросила:
— Ты мое сообщение видела? Про Машу?
— А, да, видела. Ну что, выздоровела уже?
Голос Марины звучал раздраженно, будто Анна отвлекала ее от важного разговора посторонними темами.
— Выписали нас. Восстанавливается.
— Вот и хорошо. Так что с деньгами? Переведешь?
Анна перевела. Но в тот вечер долго сидела на кухне, глядя в темноту за окном. Сергей подошел, обнял за плечи:
— Что случилось?
— Кажется, у меня больше нет сестры.
В апреле у Марины был день рождения — тридцать восемь лет. Анна заранее заказала подарок — дизайнерскую сумку, о которой сестра мечтала. Видела ее в вишлисте Марины в соцсетях. Отправила доставкой, добавила открытку с теплыми словами.
Утром в день рождения позвонила:
— Маринка, с праздником! Как настроение? Подарок получила?
— Да, спасибо. Слушай, мне некогда, гости сейчас придут.
Разговор длился меньше минуты.
В мае день рождения был у Анны. Тридцать девять — почти сорок, смеялся Сергей, покупая билеты в ресторан с видом на бухту. Артем нарисовал открытку, Маша испекла кривой, но очень старательный торт.
От Марины не было ничего. Ни сообщения, ни звонка.
На второй день Анна не выдержала. Села и написала длинное сообщение. Без истерики, без обвинений. Просто честно.
«Марина, мне больно. Я понимаю, что уехала далеко. Понимаю, что вся физическая забота о родителях на тебе. Я благодарна тебе за это. Но неужели я заслужила такое отношение? Неужели кроме денег от меня больше ничего не нужно? Я скучаю по той сестре, которая у меня была. По той, с которой мы могли говорить часами. Которая радовалась моим успехам и поддерживала в трудности. Куда она делась?»
Ответ пришел через несколько часов. Длинный, подробный.
Марина писала, что Анна не понимает, каково это — жить рядом с пожилыми родителями. Что деньги переводить легко, а вот сидеть в очередях, выслушивать жалобы, решать бытовые проблемы — это настоящий труд. Что Анна сбежала в свой Владивосток, устроила себе красивую жизнь, а теперь еще и обижается. Что нужно быть благодарной, что вообще кто-то занимается родителями.
«И вообще, Ань, хватит драматизировать. Мы взрослые люди, у каждого своя жизнь».
Анна читала и плакала. Не от обиды — от понимания. Та Марина, которую она знала и любила, которую помнила, действительно исчезла. Или, может быть, ее никогда и не было — просто расстояние сорвало маску.
Последний звонок случился в августе. Анна готовила ужин, дети делали уроки в своих комнатах, Сергей еще не вернулся с работы. Телефон завибрировал — входящий от Марины.
Анна посмотрела на экран и впервые не стала сразу отвечать. Постояла, помешала соус в сковороде, вытерла руки. Телефон замолчал. Через минуту — снова.
— Да, Марина.
— Наконец-то. Я уже думала, ты трубку не берешь. Слушай, тут ситуация. Родителям нужен новый диван. Старый совсем развалился, папа вчера чуть не провалился, когда садился. Я посмотрела в магазине — нормальный стоит тысяч сорок, может, сорок пять с доставкой и сборкой.
Анна молча слушала. За окном начинался дождь — мелкий, августовский, больше похожий на туман.
— Понятно, — сказала Анна. — Деньги за диван переведу завтра. Сорок пять тысяч хватит?
— Да, хватит. Спасибо.
— Пока.
— Пока.
Анна положила телефон и продолжила резать овощи для салата. Руки двигались механически — помидор, огурец, перец. Ровные кубики, одинакового размера. В груди было странно спокойно, словно после долгой болезни наконец спала температура.
Она открыла банковское приложение, перевела сорок пять тысяч на карту Марины. В графе «сообщение получателю» обычно писала что-то теплое — «Обнимаю», «Береги себя», «Передавай привет родителям». Сегодня оставила пустым.
Сергей вернулся с работы промокший, усталый. Поцеловал в щеку, спросил:
— Как день?
— Марина звонила. Родителям нужен диван.
— Перевела?
— Да.
Он посмотрел на нее внимательно:
— Ты в порядке?
Анна задумалась. В порядке ли она? Пожалуй, да. Впервые за долгое время — да.
— Знаешь, я думаю, я наконец приняла ситуацию. Не буду больше пытаться заслужить внимание того, кто не хочет мне его давать.
С того дня многое изменилось. Не резко, не демонстративно — просто тихо и окончательно.
Анна перестала писать Марине первой. Раньше отправляла сообщения раз в неделю — спрашивала о здоровье родителей, о племянниках, о работе. Теперь молчала. Телефон сестры в списке контактов опустился вниз, скрытый за десятками рабочих чатов.
Фотографии больше не отправляла. Когда Артем выиграл олимпиаду по математике, поделилась радостью с родителями по видеосвязи. Когда Маша впервые выступила с оркестром музыкальной школы, записала видео для мамы с папой. Марине — ничего.
На день рождения племянников перевела по пять тысяч на карту сестры с пометкой «Подарок Диме» и «Подарок Косте». Раньше выбирала подарки сама, советовалась, что мальчишкам интересно. Теперь — просто деньги.
Когда в октябре у Марины снова был день рождения, Анна написала короткое «Поздравляю, желаю здоровья и благополучия» ровно в полночь. Подарок не отправляла.
Марина, кажется, изменений не заметила. Или заметила, но это ее не волновало. Звонила по-прежнему раз в месяц-полтора, когда нужны были деньги. Анна переводила без вопросов, без эмоций, без приписок.
***
Прошел год. Анна продолжала переводить деньги — и родителям, и на все внеплановые расходы, о которых сообщала Марина. Но что-то изменилось.
Она перестала ждать от сестры тепла. Перестала писать о своей жизни. Перестала звонить первой. С родителями теперь общалась напрямую — купила им смартфон, научила пользоваться видеосвязью. Каждое воскресенье устраивали семейные созвоны — папа показывал свои новые очки, мама хвасталась помидорами на подоконнике, Маша играла на фортепиано, Артем рассказывал о школе.
Марину в этих разговорах не упоминали. Она существовала параллельно — человек, который решает технические вопросы. Анна была благодарна ей за это. Искренне благодарна. Но любви больше не ждала.
Иногда, глядя на спящих детей, Анна думала о том, какими они вырастут. Останутся ли близкими, когда разъедутся по своим жизням. Будут ли помнить друг о друге не только когда нужна помощь.
Она не знала ответа. Знала только, что расстояние — это не километры. Расстояние — это когда перестаешь видеть в другом человеке человека. Когда родная кровь становится чужой. Когда из всего спектра отношений остается только функция.
Телефон на кухонном столе завибрировал. Анна посмотрела на экран. Входящий от Марины.
Она больше не спешила ответить. Досчитала до десяти, вытерла руки, взяла трубку:
— Слушаю.
