— Оксана, нам нужно поговорить. Серьёзно.
Его голос, лишённый обычной вечерней расслабленности, заставил её оторваться от нарезки овощей. Нож замер на полпути через хрустящий стебель сельдерея. Оксана бросила на мужа быстрый взгляд через плечо. Вадим стоял, прислонившись к дверному косяку, и вид у него был такой, будто он готовился не к ужину, а к выступлению на совете директоров. Торжественный и немного напыщенный.
— Опять про диски для машины? Вадим, мы же договорились, в следующем месяце, — она снова принялась за салат, её движения были привычно быстрыми и точными. Аромат жарящегося на сковороде мяса и свежей зелени наполнял кухню, создавая островок уюта, который её муж, похоже, намеревался разрушить.
— Нет, дело не в дисках. Дело в нашем будущем. В стратегии, — он произнёс слово «стратегия» с особым нажимом, словно только что открыл его для себя. Он прошёл на кухню и сел за стол, положив руки на столешницу. — Я много думал в последнее время. Мы хорошо живём, я не спорю. Но я чувствую, что стою на месте. Понимаешь? Рутина, быт… это всё засасывает. Мужчина должен развиваться, инвестировать в себя. Иначе он деградирует.
Оксана перестала резать. Она положила нож на доску и повернулась к нему, вытирая руки о полотенце. На её лице промелькнула тень усталой улыбки. Она приготовилась слушать очередную теорию, почерпнутую из какого-нибудь мотивационного блога для «настоящих альфа-самцов».
— Хорошо, я слушаю. Каков твой гениальный план по спасению от деградации? — в её голосе ещё не было раздражения, только лёгкая ирония.
Вадим воспринял это как знак одобрения. Он приосанился, его взгляд стал ещё более серьёзным.
— Я принял стратегическое решение. С этого месяца мы меняем нашу финансовую политику. Моя зарплата — это теперь мой личный ресурс. Мой инвестиционный фонд. Я буду вкладывать её в проекты, которые помогут мне расти. В машину, чтобы она выглядела достойно. В своё хобби, потому что это расширяет кругозор. В курсы, в конце концов. Я должен расти, Оксана.
Он сделал паузу, давая ей возможность осознать всю глубину и важность его замысла. Оксана молчала, её улыбка медленно сползала с лица. Она смотрела на него, и в её глазах неверие начинало бороться с зарождающимся недоумением.
— Погоди, — произнесла она медленно, словно пробуя каждое слово на вкус. — Я не совсем поняла. Твоя зарплата — это твой фонд. А… что насчёт всего остального?
— А вот это — вторая часть моего плана! — с энтузиазмом подхватил он. — Ты же у меня сильная, умная. Ты зарабатываешь больше меня, и это прекрасно, я тобой горжусь! Поэтому все общие расходы — ипотека, коммунальные платежи, еда, бытовая химия, всё необходимое домой — это теперь твоя зона ответственности. Ты же не хочешь, чтобы твой муж превратился в унылого обывателя, который думает только о том, как заплатить по счетам? Моя задача — думать о высоком, о перспективах. А твоя — обеспечить надёжный тыл. Это же идеальное партнёрство!
На кухне воцарилось молчание, нарушаемое лишь шипением масла на сковороде. Оксана смотрела на своего мужа, на его абсолютно серьёзное, одухотворённое лицо, и ей отчаянно хотелось рассмеяться. Это была настолько абсурдная, настолько наглая и инфантильная идея, что она не могла быть правдой. Это должна быть шутка. Очень плохая, неуместная шутка.
— Ты издеваешься, да? — наконец спросила она, и в её голосе уже не было иронии. Только холодный, звенящий металл.
— Почему сразу издеваюсь? — искренне удивился Вадим. — Я предлагаю тебе эффективную модель семьи, где каждый занимается тем, что у него лучше получается. Я — развиваюсь и создаю будущий капитал, а ты — поддерживаешь текущий уровень жизни. Всё логично. Ты просто привыкла к старой системе, но нужно быть гибкой.
Он сказал это так просто, так обыденно, будто предлагал переставить мебель в гостиной. И в этот момент Оксана поняла. Он не шутит. Он действительно верит в то, что говорит. Он на полном серьёзе предлагает ей стать его персональным спонсором, обслуживающим персоналом и банком в одном лице, пока он будет «инвестировать в себя». Уютный аромат ужина вдруг показался ей тошнотворным, а родная кухня — чужой и враждебной. Холодная, расчётливая ярость начала подниматься из глубины её души, вытесняя шок и недоумение.
Прошло три дня. Три дня густого, вязкого молчания, которое было хуже любой ссоры. Они двигались по квартире как два невидимых друг для друга призрака, соприкасаясь лишь по необходимости и обмениваясь короткими, функциональными фразами. Но напряжение нарастало, воздух в их общей спальне и на кухне, казалось, можно было резать ножом. Оксана ждала. Она давала ему шанс одуматься, прийти в себя и сказать, что это была самая идиотская шутка в его жизни. Но Вадим не одумывался. Он, наоборот, с каждым днём всё больше вживался в роль гениального стратега и инвестора.
Вечером в пятницу он развалился на диване с планшетом, с увлечением листая страницы какого-то сайта с тюнингом для автомобилей. Он делал это демонстративно, периодически хмыкая и комментируя вслух, словно разговаривая сам с собой, но на самом деле адресуя реплики ей.
— О, вот это выхлопная система! Звук будет — песня. Всего семьдесят тысяч… Надо брать. Это имидж, это статус.
Оксана, стоявшая у окна и смотревшая на огни ночного города, медленно повернулась. Последняя капля её терпения испарилась. Она подошла и встала перед диваном, загораживая ему экран телевизора, где беззвучно мелькали кадры какого-то боевика.
— Я посчитала, Вадим, — её голос был спокойным, но в этом спокойствии чувствовался холод стали. — Я взяла свою зарплату. Вычла из неё ипотеку, все коммунальные платежи, страховку за машину и среднюю сумму на продукты на двоих. Знаешь, что остаётся? Почти ничего. Копейки, которых едва хватит на обеды на работе.
Он оторвал взгляд от планшета, на его лице отразилось лёгкое раздражение, как будто она отвлекла его от чего-то действительно важного.
— И что? Я же объяснил. Это временные трудности. Инвестиции требуют жертв. Ты должна смотреть на перспективу, а не считать каждую копейку, как бухгалтер.
— Ах, вот как? То, что зарабатываю я, значит, это НАШЕ, а то, что зарабатываешь ты, — это ТВОЁ? Милый, а ты не сильно ли обнаглел?!
— Ну…
— Мы пять лет вместе! Мы вместе брали эту ипотеку, вместе выбирали эту мебель, вместе, чёрт возьми, радовались, когда я нашла эту работу, потому что она позволяла нам обоим дышать свободнее! А теперь ты решил, что мои деньги — это общие, а твои — это твои личные игрушки?
Его лицо исказилось. Он сел на диване, отбрасывая планшет в сторону.
— Не переводи всё на примитивный уровень! Я говорю о развитии, а ты мне про колбасу и квартплату! Ты не веришь в меня! Ты хочешь, чтобы я так и остался офисным планктоном, который приносит зарплату и молча смотрит телевизор! Ты просто боишься сильного, успешного мужчины рядом! Тебе удобно, чтобы я был зависим от нашего общего котла!
— Сильного мужчины? — она рассмеялась, но смех был коротким и злым, без тени веселья. — Сильный мужчина не прячется за спину жены! Сильный мужчина — это партнёр, а не избалованный ребёнок, который придумал себе новую игру и требует, чтобы все вокруг оплачивали его хотелки! Ты называешь это «инвестициями в себя»? Нет, Вадим. Это называется паразитизм. Чистый, незамутнённый инфантильный паразитизм.
Он вскочил на ноги, его лицо покраснело.
— Всё, я понял. Бесполезно с тобой говорить. У тебя мышление нищего! Ты никогда не поймёшь, что такое настоящие цели! Разговор окончен!
С этими словами он демонстративно прошёл мимо неё, взял с журнального столика наушники, водрузил их на голову и, плюхнувшись в игровое кресло, включил приставку. Через мгновение комнату наполнили звуки выстрелов и взрывов. Он полностью погрузился в свой виртуальный мир, показывая ей, что её реальные проблемы для него — лишь досадный шум. Оксана осталась стоять посреди гостиной. Она смотрела на его спину, на мельтешение огней на экране, и чувствовала, как внутри неё что-то окончательно обрывается. Последняя нить, связывавшая их. Он сам предложил ей сыграть в игру. Что ж, она примет его правила.
Утро двадцатого числа началось с густой, оглушающей тишины. Оксана двигалась по квартире с выверенной точностью автомата, собираясь на работу. Душ, кофе, макияж — ритуал, доведённый до совершенства, который сейчас служил ей бронёй. Вадим уже сидел в гостиной. Не за приставкой, нет. Он с важным видом изучал что-то в телефоне, изредка делая пометки в блокноте. Он создавал видимость бурной деятельности, изображая человека, погружённого в серьёзные дела, а не просто бездельника, ждущего, когда ему на голову свалится успех.
Оксана зашла в комнату, уже с сумочкой на плече, готовая уйти. Она остановилась в нескольких шагах от него.
— Сегодня двадцатое, Вадим. День платежа по ипотеке.
Он не удостоил её взглядом, лишь лениво махнул рукой в сторону кухни, словно отгоняя назойливую муху. Его внимание было полностью поглощено экраном смартфона.
— Я же сказал, это теперь твоя забота. Обеспечивай тыл, помнишь? Мне нужно сосредоточиться на главном.
Эта фраза, брошенная с такой небрежной уверенностью, стала последним щелчком тумблера у неё в голове. Спорить было бесполезно. Убеждать — унизительно. Оставалось только одно — действовать. Она молча развернулась и, вместо того чтобы уйти из квартиры, прошла к своему рабочему столу в углу гостиной. Вадим краем глаза проследил за её манёвром, и на его губах промелькнула тень самодовольной усмешки. Он был уверен: сейчас она поворчит, позлится, но в итоге сделает то, что должна — заплатит. Ведь куда она денется?
Оксана с подчёркнутым спокойствием открыла крышку ноутбука. Никакой спешки, никаких резких движений. Её спина была идеально прямой, пальцы легко легли на клавиатуру. Вадим, продолжая делать вид, что изучает котировки акций или что-то столь же значительное, искоса наблюдал за ней. Он слышал тихие щелчки клавиш, уверенные клики мыши. Она вошла в личный кабинет банка, и он мысленно аплодировал себе. Его стратегия работала. Он ломал старую систему.
На экране высветилась сумма ежемесячного платежа. Оксана посмотрела на цифры холодным, отстранённым взглядом. Это была просто задача, уравнение, которое требовало решения. Она без колебаний открыла калькулятор на экране, разделила сумму ровно на два. Получившееся число она скопировала и вставила в поле для перевода. Палец на мгновение замер над кнопкой «Подтвердить». Это был её Рубикон. Шаг, после которого дороги назад уже не будет. Она нажала. Уведомление об успешной операции высветилось на экране зелёным, как сигнал светофора, разрешающий движение в новую жизнь.
Затем она так же спокойно закрыла сайт банка и открыла заметки в телефоне. Создала новый список. «Стейк рибай – 1 шт. Руккола. Томаты черри. Авокадо. Бутылка хорошего красного сухого». Список был коротким, эгоистичным и не предусматривал второго едока. Она сохранила его, заблокировала телефон и медленно встала.
Она повернулась к мужу. Он наконец-то оторвался от своего телефона и смотрел на неё с вопросительным и немного снисходительным выражением. Он ждал отчёта.
— Ты прав, — произнесла она ровным, безжизненным голосом.
Вадим удивлённо приподнял бровь. Такого начала он не ожидал.
— Каждый должен вкладываться в себя, — продолжила она, и её слова были точной копией его собственных. — Я только что оплатила свою половину ипотеки. Думаю, банк будет рад пообщаться с тобой по поводу второй половины. Можешь считать это своим первым серьёзным инвестиционным проектом.
Выражение его лица начало меняться. Самодовольство медленно сменялось недоумением, а затем — зарождающимся подозрением.
— Что? — переспросил он, словно не расслышал.
— Продукты сегодня я куплю только на себя, — продолжила она, игнорируя его вопрос. Её голос не дрогнул ни на секунду. — Свою еду, как и свою долю кредита, ты, как мужчина, который вкладывается в себя, обеспечивай сам. Ужин, кстати, тоже твой личный проект на сегодня.
Она развернулась и, не оглядываясь, направилась к выходу. Звук закрывающегося замка входной двери прозвучал в оглушительной тишине квартиры как выстрел. Вадим остался сидеть на диване, глядя на опустевшее место за ноутбуком. До его сознания медленно, мучительно доходило, что игра, которую он так гениально придумал, внезапно перестала быть игрой. И он в ней больше не ведущий игрок, а всего лишь объект для чужого эксперимента.
Вечер сгустился, превратив окна в тёмные зеркала, отражающие холодный свет гостиной. Вадим провёл весь день в состоянии тупого, раздражённого ожидания. Он не верил. Не мог поверить, что её утренний демарш был чем-то большим, чем просто женской истерикой, эффектным жестом, который иссякнет к вечеру. Он несколько раз проверял свой банковский счёт — вторая половина платежа по ипотеке так и не поступила. Звонок из банка, вежливый, но настойчивый, заставил его покрыться холодным потом и что-то невнятно промычать про «техническую задержку». Он был голоден. В холодильнике, как назло, не оказалось ничего, кроме засохшего куска сыра и половины лимона.
Когда в замке повернулся ключ, он напрягся. Он сидел на диване, приняв позу оскорблённого достоинства, и ждал. Он уже приготовил речь о том, как мелко и недостойно она себя ведёт, как она подрывает основы их будущего. Он был готов простить её, когда она, конечно же, придёт с повинной.
Оксана вошла в квартиру. В руках у неё был всего один бумажный пакет из дорогого гастронома. Она не посмотрела в его сторону. Сняла туфли, прошла на кухню и с тихим шуршанием поставила пакет на столешницу. Вадим следил за каждым её движением. Он видел, как она достала толстый, мраморный кусок мяса в вакуумной упаковке, пучок яркой рукколы, ветку глянцевых помидорок черри. И, наконец, бутылку вина — того самого, которое они покупали только по особым случаям.
Она двигалась без суеты, с какой-то отстранённой, медитативной грацией. Распаковала стейк, промокнула его бумажным полотенцем, щедро натёрла солью и перцем. Поставила на огонь тяжёлую чугунную сковороду. Ни слова. Ни взгляда в его сторону. Она действовала так, словно его просто не существовало в этой квартире. Аромат раскалённого масла начал щекотать ноздри. Вадим сглотнул. Его уверенность начала медленно таять, уступая место тревожному недоумению. Это уже не было похоже на спектакль для него. Это было что-то другое.
Мясо с оглушительным шипением легло на сковороду. Кухню мгновенно наполнил густой, сводящий с ума запах жареного мяса. Оксана, не торопясь, открыла бутылку вина, наполнила высокий бокал и сделала небольшой глоток, прикрыв глаза. Затем она так же спокойно вымыла овощи, нарвала руками салатные листья в большую миску, добавила разрезанные пополам томаты. Она готовила, как художник пишет картину — уверенно, со знанием дела и с явным удовольствием.
Он не выдержал. Он встал и подошёл к границе кухни, остановившись в дверном проёме.
— И что всё это значит? — его голос прозвучал более резко, чем он планировал.
Оксана перевернула стейк. На обжаренной стороне проступила идеальная карамельная корочка. Она бросила на сковороду веточку розмарина и раздавленный зубчик чеснока. Аромат стал ещё более насыщенным и сложным. Она взяла бокал и сделала ещё один глоток, повернувшись к нему вполоборота.
— Это значит, что я готовлю ужин, — ответила она так, будто объясняла очевидное умственно отсталому.
Когда стейк был готов, она переложила его на деревянную доску, чтобы он «отдохнул». Накрыла стол. На одну персону. Дорогая тарелка, тяжёлые столовые приборы, салфетка, бокал с вином. Она нарезала мясо поперёк волокон — из него вытек розоватый сок. Выложила куски на тарелку рядом с горкой свежего, заправленного оливковым маслом салата. Села за стол, взяла в руки нож и вилку и отрезала первый кусочек. Она поднесла его ко рту, прожевала медленно, с видимым наслаждением.
Вадим смотрел на эту сцену, и в его душе поднималась мутная волна из ярости и унижения. Он был чужим на этом празднике жизни. Он был зрителем, которого не пригласили даже на галёрку. Он был никем.
— А мне? — вырвалось у него. Жалкий, детский вопрос, который окончательно сорвал с него маску «стратега».
Оксана даже не подняла на него глаз. Она отрезала ещё один кусок мяса, элегантно наколола его на вилку вместе с листком рукколы. Она сделала ещё один глоток вина, наслаждаясь послевкусием. И только потом, так и не посмотрев в его сторону, бросила через плечо фразу, холодную и острую, как хирургический скальпель.
— Милый, ужин — это твой личный проект на сегодня. Вкладывайся в себя с сегодняшнего дня сам. И это касается отныне всего…
