Свадебное платье до сих пор висело в шкафу, аккуратно упакованное в прозрачный чехол. Алина иногда смотрела на него украдкой, словно на артефакт из другой жизни. Той жизни, где Максим клялся сделать её самой счастливой женщиной на свете. Где он вносил её на руках через порог этой самой квартиры — её квартиры, доставшейся от бабушки. Где каждое утро начиналось с поцелуя.
Медовый месяц в Турции пролетел как один долгий, сладкий сон. Максим был внимательным, нежным, предупредительным. Он называл её «солнышком» и «зайкой», фотографировал на каждом шагу, держал за руку даже в очереди к шведскому столу. Алина верила, что так будет всегда.
Реальность началась с первого же понедельника после возвращения.
Максим встал в шесть утра, наспех выпил кофе, который она успела приготовить, и умчался на работу. Алина осталась смотреть на немытую чашку на столе и стопку его вещей на стуле. К вечеру вещей стало больше. Носки у дивана, ремень на спинке кресла, куртка на полу в прихожей. Она собрала всё, развесила, разложила, не сказав ни слова. Может, он просто устал?
— Макс, у нас есть вешалка, — мягко заметила она на третий день, поднимая с пола его джинсы.
— Угу, — отозвался он из-за ноутбука, где шёл какой-то матч. — Извини, солнце, я правда устал. Сделка сегодня была адская.
Сделки были адскими каждый день. Максим работал менеджером по продажам в крупной строительной компании, и действительно приносил домой приличные деньги. Этим он гордился. Этим он оправдывал своё право на отдых после работы — полноценный, безоговорочный отдых на диване с пивом и телевизором.
Алина работала учительницей начальных классов. Она тоже приходила домой выжатая, с больным горлом от постоянных объяснений, с тяжёлой головой от детского шума. Но почему-то ужин готовила всё равно она. И посуду мыла она. И стирку запускала она. И за продуктами ходила она, хотя магазин был по пути от его офиса, а её школа находилась в другом конце района.
— Макс, может, ты заедешь в «Пятёрочку»? — попросила она однажды вечером по телефону. — Мне нужно задержаться, родительское собрание.
— Лин, ну ты же знаешь, я после работы как выжатый лимон, — устало ответил он. — Давай ты по дороге как-нибудь?
— Но мне в другую сторону…
— Ну такси возьми. Я же деньги зарабатываю, трать на себя.
Она не стала спорить. Купила продукты. Приготовила ужин к восьми вечера. Максим поел, поцеловал её в щёку и сказал: «Ты лучшая», а потом вернулся к телевизору, где начинался очередной футбольный матч.
Алина смотрела на его довольную физиономию и думала: может, она преувеличивает? Может, так и должно быть? Он правда много работает. Он правда устаёт. И деньги он приносит хорошие. Может, это справедливая цена за финансовую стабильность?
Но по ночам, когда Максим спал, раскинувшись на три четверти кровати, а она лежала, свернувшись калачиком у края, Алина вспоминала его предсвадебные обещания и чувствовала, как медленно, почти незаметно накапливается ощущение несправедливости.
Настоящий кошмар начался, когда в их жизнь вернулись друзья Максима.
Саня, Димон и Витёк были его корешами со студенческих времён. Шумные, развязные, с вечными шутками ниже пояса и манерой вести себя так, словно весь мир им должен. Максим преображался в их компании — становился громче, грубее, словно надевал маску того парня, каким был в двадцать лет.
Первый раз они заявились в пятницу вечером, без предупреждения.
— Лина, это мои братья! — радостно объявил Максим, распахнув дверь перед тремя физиономиями с пакетами пива. — Ребята, проходите, не стесняйтесь!
Она стояла на кухне в домашних штанах и застиранной футболке, с мокрыми после душа волосами. У неё не было ни грамма косметики на лице. Она планировала тихий вечер с книгой и травяным чаем.
— Макс, ты мог бы предупредить, — тихо сказала она, когда он зашёл на кухню за стаканами.
— Да ладно, солнышко, они же свои! — Он чмокнул её в щёку. — Мы тут посидим, футбол посмотрим. Ты не против?
Это не был вопрос. Это была констатация факта.
— Лина, а можно чего-нибудь пожевать? — заорал из комнаты Витёк. — А то без закуски не идёт!
Максим многозначительно посмотрел на неё. Алина молча достала из холодильника сыр, колбасу, помидоры. Нарезала всё на тарелку. Отнесла в комнату. Четыре пары глаз скользнули по ней и тут же вернулись к экрану.
— О, заруба будет! — Саня потёр руки. — Лин, а ещё пивка можно?
Она принесла пиво. Потом принесла орешки. Потом — тарелку с солёными огурцами. Потом — чипсы, которые она берегла для себя. Каждый раз, проходя мимо, она загораживала экран, и каждый раз слышала недовольное шипение:
— Эй, подвинься!
— Женщина, ты прозрачная?
— Лин, ну серьёзно, мы же смотрим!
Максим ни разу не вступился за неё. Он смеялся вместе с ними, кричал на экран, пил пиво и был абсолютно счастлив. А Алина сидела на кухне, дрожа от унижения и бессильной злости, и слушала, как они ржут над очередной пошлой шуткой.
Друзья ушли за полночь. Максим завалился в кровать и мгновенно уснул. Алина до утра смотрела в потолок, думая о том, что же она сделала не так.
Потом это повторялось снова. И снова. Каждую неделю, иногда по два раза. Саня, Димон и Витёк стали постоянными гостями по пятницам и субботам. А Алина превратилась в обслуживающий персонал. Она носила еду, пиво, вытирала разлитое, собирала окурки с подоконника (хотя в квартире курить было нельзя, но друзья Максима словно не слышали её просьб).
— Макс, давай в следующий раз предупредишь заранее? — попросила она после очередного налёта. — Я хотя бы приготовлю что-то нормальное.
— Да не парься ты, — отмахнулся он. — Им главное — компания и пиво. Никто же не требует от тебя изысков.
— Требует, — тихо сказала она. — Постоянно. То одно принеси, то другое, то третье. Я как официантка.
— Ну они же не со зла, — Максим усмехнулся. — Просто ребята расслабленные. Ты же их знаешь.
— Я их не знаю! — голос Алины сорвался. — Я их видела два раза до свадьбы, и оба раза они были пьяные!
— Не ори, ладно? У меня голова болит.
Она замолчала. Села на край кровати и сжала кулаки так сильно, что ногти впились в ладони.
В следующую пятницу всё повторилось. Максим объявил об очередном визите друзей за час до их прихода. Алина молча полезла в холодильник, проверяя, что есть для импровизированного фуршета. Максим уже расставлял стулья в гостиной, включал телевизор, радостно насвистывал.
Друзья заявились с привычным шумом и хохотом. Сняли кроссовки прямо посреди прихожей, сбросили куртки на её аккуратно развешенное пальто. Саня сразу рухнул на диван, вытянув ноги на журнальный столик, где стояла её любимая ваза — подарок от бабушки.
— Эй, Лина! — заорал он. — Где пиво?
— Сейчас, — процедила она сквозь зубы.
Она носила пиво, закуску, тарелки, салфетки. Она убирала пролитое. Она терпела их взгляды, их шутки, их приказной тон. «Подай», «принеси», «а где соль?», «ты там оглохла?».
Максим сидел среди них и не замечал ничего. Или делал вид, что не замечает.
Кульминация наступила, когда она в очередной раз шла мимо телевизора с тарелкой начос. Витёк не удержался и выкрикнул:
— Да сядь ты уже, корова! Мы ничего не видим!
Воцарилась тишина. Все замерли. Максим медленно повернул голову к другу, но не успел ничего сказать. Алина опустила тарелку на стол. Её руки дрожали. В этот момент оборвался тот последний тоненький канатик терпения, на котором она балансировала все эти месяцы.
— Вон, — тихо сказала она.
— Что? — не понял Витёк.
— ВОН ОТСЮДА! — заорала Алина так, что все подскочили. — ВСЕ! НЕМЕДЛЕННО! ВОН ИЗ МОЕГО ДОМА!
— Лин, ты чего? — Максим встал, протягивая руки примирительным жестом. — Он пошутил, просто…
— Молчать! — Она развернулась к нему, и в её глазах полыхал такой огонь, что он отступил на шаг. — Ты! Ты привёл их сюда! Ты позволяешь им обращаться со мной как с прислугой! Ты сидишь и молчишь, пока они указывают мне, орут на меня, обзывают меня!
— Да ладно, мы не хотели…
— ЗАТКНИСЬ, ВИТЁК!
Саня и Димон уже подхватывали куртки. Витёк попятился к двери, бормоча что-то невнятное. Максим стоял посреди комнаты, бледный, растерянный, словно только сейчас начиная понимать масштаб катастрофы.
Алина захлопнула за друзьями дверь и прислонилась к ней спиной. Дышала тяжело, будто пробежала марафон. Максим осторожно подошёл ближе.
— Лин, я…
— Ещё хоть раз потребуешь от меня прислуживать своим недоделанным дружкам, моментально вылетишь из моей квартиры! Ты понял меня?!
Слова повисли в воздухе. Максим открыл рот, закрыл его. Посмотрел на неё — на свою жену, которую месяц назад обещал сделать счастливой, — и впервые за долгое время действительно увидел её. Увидел усталость в глазах. Увидел обиду в сжатых губах. Увидел, как она дрожит — не от страха, а от ярости и отчаяния.
— Я… я не думал, — пробормотал он. — Прости, я правда не думал, что…
— Вот именно, — Алина смахнула слезу. — Ты не думал. Ты вообще ни о чём не думаешь, кроме своей работы, своего футбола и своих чёртовых друзей.
— Это несправедливо. Я работаю, я приношу деньги…
— И это даёт тебе право превращать меня в служанку?!
Максим замолчал. Посмотрел на разгромленную комнату — пустые банки, крошки, пепел на подоконнике. Потом посмотрел на кухню, где гора грязной посуды ждала своего часа. Потом снова на жену.
— Лин, я… чёрт. Извини. Я правда не понимал.
— Не понимал чего? — голос её стал тише, но от этого не менее твёрдым. — Что унижать человека — это плохо? Что заставлять меня обслуживать твоих гостей, пока они смотрят на меня как на инвентарь — это мерзко? Что твоё молчание, когда они хамят мне — это предательство?
Каждое слово било его сильнее пощёчины. Максим опустился на диван, уткнулся лицом в ладони.
— Я думал, ты не против, — пробормотал он. — Ты же ничего не говорила.
— Я говорила! — Алина подошла ближе, села напротив. — Я просила тебя предупреждать заранее. Я намекала, что мне тяжело. Но ты не слышал. Тебе было плевать.
— Не плевать…
— Плевать, Макс. Признай хотя бы это. Тебе было удобно, и ты не задумывался о том, каково мне. Ты привык, что я всё делаю сама — готовлю, убираю, стираю. Что я не жалуюсь. И ты решил, что можно продолжать в том же духе. Что я стерплю и это.
Максим молчал. Внутри росло тошнотворное чувство стыда. Он вспоминал эти вечера — как Алина сновала туда-сюда с тарелками, как они с друзьями небрежно бросали ей: «Принеси», «Подай». Как они смеялись над своими шутками, не замечая её бледного лица. Как она сидела на кухне, одна, пока они орали в гостиной.
Боже, как же он был слеп.
— Прости, — выдавил он. — Прости, Лина. Я… я был мудаком.
— Был, — согласилась она. — И будешь дальше, если ничего не изменится.
— Я изменю. Обещаю.
— Обещаний у меня уже полный чемодан, — устало сказала Алина. — Ты обещал сделать меня счастливой. Помнишь?
Он помнил. Они стояли под аркой, усыпанной цветами, и он говорил эти слова, глядя ей в глаза. Он искренне верил в них. Он хотел сделать её счастливой. Но где-то по дороге потерял эту цель из виду, увяз в рутине, в усталости, в собственном эгоизме.
— Я всё ещё хочу, — тихо сказал Максим. — Сделать тебя счастливой. Просто… я не знаю, как.
Алина смотрела на него долгим взглядом. Потом кивнула.
— Тогда начни с малого. Убери эту комнату. Вымой посуду. Вынеси мусор. И подумай — очень хорошо подумай — о том, как ты относишься ко мне. Потому что я не буду жить с человеком, который видит во мне только прислугу.
— Я не…
— Видишь, Макс. Может, не осознаёшь, но видишь. Иначе ты бы не позволял своим друзьям обращаться со мной так, как они обращались.
Он хотел возразить, но не смог. Потому что она была права. И это было больнее всего.
Максим встал, молча пошёл на кухню. Включил воду. Начал мыть посуду — неумело, медленно, роняя вилки и заливая пол. Алина смотрела на его спину и чувствовала, как внутри что-то размягчается. Совсем немного. Но размягчается.
Они не разговаривали остаток вечера. Максим убирал комнату, вытирал пол, выносил мусор. Алина сидела в спальне, листая книгу, которую не читала. Она просто смотрела в страницы и думала о том, есть ли у них шанс.
Когда Максим наконец закончил, было далеко за полночь. Он заглянул в спальню. Алина лежала под одеялом, отвернувшись к стене.
— Можно… можно я лягу рядом? — осторожно спросил он.
Она не ответила. Но и не прогнала.
Максим осторожно забрался под одеяло, стараясь не прикасаться к ней. Лежал на краю кровати, глядя в темноту, и впервые за долгое время думал не о работе, не о футболе, не о друзьях. Он думал о женщине, которая спала рядом. О том, как он подвёл её. О том, как много она делает для него, не требуя ничего взамен. О том, как легко он принял это как должное.
— Завтра я позвоню ребятам, — тихо сказал он в темноту. — Скажу, что так больше не пойдёт.
Алина не пошевелилась. Но он чувствовал, что она не спит.
— И я начну помогать тебе по дому. Нормально помогать, не для галочки. Ты не должна всё тащить на себе.
Молчание.
— И я никогда больше не позволю никому оскорблять тебя в нашем доме. В твоём доме, — поправился он.
— В нашем, — тихо отозвалась Алина, всё ещё не поворачиваясь. — Это наш дом, Макс. Если ты хочешь, чтобы он оставался нашим.
— Хочу, — он сглотнул комок в горле. — Очень хочу.
Она повернулась к нему. В темноте он не видел её лица, но чувствовал её взгляд.
— Тогда докажи, — сказала она. — Не словами. Делом.
— Докажу, — пообещал он. И впервые за долгое время это обещание не было пустым звуком.
Утро началось с того, что Максим встал раньше жены. Приготовил кофе. Поставил чашку на её тумбочку. Алина открыла глаза и удивлённо посмотрела на него.
— Доброе утро, — сказал он. — Извини, если кофе не очень. Я… не мастер в этом деле.
Она села, взяла чашку. Сделала глоток. Кофе действительно был так себе — слишком крепкий, слегка горчил. Но Алина улыбнулась. Впервые за много недель улыбнулась настоящей, тёплой улыбкой.
— Спасибо, — сказала она.
И Максим понял, что это только начало. Что впереди долгий путь, на котором ему придётся учиться заново — учиться видеть её, слышать её, уважать её. Учиться быть мужем не на словах, а на деле.
Но он готов был пройти этот путь. Потому что она того стоила.
В воскресенье позвонил Саня.
— Макс, чё вчера было? Лине совсем крышу снесло, да?
— Нет, — спокойно ответил Максим. — Слушай, нам надо поговорить. Наши посиделки… они будут проходить по-другому. Или в баре. Или у вас. Но если у меня дома — то с уважением к моей жене. Иначе вообще никак.
— Ты чё, под каблуком? — хмыкнул Саня.
— Нет, — ответил Максим, глядя на Алину, которая на кухне резала овощи для салата. — Это моя жена, которую я люблю. И я не собираюсь это терять из-за пива и футбола.
Саня что-то буркнул и бросил трубку. Максим не расстроился. Настоящие друзья поймут. А те, кто не поймёт — значит, и друзьями не были.
Он подошёл к Алине, обнял её со спины.
— Что готовим?
— Овощное рагу, — она прислонилась к нему затылком. — Хочешь помочь?
— Хочу, — сказал он. И это было правдой.
Они готовили вместе. Смеялись над его неумелыми попытками нарезать морковь ровными кружочками. Ругались из-за того, сколько соли добавлять. Ели рагу за маленьким кухонным столом, глядя друг другу в глаза.
И Максим думал о том, что счастье — это не громкие обещания под венцом. Это мелочи. Общий ужин. Мытьё посуды вдвоём. Утренний кофе. Уважение. Внимание. Готовность меняться.
А ещё — способность вовремя понять, когда ты был не прав. И не побояться это признать.
Свадебное платье всё ещё висело в шкафу. Но теперь, глядя на него, Алина видела не артефакт из прошлого. Она видела начало. Начало долгого пути, на котором они оба учились быть вместе. По-настоящему вместе.
И, может быть, это было важнее всех обещаний мира.
