Чёрный автомобиль беззвучно остановился у массивных кованых ворот. За ними начинался короткий тупик из восьми одинаковых, добротных домов, отгороженных от остального мира высоким кирпичным забором.
Маленькое, самодостаточное королевство.
Охранник в форменной куртке, скучающий в своей стеклянной будке, лениво подошёл к тонированному водительскому окну.
— Вы к кому? — спросил он, заранее уверенный, что знает в лицо всех, кто здесь живёт или бывает.
Екатерина Сергеевна опустила стекло.
— К себе.
Её взгляд был устремлён поверх его головы, на черепичную крышу дома в самом конце улицы. Того самого.
Тридцать два года. Целая жизнь. Она не была здесь с того самого промозглого ноябрьского дня, когда Виктор Петрович, её отчим, лично вытолкал её за эти ворота с одним дешёвым чемоданчиком.
— Я вас не знаю, — нахмурился охранник, вглядываясь в незнакомое, властное лицо. — Назовите фамилию и адрес, к кому приехали.
— Скоро узнаешь, — ровно ответила она.
В наушнике охранника раздался сухой щелчок и приказ, от которого он выпрямился и отступил на шаг. Ворота медленно, без скрипа, поползли в сторону.
Машина плавно двинулась по идеально ровному асфальту улицы её детства. Екатерина вела сама, медленно, почти смакуя каждый метр.
Вот дом номер три. Там жила тётя Валя, Валентина Петровна, родная сестра отчима, со своим вечно недовольным мужем и сыном. В тот день она стояла у окна, плотно сжав губы, и провожала её взглядом, полным праведного осуждения.
Дом номер пять. Дядя Игорь, Игорь Петрович, младший брат отчима. Он тогда стоял на крыльце, курил и одобрительно кивал старшему брату. Мол, всё правильно делаешь, давно пора было.
Екатерина вела машину, а в голове, как на старой киноплёнке, проносились лица. Все они были здесь. Вся его родня. Все получили по дому от щедрот Виктора Петровича, когда он, удачно овдовев, стал полноправным хозяином состояния её матери. Все они были его семьёй. Его кланом. А она была чужой.
Она остановилась у последнего, самого большого дома. Её дома.
Сад был ухожен до фанатизма, на идеально подстриженном газоне не было ни единого сорняка. Из-за угла, опираясь на трость, показался седой, но всё ещё прямой и крепкий старик. Виктор Петрович. Ему было уже под восемьдесят, но хватку он не растерял.
Он смерил взглядом дорогую машину, потом женщину, вышедшую из неё. В её фигуре, в дорогом кашемировом пальто, в том, как она держала голову, было что-то смутно знакомое, но он не мог уловить, что именно.
— Вы что-то хотели? — его голос был таким же властным, как и тридцать лет назад. Голос хозяина.
Екатерина сняла тёмные очки. Она смотрела прямо на него, в его выцветшие, холодные глаза.
— Узнаёте, Виктор Петрович?
Он вглядывался несколько долгих секунд. Его лицо медленно менялось: от недоумения к узнаванию, а затем скривилось в брезгливой, злой гримасе.
— Катька? Какими судьбами? Подачки просить приехала? Пронюхала, что я ещё жив?
Она усмехнулась. Краешком губ.
— Наоборот. Я приехала сделать вам предложение.
— Мне? — он расхохотался, коротким, лающим смехом. — Ты? Мне? Какое предложение ты можешь мне сделать, оборванка?
Екатерина обвела взглядом его дом, потом соседние. Она знала, что в окнах уже мелькают любопытные лица. Спектакль начался.
— Я хочу выкупить эту улицу. Всю. Вместе с вашими жалкими секретами, которые вросли в стены этих домов.
Старик перестал смеяться. Он смотрел на неё, пытаясь понять, шутит она или окончательно повредилась в уме за эти годы.
— Убирайся отсюда, — процедил он, сжимая набалдашник трости.
— Я уже уходила однажды, — спокойно ответила Екатерина. — Больше не уйду. Мой помощник свяжется с каждым из жильцов в ближайшие дни. С вами он свяжется в последнюю очередь.
Она села в машину.
— Подумайте над ценой, Виктор Петрович, — сказала она в приоткрытое окно. — Хотя ваша цена мне и так известна.
Машина бесшумно развернулась и так же медленно покатила к воротам, оставляя старика одного посреди его крошечного, рушащегося на глазах королевства.
Виктор Петрович смотрел ей вслед, пока ворота не закрылись. Воздух вокруг него, казалось, загустел. Занавески на окнах соседних домов шевелились, как жабры испуганных рыб.
Он резко развернулся и, стуча тростью, направился к дому номер три, где жила его сестра Валентина. Дверь ему открыл её сын, сорокалетний оболтус Олег.
— Дядя Витя? А что за цирк тут был? Что за дама на такой тачке?
— Мать зови, — бросил Виктор Петрович, отталкивая его с дороги. — И Игоря пусть набирает. Живо!
Через десять минут на кухне у Валентины собрался экстренный семейный совет. Новости и фотографии машины разлетелись по улице через мессенджеры быстрее, чем старик успел дойти до дома.
— Она с ума сошла, — уверенно заявила Валентина Петровна, разливая по чашкам валерьянку. — Выкупить улицу… Откуда у неё такие деньги? Она же на вокзале ночевала, когда уехала.
— Машина стоит, как три наших дома, — веско вставил своё слово Игорь Петрович, которого срочно вызвали. — Я в этом разбираюсь. Это не шутки.
Виктор Петрович стукнул кулаком по столу.
— Цыц! Я сказал! Никто ничего не продаёт. Никто с ней и её людьми не разговаривает. Это моя земля. Я вам эти дома дал, я их и заберу, если кто-то дёрнется. Все меня поняли?
Он обвёл всех тяжёлым взглядом. Они привыкли ему подчиняться. Десятилетиями. Но сегодня в их глазах он впервые увидел не только страх, но и жадный блеск.
— А что за секреты она имела в виду? — тихо спросила Вероника, дочь Игоря, бледная девушка с затравленным взглядом.
— Больная фантазия! — рявкнул отчим. — Она всегда была со странностями. Вы же помните. После смерти матери совсем с катушек съехала.
Они помнили. Помнили тихую девочку, которая после смерти матери стала для них живым укором. Которая мешала.
На следующий день ровно в десять утра к дому номер три подъехало такси бизнес-класса. Из него вышел молодой человек в идеально скроенном костюме с кожаным портфелем в руках.
Он уверенно подошёл к двери и позвонил. Открыла сама Валентина.
— Здравствуйте, Валентина Петровна. Меня зовут Кирилл, я помощник Екатерины Сергеевны. Можно уделить вам десять минут?
— Я ни с кем разговаривать не буду! — выпалила она, пытаясь закрыть дверь.
Кирилл мягко придержал дверь рукой.
— Я бы настоятельно советовал. Речь пойдёт о долговых обязательствах вашего сына Олега.
Насколько я знаю, сумма там уже перевалила за десять миллионов, и кредиторы — люди очень нетерпеливые. Екатерина Сергеевна потратила немало времени и средств, чтобы собрать эту информацию.
Валентина замерла. Её лицо стало землистого цвета.
— Откуда вы…
— Екатерина Сергеевна предлагает вам три рыночные стоимости за ваш дом. Этого с лихвой хватит, чтобы закрыть долги Олега, купить ему и вам по квартире в городе и безбедно жить на проценты.
Подумайте. Это не просто деньги. Это билет в другую жизнь, где вам не придётся каждую ночь вздрагивать от звонков.
Он протянул ей визитку.
— У вас есть двадцать четыре часа. Если вы согласитесь первой, к сумме добавится премия. За смелость.
Кирилл вежливо кивнул и ушёл. В тот же день он обошёл все дома. Кроме дома Виктора Петровича.
Дяде Игорю он намекнул на предстоящую налоговую проверку его небольшого бизнеса, которая выявит пару очень интересных схем.
Семье из седьмого дома, у которых подрастал сын-студент, он предложил оплату его обучения и проживания в любом вузе мира.
Каждому он принёс не просто деньги. Он принёс решение их главной, самой постыдной проблемы. Той, о которой не говорили вслух даже друг с другом. Улица зажужжала, как растревоженный улей.
Вечером на улице было непривычно оживлённо. Виктор Петрович из своего окна видел, как Игорь что-то яростно доказывал своей жене. Как из дома номер семь доносились возбуждённые голоса.
Но больше всего его беспокоила Валентина. Она сидела одна на крыльце и курила. Её сын Олег крутился рядом, что-то говорил, но она будто не слышала.
Старик чувствовал, как власть, незыблемая, как фундамент его дома, начинает крошиться.
Ровно за час до истечения срока, в девять утра, в кармане Кирилла завибрировал телефон.
— Я слушаю, Валентина Петровна.
— Я согласна, — голос женщины был глухим, но твёрдым.
— Отлично. Я сейчас подъеду с предварительным договором и авансом.
Через двадцать минут Кирилл снова звонил в дверь третьего дома. Валентина провела его в гостиную, где на диване сидел Олег, вжав голову в плечи. Кирилл положил на стол папку и небольшой кейс.
— Договор о намерениях. Сумма, условия. После подписания — аванс. Сто тысяч долларов. Наличными.
Он открыл кейс. Олег сглотнул. Валентина взяла ручку. В этот момент в дверь без стука вломился Виктор Петрович.
— Валя, ты что удумала?! — он увидел бумаги, деньги, его лицо побагровело. — Я запрещаю!
Валентина медленно подняла на него глаза. В них не было страха.
— Вы мне больше ничего не можете запретить, Виктор Петрович. Это мой дом. И мой сын.
— Я дал тебе этот дом! — взревел он. — Я приютил тебя, сестру!
— Вы приютили нас, чтобы у вас была прислуга и верные рабы, — ровно ответила она. — Хватит.
Она твёрдо поставила свою подпись. Виктор Петрович понял, что проиграл.
— Ты пожалеешь, — прошипел он. — Все вы ещё приползёте ко мне, когда она вышвырнет вас на улицу, как когда-то вы просили меня вышвырнуть её!
Он хлопнул дверью. Кирилл передал кейс Валентине.
— Екатерина Сергеевна просила передать, что вы можете жить в доме, пока не найдёте новое жильё.
Когда он вышел, его уже ждал Игорь Петрович.
— Я тоже хочу поговорить, — сказал он, нервно оглядываясь. — Какие гарантии?..
— Полные, — ответил Кирилл. — Екатерина Сергеевна решает проблемы. Не создаёт их.
Первый камень был вынут. Плотина начала рушиться. К вечеру того же дня сдались ещё трое. Эффект домино был запущен.
Екатерина наблюдала за этим из панорамного окна своего номера.
— Они ломаются даже быстрее, чем мы предполагали, — сказал Кирилл, войдя в номер.
— Они не ломаются. Они просто показывают свою истинную цену, — покачала головой Екатерина. — Они боятся потерять то, что он им дал. Эти дома — их клетки. Красивые, удобные, но клетки.
— А что с главным домом? — спросил Кирилл. — Тот, что по документам всё ещё числится на вашей матери.
— А вот это, Кирилл, и есть главный секрет этой улицы, — Екатерина повернулась к нему. — Он не просто выгнал меня. Он подделал завещание моей матери. Но тогда я не могла это доказать.
Этот дом, эта земля — всё должно было отойти мне. Он это знал. И они все это знали. Был старый нотариус, друг мамы.
Он не пошёл на подлог, но отчим пригрозил его семье. Нотариус уехал, но перед этим успел сделать и заверить копию настоящего завещания.
Он нашёл меня только десять лет назад, перед своей смертью, и всё отдал. Сказал, что это его долг перед памятью моей матери.
Кирилл присвистнул.
— Так вот почему они так легко согласились вас выставить. Они были соучастниками.
— Именно. Их молчание было ценой моего изгнания. А теперь я пришла забрать своё. С процентами.
На третий день Виктор Петрович понял, что остался один. Его империя рухнула. Раздался звонок в дверь. Он знал, кто это. На пороге стоял Кирилл.
— Виктор Петрович, — вежливо произнёс он. — Теперь мы можем поговорить и с вами.
— Мне не о чем с вами говорить, — прохрипел старик.
— Боюсь, что это уже не вам решать, — спокойно ответил Кирилл, протягивая ему папку. — Екатерина Сергеевна не делает вам предложения. Она ставит вас в известность.
Виктор Петрович дрожащей рукой взял бумаги. На первом листе была копия завещания. Настоящего.
— Здесь два варианта, — продолжил Кирилл. — Первый: вы съезжаете в течение недели. Молча. Взамен Екатерина Сергеевна не даёт ход делу о мошенничестве. Вы просто исчезаете.
Он сделал паузу.
— Второй вариант: вы отказываетесь. И тогда прямо сейчас я вызываю полицию. И остаток своих дней вы проведёте, давая показания. Выбор за вами.
Эпилог
Неделю спустя, ранним утром, к воротам посёлка подъехало старое такси. Из дома в конце улицы вышел Виктор Петрович.
Он был один. С небольшим картонным чемоданом в руке. Он не оглядывался. Новый охранник молча открыл ему ворота.
Машина скрылась за поворотом. Эпоха Виктора Петровича закончилась не громом, а жалким, едва слышным скрипом.
Прошло полгода. Улица изменилась. В домах, выкупленных Екатериной, поселились её люди. Не родственники по крови, а те, кого она считала своей настоящей семьёй.
Врач, который когда-то спас её. Старый профессор, ставший её наставником. Молодая семья её лучшего партнёра. Люди, проверенные не застольями, а бедами.
В один из тёплых осенних дней Екатерина впервые за тридцать два года вошла в свой дом как хозяйка.
Она медленно прошла по комнатам. Вот пианино, на котором её учила играть мама. Вот кресло, в котором отец читал ей сказки. На стене в гостиной висел портрет матери. Екатерина подошла и провела рукой по холсту.
— Я дома, мама, — тихо сказала она. В этих словах не было ни боли, ни триумфа. Только констатация факта.
Она вышла в сад. Старая яблоня, которую они сажали вместе с отцом, всё так же стояла на своём месте. Екатерина села на скамейку под ней. С соседних участков доносились голоса, смех, звуки жизни.
К ней подошёл Кирилл с двумя чашками травяного чая.
— Всё улажено, Екатерина Сергеевна. Улица полностью ваша.
— Спасибо, Кирилл.
— Вы добились всего, чего хотели, — сказал он. — Вы победили.
— Я не воевала, — спокойно ответила Екатерина. — Воюют за чужое. А я просто вернула своё.
Тридцать лет я строила себя по кирпичику на руинах, в которые они меня выбросили. А потом я просто построила дом из этих кирпичей.
Здесь. Победа — это не когда ты разрушаешь мир врага. А когда ты строишь свой собственный мир на расчищенном месте.
Она смотрела на дома, на свет в их окнах, на людей, которые стали её новой семьёй. Она не просто выкупила улицу.
Она выкупила своё прошлое, чтобы построить будущее. И это будущее только начиналось.
