— Я тут посчитал, — начал он деловым тоном, не отрывая взгляда от светящегося экрана, — твои доходы в этом месяце упали на пятнадцать процентов. Мне это не нравится.
Лиза замерла на пороге, с ключом, всё ещё зажатым в остывших пальцах. Звук его голоса, спокойного, почти менторского, не сразу вписался в привычную картину вечера. Она только что вошла, принеся с собой с улицы запах сырого асфальта и выхлопных газов — аромат её второго рабочего дня. Ноги гудели тупой, ноющей болью, а в голове стоял монотонный гул от восьми часов, проведённых за кассой супермаркета после основной работы в офисе. Она мечтала только об одном: сбросить туфли, залезть под горячий душ и перестать существовать хотя бы на десять минут.
Егор сидел к ней спиной, в кресле, которое они покупали вместе два года назад. Сидел в своей обычной позе «гения в работе»: чуть ссутулившись, он склонился над ноутбуком, и мягкий свет экрана выхватывал из полумрака комнаты его сосредоточенное лицо и затылок. Эта картина была для Лизы привычной. Она видела её каждый вечер на протяжении последних шести месяцев, с тех пор как Егор объявил, что уходит с «бесперспективной работы на дядю» и запускает свой собственный, революционный стартап.
Он не обернулся. Он просто продолжил, словно обращался не к живой, измотанной женщине, а к нерадивому сотруднику на отчётном совещании.
— Мне для проекта нужен новый системный блок, более мощный. Этот уже не тянет рендеринг и сложные вычисления. А с такими темпами, с падением финансирования, я его не куплю. Проект встанет.
Финансирование. Он назвал её зарплату «финансированием». Лиза медленно, почти на автомате, закрыла за собой дверь. Щелчок замка прозвучал в комнате оглушительно громко. Она молча сняла туфли, поставив их на коврик. Каждый сустав в её ступнях отзывался протестующим скрипом. Она сделала несколько шагов по мягкому ковру, подходя к нему со спины, и заглянула через его плечо на экран.
Там, во всей своей абсурдной красе, сияла таблица в Excel. Аккуратные столбцы с датами, цифры её зарплаты, её премий, её выплат за смены в магазине. Всё было скрупулёзно подсчитано и сведено в единый график. И в конце, красным цветом, был выделен итоговый результат за последний месяц и рядом — пугающая цифра «-15%». Он не просто жил на её деньги. Он вёл их учёт. Он анализировал её производительность.
И в этот момент что-то внутри Лизы, какая-то туго натянутая струна, отвечавшая за терпение, самоконтроль и женскую мудрость, с сухим треском лопнула. Она не закричала. Она рассмеялась.
Это был не весёлый, не радостный смех. Это был резкий, почти лающий звук, вырвавшийся из самой глубины её лёгких. Холодный, колючий смех, полный такого презрения, что Егор вздрогнул и наконец обернулся. На его лице было написано искреннее недоумение. Он не понимал, что смешного в серьёзном финансовом анализе.
Лиза отсмеялась так же резко, как и начала. Смех оборвался, и на его месте осталось пустое, выжженное поле ледяного спокойствия. Она посмотрела ему прямо в глаза, в его красивые, карие глаза, которые сейчас выражали лишь растерянность и лёгкое раздражение от того, что его прервали.
— Тебе не хватает? — переспросила она. Голос её был тихим, но в нём не было ни капли тепла. — Серьёзно? Моему великому бизнесмену не хватает денег на игрушки?
Его недоумение было неподдельным, как у профессора, чью гениальную лекцию прервал идиотским вопросом студент-первокурсник. Он даже слегка нахмурился, пытаясь вернуть разговор в конструктивное, как ему казалось, русло.
— Лиза, это не вопрос «хватает» или «не хватает». Это вопрос динамики. Проект должен расти, а для этого нужны инвестиции. Постоянные. Падение поступлений на пятнадцать процентов — это тревожный сигнал для любого инвестора. Это ставит под угрозу всю дорожную карту проекта.
Инвестор. Дорожная карта. Он произносил эти слова с такой весомостью, будто за его спиной стоял совет директоров, а не гора немытой посуды в раковине и три сезона сериала про викингов, просмотренные за последние два дня. И этот его менторский, снисходительный тон, адресованный ей, женщине, которая только что отстояла смену на ногах, чтобы «инвестор» мог спокойно сидеть в кресле, стал последней каплей.
Лёд в её взгляде треснул. Но из-под него хлынула не горячая лава истерики, а что-то гораздо более страшное — холодная, концентрированная, как кислота, ярость. Она смотрела на него, и в её взгляде не было больше ни усталости, ни удивления. Там было что-то похожее на брезгливое любопытство патологоанатома, изучающего особенно запущенный случай.
— Скажи мне, Егор, а твой сегодняшний рабочий день был продуктивным? — спросила она так же тихо, но теперь в её голосе появилась сталь. — Ты провёл важные переговоры? Просчитал риски? Составил новый бизнес-план? Судя по запаху вчерашней пиццы в гостиной и трём пустым кружкам из-под кофе на журнальном столике, твой мозг работал на пределе возможностей.
Она сделала шаг вперёд, и он инстинктивно вжался в кресло. Её тень упала на него и на светящийся экран ноутбука, искажая его идеальные графики.
— Может ты сам уже перестанешь делать вид, что ты великий бизнесмен и хоть что-то начнёшь делать для нашей семьи, а не только ждать, что я сама обеспечу нас?!
Её голос не сорвался на крик, он просто набрал силу, заполнив собой всё пространство комнаты, как нарастающий гул.
— Этот твой «стартап»! Эта твоя великая бизнес-империя, которая существует только на экране этого ноутбука с восьми до девяти вечера, ровно в тот промежуток, пока я иду от метро до дома! Ты думаешь, я не знаю, что ты делаешь днём? Думаешь, я не вижу историю просмотров в браузере? Фильмы, сериалы, ролики про смешных котов — вот твоя «сложная аналитическая работа»!
Он открыл рот, чтобы что-то возразить, чтобы, вероятно, снова заговорить о «фазах проекта» и «необходимости креативного отдыха», но она не дала ему вставить ни слова. Её ярость была сфокусированной и била точно в цель, без промаха.
— Я прихожу домой, и от меня пахнет хлоркой, которой моют полы в этом проклятом магазине. У меня в ушах до сих пор пищание сканера. Я улыбаюсь сотням чужих людей, потому что мне нужно заработать ещё немного денег на твой «проект». А ты сидишь здесь, в чистой квартире, которую я убираю по воскресеньям, и составляешь графики падения моих доходов! Ты смеешь говорить мне о «финансировании»?!
Она наклонилась к нему совсем близко, и он увидел в её глазах своё собственное растерянное, жалкое отражение.
— Так вот, инвестор. У меня для тебя деловое предложение. Чтобы твоя дорожная карта не страдала от таких вот неприятных просадок. Завтра я иду и увольняюсь со второй работы. С той самой, которая портит твою красивую статистику. И мы посмотрим, как твой бизнес-план отреагирует на падение доходов не на пятнадцать, а на все пятьдесят процентов. Проанализируй это, гений.
Угроза, брошенная ему в лицо, была похожа на пощёчину. На секунду в глазах Егора мелькнул почти животный страх — инстинктивная реакция сытого, домашнего зверя, которому впервые показали пустую миску. Но это длилось лишь мгновение. Страх быстро утонул, сменившись чем-то другим. Уголки его губ, только что растерянно приоткрытых, медленно опустились и сжались в тонкую, презрительную линию. Он медленно, с демонстративной аккуратностью закрыл крышку ноутбука. Глухой щелчок пластика прозвучал как выстрел стартового пистолета. Он начал свою контратаку.
Он встал. Не резко, а плавно, распрямляя плечи, словно сбрасывая с себя личину занятого гения и облачаясь в доспехи оскорблённого достоинства. Теперь он смотрел на неё сверху вниз, и эта смена физического положения мгновенно изменила динамику их поединка. Он больше не был провинившимся мальчишкой, пойманным за просмотром сериалов. Он был мыслителем, стратегом, которого пытается поучать недалёкая прислуга.
— Понятно, — произнёс он холодно и спокойно. Эта была его любимая тактика — убивать эмоции оппонента ледяным безразличием. — Значит, вот так. Саботаж. Мелкий, бытовой бунт. Я, признаться, ожидал от тебя большего. Думал, ты способна мыслить хотя бы на два шага вперёд.
Он сделал паузу, давая яду впитаться. Он видел, как она стоит, не двигаясь, её лицо — застывшая маска. Он ошибочно принял её неподвижность за растерянность и продолжил, набирая обороты.
— Ты действительно думаешь, что твоя работа в магазине — это основа нашего благосостояния? Эти копейки, которые ты приносишь, униженно улыбаясь каждому покупателю? Лиза, очнись. Это не деньги, это пыль. Балласт. Я терплю это унижение, я позволяю тебе заниматься этой ерундой только потому, что это временная мера. Необходимое зло на пути к настоящей цели. А ты вцепилась в эту свою «вторую работу» как в спасательный круг, потому что у тебя мышление бедняка. Ты боишься больших денег, боишься успеха. Моего успеха.
Он начал ходить по комнате, заложив руки за спину. Это была его излюбленная поза «мыслителя в раздумьях». Шаг вперёд, разворот, шаг назад. Каждое движение было выверено и театрально.
— Мой проект — это не новый компьютер и не красивые графики. Это наше будущее! Будущее, в котором тебе не придётся считать сдачу в вонючем супермаркете. Будущее, где мы сможем позволить себе всё. Но чтобы построить это будущее, мне нужна поддержка. Не финансовая, пойми ты наконец! Мне нужна вера! Мне нужен тыл, где я могу спокойно генерировать идеи, а не отчитываться за каждый потраченный рубль перед бухгалтером в твоём лице! А что делаешь ты? Ты ставишь мне ультиматумы. Ты угрожаешь отобрать у меня этот жалкий ручеёк, вместо того чтобы помочь мне прорыть канал к океану.
Он остановился прямо перед ней, его глаза горели праведным, как ему казалось, гневом.
— Так что давай. Иди и увольняйся. Знаешь что? Это даже к лучшему. Это будет пивот. Резкая смена стратегии. Отсутствие твоего «стабильного дохода» заставит меня искать настоящие, крупные инвестиции. Это заставит меня выйти из этой зоны комфорта, в которую ты нас так старательно загоняешь своим мещанством. Так что спасибо. Своим мелким шантажом ты, возможно, оказала моему проекту неоценимую услугу. Посмотрим, как быстро я найду деньги, когда меня перестанет тянуть на дно твой страх и твоя мелочность.
Она слушала его молча. Всю его тираду о больших деньгах, о её мещанстве и мелочности она впитывала, стоя на том же самом месте. Её лицо ничего не выражало. Ярость, которая несколько минут назад кипела в ней, схлынула, уступив место тотальной, выжженной пустоте. Она больше не видела в нём ни мужа, ни близкого человека. Она видела перед собой чужой, незнакомый объект, издающий набор бессмысленных звуков. Его пафосные жесты, его горящий праведным гневом взгляд — всё это казалось ей плохой актёрской игрой в дешёвом театре. И когда он наконец замолчал, ожидая её реакции — слёз, мольбы, признания его правоты, — она лишь едва заметно кивнула.
— Ты прав, — произнесла она спокойным, почти безжизненным голосом, в котором не было и тени сарказма. — Ты абсолютно прав. Это действительно отличная идея. Для твоего проекта нужен решительный пивот.
В его глазах на мгновение мелькнуло торжество. Он победил. Он донёс свою мысль, пробил стену её бытового упрямства своей железной логикой. Он уже открыл рот, чтобы великодушно развить свою мысль, возможно, даже похвалить её за проблеск понимания, но она продолжила, не дав ему этого сделать.
— Поэтому я не стала ждать завтра. Я уже всё сделала.
Она говорила так, словно зачитывала сводку погоды. Сухо, отстранённо, констатируя факты, которые уже произошли и не подлежат изменению.
— Я уволилась. Ещё днём, сразу после основной работы зашла и написала заявление. Так что твой прогноз сбылся — минус пятьдесят процентов финансирования. Можешь внести корректировки в свою таблицу.
Он самодовольно усмехнулся. Всё шло по его сценарию. Она подчинилась.
— Вот видишь. Это было не так уж и сложно. Теперь ты…
— А ещё я поговорила с хозяином квартиры, — так же ровно перебила она его. — Ты же знаешь, договор оформлен на меня. Я объяснила ему ситуацию. Мы расторгаем договор. У нас есть ровно неделя, чтобы собрать вещи и съехать.
Улыбка сползла с его лица. Он смотрел на неё, и до него медленно, как до жирафа, начал доходить смысл сказанного.
— Что значит «мы»? — прохрипел он.
Она впервые за весь разговор посмотрела на него так, словно действительно увидела. И в её взгляде не было ничего, кроме холодного, безразличного сожаления, какое испытывают к неудачному эксперименту.
— Прости. Оговорилась. У тебя есть неделя, чтобы собрать вещи и съехать. Я свою часть вещей уже перевезла к подруге на выходных. Пока ты был погружён в свой креативный отдых.
Он замер, превратившись в статую. Его мозг отчаянно пытался обработать информацию, но она не укладывалась в его картину мира. Это был сбой в матрице, системная ошибка, которую его гениальный процессор не мог просчитать.
— И последнее, — добавила Лиза, словно вспомнив о какой-то незначительной детали. — Насчёт инвестиций и выхода из зоны комфорта. Я решила начать с малого. С экономии. Поэтому час назад, по дороге домой, я зашла в офис провайдера и расторгла договор на обслуживание. Так что можешь не проверять. Интернет уже отключён. Считай это своим первым шагом в мир больших денег, где нет места мелочности. Стартовый капитал, так сказать, сэкономлен. Но только для меня!
Она замолчала. И в этой пустоте он наконец взорвался. Это был не гнев стратега, не холодная ярость мыслителя. Это был визг паникующего, загнанного в угол существа. Он что-то кричал про предательство, про то, что она всё разрушила, что она сломала ему жизнь прямо на пороге великого успеха.
Лиза не слушала. Она спокойно развернулась, прошла мимо него, вошла в спальню и достала из шкафа заранее собранную спортивную сумку. Он всё ещё кричал ей в спину какие-то бессвязные обвинения, но его голос уже тонул в гулкой пустоте квартиры, которая всего за несколько минут перестала быть их домом и превратилась для него в ловушку с тикающим таймером. Она молча накинула на плечо ремень сумки. Его крики были для неё не более чем фоновым шумом, звуковым сопровождением титров к фильму, который для неё был уже окончательно закончен…
