— У него нет денег, да?
Голос Лиды был ровным, лишённым всякой эмоции, и от этого он казался острее отточенного ножа. Она не смотрела на мужа. Её взгляд был прикован к глянцевому листу фотобумаги, лежавшему на кухонном столе. Она постучала по нему ногтем, и сухой щелчок прозвучал в утренней тишине кухни оглушительно громко.
Вадим оторвался от своей чашки с кофе и посмотрел на распечатку. С фотографии на него весело скалился его младший брат Слава. Он обнимал за талию какую-то длинноногую девицу с надутыми губами, и делал он это на фоне узнаваемого интерьера одного из самых дорогих ресторанов города. Снимок был свежим, вчерашним.
— Лид, ну что ты начинаешь… — Вадим устало провёл рукой по лицу. — Опять ты его страницу мониторишь. Зачем тебе это?
— Чтобы не забывать, как выглядит мой миллион, — она наконец подняла на него глаза. Спокойные, тёмные, безразличные. — Миллион, который он взял у меня. Из моих личных сбережений, которые я копила ещё до нашей с тобой свадьбы. Он сказал, что ему нужна машина для работы. Я поверила. Прошёл год. Машина есть. Работы, видимо, тоже хватает — возить по кабакам вот это. А денег вернуть, значит, нет?
Она говорила так, словно зачитывала протокол. Ни одного лишнего слова, ни одной дрогнувшей нотки. Вадим почувствовал, как по спине пробежал холодок. Он знал эту её интонацию. Она означала, что точка невозврата пройдена.
— Ну, Лида, ты же знаешь Славу… Он молодой, ему надо жизнь устраивать, как-то… — начал он свою привычную, заученную мантру, но она не дала ему закончить.
— Его жизнь меня не волнует. Меня волнуют мои деньги. — Она отодвинула фотографию и положила на её место другой лист, достатый из аккуратной пластиковой папки. Это был их экземпляр договора займа. Простой, составленный без юристов, но подписанный рукой Славы. Его размашистая, самодовольная подпись теперь выглядела как насмешка. — Я вошла в его положение год назад, когда он клялся, что начнёт отдавать через три месяца. Я вошла в положение полгода назад, когда ты просил меня ещё подождать. Я входила в положение каждый раз, когда видела его новые часы или очередную поездку за город. Хватит. Моё положение меня теперь волнует гораздо больше.
Вадим молчал. Что он мог сказать? Что брат снова звонил вчера и жаловался на жизнь, на то, что «бабки утекают сквозь пальцы» и «сейчас совсем не время»? Что он, Вадим, снова пообещал «всё уладить»?
— Я хочу, чтобы ты это передал ему, — продолжила Лида, её голос стал ещё тише, ещё твёрже. — Сегодня. У него есть время до вечера пятницы. Ровно три дня. Он должен принести сюда первые пятьдесят тысяч рублей. Наличными. И положить их вот на этот стол.
Она снова постучала ногтем по столешнице.
— А если нет? — выдавил из себя Вадим, понимая всю глупость своего вопроса.
— А если нет, то в понедельник утром этот договор будет не у юриста. Не надейся. Будет кое-что поинтереснее. — Она сделала паузу, давая ему осознать смысл сказанного. — Пусть он потом не обижается. И не говорит, что я не предупреждала. А ты, Вадим, реши для себя одну простую вещь. Чьи интересы ты сейчас защищаешь: мои или своего гуляки-брата? Потому что дальше сидеть на двух стульях у тебя не получится. Один я сегодня из-под тебя выбью.
Он вернулся поздно вечером, когда город за окном уже зажёг свои огни. Лида слышала, как он возится в прихожей дольше обычного, как нарочито громко щёлкнул замок. Это была плохая актёрская игра, рассчитанная на то, чтобы она поверила в его усталость, а не в его трусость. Она не двигалась с места. Она сидела в том же кресле в гостиной, с той же книгой в руках, что и два часа назад, и не прочитала ни страницы.
Вадим вошёл в комнату, стараясь не смотреть в её сторону. Он прошёл к бару, плеснул себе в стакан виски. Жест был для него нетипичным, театральным.
— Я поговорил со Славой, — произнёс он наконец, повернувшись к ней спиной.
Лида молча ждала, не отрывая взгляда от его напряжённой спины. Она давала ему возможность самому выбрать слова, самому вырыть себе яму.
— В общем, он всё понимает, — Вадим сделал большой глоток. — Конечно, он всё вернёт, до копейки. Ты же знаешь, он парень честный. Просто… сейчас у него действительно сложный период. Бизнес не пошёл, там какие-то вложения прогорели… Он просит ещё немного времени. Пару месяцев. И сразу начнёт отдавать, крупными частями.
Он говорил быстро, сбивчиво, словно боялся, что она его прервёт. Но она не прерывала. Она дала ему договорить до конца, вывалить всю эту жалкую, заранее сочинённую ложь. Когда он замолчал, в комнате повисла тяжёлая пауза, которую нарушало только позвякивание льда в его стакане.
— Вадим, — её голос прозвучал так спокойно, что он вздрогнул. — Посмотри на меня.
Он медленно обернулся. Его лицо было измученным и злым одновременно. Он был зол не на брата, который его подставил, а на неё — за то, что она заставила его участвовать в этом унизительном разговоре.
— Ты сейчас пересказал мне его слова. А теперь скажи мне свои. Ты. Мой муж. Ты веришь в эту чушь про «сложный период»? Ты веришь в «прогоревшие вложения», глядя на его фотографии из ресторанов?
— Это другое! Человеку нужно как-то расслабляться, отвлекаться! — вспыхнул он. — Ты хочешь, чтобы он в петлю полез из-за этого долга? Он и так весь на нервах!
— Нет, — отрезала Лида. — Я хочу, чтобы он вернул мои деньги. Про нервы и петлю он будет рассказывать другим кредиторам, когда я продам его долг коллекторам. А, прости, я забыла. У него же нет других кредиторов. Он занимает только у тех, кого можно безнаказанно обманывать. У родных.
Вадим поставил стакан на стол с таким стуком, что виски выплеснулось на полированную поверхность.
— Что ты несёшь? Каким коллекторам? Ты совсем с катушек съехала? Это же мой брат! Это семья!
Вот оно. Ключевое слово. Лида медленно поднялась с кресла. Она подошла к нему вплотную, глядя прямо в глаза.
— Не моя проблема, что у твоего брата сейчас нет денег, чтобы отдавать долг! Если он не начнёт возвращать мне их на этой неделе, то я подам на него в суд, а там его заставят вернуть долг!
— Да что ты такое несёшь? Это наша общая проблема!
— Это была не моя проблема год назад, и уж тем более — не моя проблема сейчас. Это проблема твоего брата. И твоя, раз уж ты так упорно вызвался быть его адвокатом, а не моим мужем.
— Я просто прошу тебя быть человеком! Проявить немного понимания! — его голос сорвался на крик.
— Я была человеком целый год, Вадим. Я проявляла понимание, пока твой брат тратил мои деньги на своих девиц. Мой лимит человечности исчерпан. — Она обошла его и направилась в сторону коридора. — Пятница. Пятьдесят тысяч. Условия не меняются. А если ты считаешь, что семья — это покрывать воровство одного её члена за счёт другого, то у нас с тобой очень разные представления о семье. И я боюсь, тебе моё представление понравится гораздо меньше.
Пятница наступила и медленно умирала в синих сумерках за окном. День прошёл в густом, вязком молчании. Вадим несколько раз пытался заговорить с Лидой на отвлечённые темы: о погоде, о планах на выходные, о каком-то фильме. Он делал вид, что ничего не произошло, что ультиматум, брошенный на кухонный стол три дня назад, был просто вспышкой плохого настроения, которая уже рассеялась. Он надеялся, что она передумает, остынет, смирится. Он ошибся.
Лида поддерживала этот маскарад с ледяным мастерством. Она отвечала односложно, кивала, даже изобразила слабую улыбку, когда он рассказывал что-то смешное с работы. Но её глаза оставались холодными, как зимнее стекло. Она ждала. И это ожидание было плотнее и тяжелее самого громкого скандала. Часы на стене отмеряли не просто минуты — они отсчитывали последние мгновения их прежней жизни.
Вечер окончательно вступил в свои права. Вадим, решив, что буря миновала, расслабился. Он с облегчением выдохнул и включил телевизор, удобно устроившись на диване. Он даже не заметил, как Лида встала и, взяв свой телефон, вышла на кухню. Он услышал, как она наливает себе стакан воды, и это его окончательно успокоило.
Но потом он услышал её голос. Он был негромким, но в тишине квартиры каждое слово долетало до него с убийственной чёткостью.
— Здравствуйте, Тамара Викторовна. Это Лида. Вам удобно говорить?
Вадим замер. Пульт выпал из его ослабевших пальцев и глухо стукнулся о ковёр. Он не сразу понял, кому она звонит. Тамара Викторовна. Его мать. Внутри всё оборвалось. Он на негнущихся ногах двинулся на кухню, и то, что он там увидел, заставило его кровь застыть в жилах.
Лида стояла у окна, глядя на ночной город. В её позе не было ни капли напряжения. Она держала телефон у уха и говорила ровным, спокойным, почти светским тоном, будто обсуждала рецепт пирога.
— Да, у нас всё хорошо, спасибо. Я по одному деликатному вопросу. Не хотела вас беспокоить, но, боюсь, ситуация требует вашего участия… — Она сделала небольшую паузу. — Дело в том, что год назад Слава занял у меня довольно крупную сумму денег. Миллион. На машину. Мы оформили всё документально, конечно…
Вадим бросился к ней. Он не кричал. Он зашипел, как змея, стараясь говорить так, чтобы его не услышали на том конце провода.
— Что ты делаешь? Положи трубку! Немедленно!
Он протянул руку, чтобы вырвать телефон, но Лида сделала шаг в сторону, уклоняясь от него с грацией танцовщицы. Она даже не посмотрела на него, продолжая свой монолог.
— Да, прошёл уже год. К сожалению, Слава до сих пор не начал возвращать долг. Я неоднократно говорила об этом с Вадимом, но он, к сожалению, не смог никак повлиять на брата. Вы же понимаете, Тамара Викторовна, дело уже не только в деньгах. Это вопрос репутации. Репутации всей вашей семьи.
Слово «семья» ударило Вадима под дых. Это было запрещённым приёмом. Это было ударом ниже пояса. Он больше не пытался соблюдать тишину.
— Ты с ума сошла?! Замолчи! — он схватил её за плечо, пытаясь развернуть к себе.
Она стряхнула его руку резким, коротким движением. В её глазах на мгновение вспыхнул опасный огонь. Она прикрыла микрофон ладонью и процедила ему в лицо:
— Убери руки. Ты не захотел решать эту проблему как мой муж. Теперь наблюдай, как я решаю её как кредитор.
И она снова поднесла телефон к уху, её голос мгновенно вернулся к прежней вежливой интонации.
— Простите, Тамара Викторовна, небольшие помехи. Так вот, я звоню вам не ссориться и не жаловаться. Я вас информирую. Потому что мой следующий шаг может иметь для Славы очень неприятные последствия, и я хочу, чтобы вы потом не говорили, что вас не предупредили. Да. Всего доброго.
Она нажала отбой и положила телефон на стол. Вадим стоял посреди кухни, тяжело дыша. Он смотрел на неё так, будто видел впервые. Не жену. Не близкого человека. А врага. Безжалостного, расчётливого и совершенно чужого.
Прошёл час. Или, может быть, два. Время сгустилось, превратилось в тяжёлую, непрозрачную массу, в которой было трудно дышать. Вадим не находил себе места. Он ходил из угла в угол, как загнанный зверь в клетке, периодически останавливаясь, чтобы бросить на жену взгляд, полный смеси ненависти и отчаяния. Лида сидела в кресле и читала. По крайней мере, она держала книгу открытой, медленно переворачивая страницы, и её полное, демонстративное спокойствие бесило его гораздо сильнее, чем любой крик.
Резкий, требовательный звонок в дверь разорвал эту мёртвую тишину. Он прозвучал не как просьба впустить, а как приказ открыть. Вадим вздрогнул. Лида, не отрываясь от книги, сказала тихо:
— Иди, открой. Это к тебе.
В дверях стоял Слава. Его лицо было багровым, глаза метали молнии. За ним, как тень, маячил Вадим. Младший брат ворвался в квартиру, не разуваясь, и направился прямиком в гостиную, где сидела Лида.
— Ты что творишь? — с порога зарычал он. В его голосе не было ни капли раскаяния, только праведный гнев обиженного ребёнка. — Решила родителям наябедничать? Позвонить, пожаловаться? Мне отец такой разнос устроил, какого в жизни не было!
Лида медленно закрыла книгу, положила её на столик и подняла на него взгляд.
— Он устроил тебе разнос за то, что ты должен мне деньги, или за то, что я об этом сказала вслух? Уточни, это важный момент.
— Не язви! — к Славе присоединился и Вадим. Теперь они стояли перед ней вдвоём, два брата, единый фронт. — Я тебя просил, по-человечески просил подождать! А ты что устроила? Решила поссорить меня с родителями, с братом? Унизить нас всех?
— Вам денег мало, да? — подхватил Слава, набирая обороты. Его самооправдание перерастало в обвинение. — Вечно вам всё мало! Влезла в семью, а теперь правила свои устанавливаешь! Из-за какого-то миллиона готова всех перессорить! Жадная дрянь!
Вадим кивнул, полностью поддерживая брата. В его глазах Лида теперь была источником всех бед, разрушительницей семейных устоев, мстительной и мелочной женщиной. Вся его растерянность и вина трансформировались в чистую, незамутнённую агрессию по отношению к ней.
— Оставь его в покое, ты слышишь? — он шагнул вперёд, нависая над ней. — Хватит его терроризировать! Это мой брат, моя семья! И я не позволю тебе её разрушать! Прекращай этот цирк!
Они выдохлись. Оба стояли, тяжело дыша, ожидая её реакции: слёз, криков, оправданий. Но Лида молчала, обводя их обоих долгим, изучающим взглядом. Она смотрела на них так, словно видела впервые, и то, что она видела, ей окончательно не нравилось.
Когда она заговорила, её голос был тихим и смертельно усталым.
— Вы правы, — сказала она.
Братья переглянулись. Это было неожиданно. На их лицах промелькнуло недоумение, смешанное с торжеством.
— Я действительно решила эту проблему, — продолжила Лида, медленно поднимаясь с кресла. — И я больше не жду денег от Славы. Можешь не беспокоиться, — это она сказала уже младшему брату.
— Вот! — победно выдохнул Вадим. — Наконец-то до тебя дошло!
— Да, — кивнула Лида. — До меня дошло. Дошло, что мои личные сбережения были заморожены в твоём, Слава, красивом образе жизни. И ждать, пока мой муж соизволит встать на мою сторону, бессмысленно. Поэтому мне пришлось найти деньги на свои нужды другим способом.
Она сделала паузу, наслаждаясь их растерянными лицами.
— Поэтому сегодня утром я продала машину.
Вадим непонимающе моргнул.
— Какую машину?
— Нашу, — уточнила Лида с ледяной улыбкой. — Ту самую, на которой ты так любишь ездить на работу. Ту, что мы покупали вместе, но которая, по удачному стечению обстоятельств, была оформлена на меня. Так что теперь у меня снова есть деньги. А у тебя, дорогой муж, появилась проблема, как завтра добираться на работу. И вот это, — она посмотрела ему прямо в глаза, — уже точно не моя проблема.
Она развернулась и, не оглядываясь, пошла в сторону спальни, оставив ошеломлённых братьев в полной тишине осознавать, что только что произошло. Дверь за ней закрылась мягко, без хлопка. Финал был не громким. Он был абсолютным.
Она просто столкнула теперь лбом обоих братьев, чтобы теперь её муж выбивал деньги из своего брата. Да она хотела сначала обратиться в специальную службу по выбиванию долгов. Потом хотела обращаться в суд, чтобы всё было по закону.
Но она понимала, что так она свои деньги будет получать ещё очень долго. А тот выход, которые нашла она был самым быстрым и, к тому же, он позволял понаблюдать как оба брата корчатся, как жуки на раскалённой сковородке, потому что её мужу нужна была машина, а значит теперь он будет выбивать деньги из своего брата.
А её это всё уже мало касается. Хотя она и наслушалась грязи и обвинений от мужа по поводу этой ситуации, но это её уже не задевало, потому что она вернула свои деньги…
