Роза Павловна застыла в дверном проеме, вцепившись побелевшими пальцами в косяк. Её полные губы, обычно изогнутые в приветливой улыбке, сейчас представляли собой жесткую линию. В глазах – ни намека на компромисс.
— Нет, Игорь. Сиделкой для твоей матери я не буду. Ни за деньги, ни из жалости, — отчеканила она, впервые за много лет их знакомства произнося слова, не оставляющие простора для маневра.
Игорь Степанович Войтенко, заместитель начальника областного управления образования, мужчина, привыкший решать вопросы одним телефонным звонком, теперь сидел напротив, по-детски растерянный, с чашкой остывшего чая в руках.
— Роз, да пойти же ты… Ну пойми…
— Нет, это ты пойми, — она резко отвернулась к окну. За стеклом плыли тяжелые серые облака, такие же неуступчивые, как решимость женщины. — Четыре года назад твоя мать сказала мне: «Неужели ты думаешь, что можешь заменить ему Людмилу? Посмотри на себя в зеркало, дорогуша». И это после того, как я принесла ей домашний пирог.
— Она не со зла, — привычно начал Игорь, но осекся под взглядом Розы.
— Она не со зла? — Роза усмехнулась. — А когда она «случайно» облила мое платье на твоем дне рождения и сказала: «Ничего, дешевые ткани быстро сохнут» — это тоже не со зла?
Игорь поставил чашку на стол. Чай выплеснулся, оставив коричневый след на светлой скатерти. Мужчина не заметил.
— Но сейчас другая ситуация. Она одинока, после инсульта…
— А где твоя сестра? Та самая Наденька, которой я, видите ли, «и в подметки не гожусь»? — Роза вскинула подбородок. — Где она, когда нужно менять памперсы и готовить диетические бульоны?
Молчание повисло между ними тяжелым занавесом. За окном проехала машина, разбрызгивая лужи. Запахло озоном — приближалась гроза.
— Надя в Канаде, ты же знаешь, — наконец ответил Игорь. — У нее трое детей, работа…
— А у меня что? Библиотека сама собой руководиться будет? — Роза отошла от окна и прислонилась к книжной полке. — Четырнадцать лет я отдала этому месту. Сделала из захолустного книгохранилища культурный центр. А теперь должна все бросить, потому что твоя сестрица решила, что канадские снега белее?
Игорь встал и подошел к ней, попытался обнять, но Роза отстранилась.
— Я не прошу тебя бросать работу. Можно нанять сиделку на день…
— А ночью я буду перенимать вахту? — Роза покачала головой. — Ты ведь и сам не выдержал, м? Признайся, что тебе не под силу.
— Я мужчина, это разные вещи, — буркнул Игорь, отворачиваясь.
— Ах, да! — Роза всплеснула руками. — Какая незадача, что я не Людмила, не настоящая женщина! Твоя мать мне все уши прожужжала об этом.
Игорь тяжело опустился в кресло. Пятидесятилетний мужчина, крепкий, с военной выправкой, сейчас выглядел обессиленным. Седина на висках стала заметнее, морщины прорезали лоб.
— Роза, я не знаю, что делать, — произнес он глухо. — Надя прислала деньги, но их хватит лишь на месяц хорошей сиделки. А врачи говорят, реабилитация займет минимум полгода…
Роза смотрела на него долгим взглядом. За столько лет отношений она научилась распознавать, когда Игорь действительно беспомощен, а когда играет на ее чувствах. Сейчас он не играл.
— Послушай, — она села напротив, — я помогу тебе найти хорошую сиделку. У нас в библиотеке есть волонтерский центр, там могут подсказать варианты. Возможно, даже со скидкой. Но я не буду делать это сама.
— Но почему? — в голосе Игоря звучало искреннее недоумение. — Ты же такая заботливая, добрая…
— Потому что твоя мать меня не переваривает, — отрезала Роза. — Она превратит мою жизнь в ад, а заодно и твою. Это не решение, Игорь.
За окном громыхнуло. Первые капли дождя застучали по карнизу. Роза поднялась, чтобы закрыть форточку…
— Я думал, ты любишь меня, — произнес Игорь в спину.
Роза замерла. Ее плечи поникли, но лишь на мгновение. Затем она выпрямилась и повернулась.
— Не смей, — тихо сказала она. — Не смей, слышишь? Не смей использовать это. Я люблю тебя, но не настолько, чтобы позволить превратить себя в тряпку. Твоя мать уничтожила твой первый брак. Я не позволю ей уничтожить и наши отношения.
Игорь не ответил. Роза подошла и села рядом с ним на подлокотник кресла.
— Пойми, я не бросаю тебя в трудной ситуации. Я предлагаю реальное решение, которое не разрушит нас. Я буду рядом, буду поддерживать тебя. Но не в роли сиделки для Веры Михайловны…
Клавдия Петровна, заведующая терапевтическим отделением районной больницы, с тридцатилетним стажем, вынула из ушей фонендоскоп и пристально посмотрела на пациентку.
— Вера Михайловна, а вы упрямая женщина.
— Это не упрямство, это характер, — проскрипела пожилая женщина, пытаясь одной рукой застегнуть пуговицы на кофте. Правая сторона тела плохо слушалась после инсульта.
— Характер, значит, — Клавдия Петровна фыркнула. — Этот ваш характер выпишет вас прямиком на … господи прости… погост. Почему отказываетесь от реабилитационного центра? Там условия лучше, чем в нашей больнице.
Вера Михайловна поджала тонкие губы.
— Нечего казенный хлеб есть. У меня сын есть.
— Сын работает, — терпеливо напомнила врач. — Он не сможет обеспечить круглосуточный уход.
— Значит, пусть эту свою… — Вера Михайловна скривилась, как от зубной боли, — библиотекаршу приведет. Раз уж на мою шею присела.
Клавдия Петровна покачала головой. За годы работы она повидала немало таких упрямиц, считающих, что мир обязан вращаться вокруг них.
— Вера Михайловна, позвольте дать вам совет женщины вашего возраста, — врач присела на край кровати. — Не делайте этого.
— Чего «этого»? — насторожилась пациентка.
— Не превращайте болезнь в оружие. Вы загоните сына в угол, а потом удивитесь, почему он отдаляется.
Вера Михайловна фыркнула.
— Ничего ты не понимаешь, Клавдия. Мой Игорек не такой. Это все она… охмурила его своими книжками умными да разговорами. А я насквозь вижу. Не любит она его! Квартиру трехкомнатную в центре присмотрела, да на руководящую должность метит через него.
— А Людмила, значит, любила? — тихо спросила Клавдия.
Вера Михайловна на мгновение замолчала. Потом отвернулась к стене.
— Людмила хоть настоящей женщиной была. Борщи варила, рубашки гладила, а не бегала по своим мероприятиям. И ребеночка родила, хоть и… — она осеклась.
— Хоть и сбежала от вас через семь лет, прихватив внука, — закончила Клавдия безжалостно. — Вера, мы с тобой сорок лет знакомы. Ты мне зубы не заговаривай.
Старая женщина упрямо молчала, теребя край одеяла здоровой рукой.
— Выпишут тебя в четверг, — вздохнула Клавдия Петровна. — Подумай хорошенько, что ты делаешь…
Библиотека имени Горького располагалась в старинном особняке в центре города. Некогда унылое здание с обшарпанными стенами и скрипучим паркетом преобразилось за последние годы. Свежий ремонт, новая мебель, компьютерный класс — все это появилось благодаря неуемной энергии Розы Павловны.
— Роза, ты сегодня какая-то тихая, — заметила Алла, молоденькая сотрудница абонемента, расставляя книги по полкам. — Случилось что-то?
Роза оторвалась от монитора, где составляла план мероприятий на квартал.
— Все в порядке, Аллочка. Просто задумалась.
— Из-за Игоря Степановича, да? — Алла понизила голос, хотя в зале никого не было. — Говорят, его маму выписывают…
Новости в маленьком городке разлетались со скоростью света.
— Алла, займись, пожалуйста, формулярами, — сухо сказала Роза.
Девушка покраснела и скрылась за стеллажами. Роза вздохнула. Она не хотела быть резкой, но разговоры о ситуации с матерью Игоря выводили ее из равновесия.
Телефон завибрировал. Сообщение от Игоря: «Маму выписывают завтра. Поговорим вечером».
Роза отложила телефон. За окном шелестели пожелтевшие листья. Октябрь выдался на редкость теплым, но Роза знала, что скоро грянут холода. Она всегда чувствовала перемены погоды раньше, чем они наступали.
Звякнул колокольчик над входной дверью. В библиотеку вошла худощавая женщина лет сорока в строгом синем костюме.
— Добрый день, — она подошла к стойке. — Вы ведь Роза Павловна?
— Да, чем могу помочь? — Роза улыбнулась посетительнице.
— Меня зовут Надежда Войтенко, — женщина протянула руку. — Я сестра Игоря.
Роза на мгновение застыла. Перед ней стояла та самая Наденька из Канады, о которой она столько слышала. Женщина, которая должна была находиться за океаном с тремя детьми и неотложными делами.
— Очень приятно, — Роза пожала протянутую руку. — Игорь не говорил, что вы приедете.
— Он не знает, — Надежда обвела взглядом библиотеку. — Красиво тут у вас. Можно поговорить где-нибудь… приватно?
Роза провела посетительницу в свой кабинет — небольшую комнату с видом на городской парк. Надежда опустилась в кресло напротив стола и некоторое время молча разглядывала Розу.
— Вы совсем не такая, как я представляла, — наконец произнесла она.
— А какой вы меня представляли? — Роза вскинула бровь.
— Не знаю… — Надежда пожала плечами. — Мама описывала вас как… как бы это сказать…
— Как охотницу за богатыми мужчинами? — подсказала Роза с иронией.
Надежда улыбнулась, и в этой улыбке Роза с удивлением узнала черты Игоря.
— Примерно так. А еще как серую мышь с книжкой вместо сердца. Но вы совсем не похожи на мышь, — она окинула взглядом яркое платье Розы и ее уверенную позу.
— Чем обязана визиту? — Роза решила не тратить время на светские любезности.
Надежда вздохнула.
— Я прилетела вчера. Остановилась в гостинице, к маме еще не заходила. Сначала хотела поговорить с вами.
— О чем же?
— О ситуации, — Надежда достала из сумочки платок и промокнула лоб, хотя в кабинете было прохладно. — Я знаю, что мама… сложный человек. И что она настраивает Игоря против вас.
Роза промолчала, ожидая продолжения.
— Он позвонил мне неделю назад, — продолжила Надежда. — Был расстроен. Сказал, что вы отказались помогать с мамой. Я подумала… в общем, я решила прилететь и разобраться.
— Разобраться? — переспросила Роза.
— Понять, что происходит на самом деле, — Надежда посмотрела прямо в глаза Розе. — Игорь — хороший человек, но когда дело касается мамы, он… как ребенок. Не видит очевидного.
Роза кивнула, почувствовав неожиданную симпатию к этой прямолинейной женщине.
— И что же вы поняли?
— Что мама использует болезнь, чтобы контролировать Игоря. Как всегда, — Надежда горько усмехнулась. — Я уехала из России не только из-за мужа-канадца. Я уехала, чтобы вырваться из этого круга.
Она помолчала, собираясь с мыслями.
— Я хочу забрать маму в Канаду.
Роза не смогла скрыть удивления.
— Но как же ваши дети, работа?
— У нас хорошая система социальной поддержки, — пояснила Надежда. — Мама получит канадское гражданство по программе воссоединения семей. Медицинская страховка покроет большую часть расходов на реабилитацию. А главное… — она запнулась, — главное, она будет далеко от Игоря. И от вас.
— Думаете, она согласится?
— Нет, конечно, — Надежда рассмеялась. — Она будет кричать, что я хочу увезти ее умирать на чужбину. Но у меня есть козырь, — она наклонилась вперед. — Мой сын, ее единственный внук. Ей семнадцать, он собирается поступать в университет. Мама обожает его.
Роза задумчиво покачала головой.
— Игорь не говорил, что у вас такие… решительные планы.
— Потому что я не говорила ему, — Надежда выпрямилась. — Сначала хотела убедиться, что вы… подходите ему.
— И как? Убедились? — Роза не смогла сдержать улыбку.
— Не совсем, — честно призналась Надежда. — Но мне нравится, что вы не прогнулись под мамины манипуляции. Это хороший знак.
— Она что сделала? — Игорь застыл с чашкой кофе в руке.
Они сидели в небольшом кафе недалеко от библиотеки. Вечер выдался промозглым, и немногочисленные посетители жались к батареям.
— Приехала, — повторила Роза. — И хочет забрать твою маму в Канаду.
Игорь медленно поставил чашку.
— Но почему она не позвонила мне? Почему пришла к тебе?
— Думаю, она хотела составить собственное мнение, — Роза отломила кусочек пирожного. — Знаешь, она очень на тебя похожа. Такая же прямолинейная.
— И что ты ей сказала? — в голосе Игоря звучала тревога.
Роза пожала плечами.
— Правду. Что я люблю тебя, но не стану сиделкой для твоей матери.
Игорь откинулся на спинку стула. Его лицо выражало смесь растерянности и облегчения.
— Я не знаю, что думать, — признался он. — С одной стороны, в Канаде лучшая медицина, у Нади просторный дом… С другой — это же все-таки другая страна, другой язык.
— Твоя мама знает английский, — напомнила Роза.
— Да, но… — Игорь замялся. — Мне кажется, это слишком радикальное решение.
— А тебе не кажется, что ты просто привык быть между молотом и наковальней? — тихо спросила Роза. — Что тебе на самом деле страшно перестать быть вечным спасателем?
Игорь посмотрел на нее с недоумением.
— О чем ты?
— О том, что твоя мать всю жизнь использовала тебя как эмоциональный костыль, — Роза накрыла его руку своей. — А ты позволял, потому что это давало тебе чувство нужности. Даже твой развод с Людмилой — часть этого узора.
Игорь отдернул руку.
— Людмила ушла, потому что встретила другого.
— Людмила ушла, потому что устала делить тебя с твоей матерью, — мягко возразила Роза. — И я не хочу повторять ее путь.
Игорь долго молчал, глядя в окно. На улице моросил мелкий дождь, размывая очертания прохожих.
— Знаешь, что самое ужасное? — наконец произнес он. — То, что я чувствую облегчение. От мысли, что мама может уехать с Надей, я чувствую облегчение. Какой же я сын после этого?
— Нормальный, — Роза улыбнулась. — Ты нормальный сын, который хочет жить своей жизнью. В этом нет ничего ужасного.
Вера Михайловна сидела в инвалидном кресле у окна своей квартиры, когда раздался звонок в дверь.
— Кто там? — крикнула она, с трудом поворачивая голову.
— Мама, это я, Надя, — раздался голос из-за двери.
Вера Михайловна замерла. Потом неловко развернула кресло и подкатила к двери.
— Открыто, — бросила она, возвращаясь к окну.
Надежда вошла в квартиру и остановилась на пороге. Комната, в которой она выросла, выглядела точно так же, как пятнадцать лет назад. Те же занавески, тот же сервант с хрустальными рюмками, те же фотографии на стенах. Только мать изменилась — осунулась, сгорбилась, стала как будто меньше ростом.
— Здравствуй, мама, — Надежда подошла и наклонилась, чтобы поцеловать мать в щеку.
Вера Михайловна позволила себя поцеловать, но не ответила на приветствие.
— Что, совесть замучила? — проскрипела она. — Решила проверить, не померла ли старуха?
Надежда выпрямилась, стиснув зубы. За годы жизни вдали от матери она почти забыла, как болезненно бьют ее слова.
— Я приехала, чтобы помочь, — сказала она ровным голосом. — Как ты себя чувствуешь?
— Как может чувствовать себя брошенная всеми старуха? — Вера Михайловна отвернулась к окну. — Сын с этой… библиотекаршей развлекается, дочь за океаном прохлаждается. А я тут одна загибаюсь.
Надежда прошла на кухню, включила чайник. Открыла холодильник — пусто, только банка консервированных огурцов и пакет молока.
— Тебе нужно поесть, — сказала она, возвращаясь в комнату. — Я схожу в магазин, приготовлю что-нибудь.
— Не утруждайся, — Вера Михайловна махнула рукой. — Скоро уедешь обратно к своим канадцам, а мне тут помирать.
Надежда вздохнула и присела на край дивана.
— Мама, я хочу тебе кое-что предложить.
Вера Михайловна подозрительно покосилась на дочь.
— Я хочу, чтобы ты поехала со мной в Канаду, — продолжила Надежда. — Там отличные врачи, хорошая реабилитация. Павлик очень скучает по бабушке. И дом у нас большой, тебе будет удобно.
Вера Михайловна уставилась на дочь, приоткрыв рот от изумления. Потом губы ее искривились.
— Решила на старости лет упрятать меня подальше? Чтобы глаза не мозолила?
— Мама…
— Не мамкай! — повысила голос старуха. — Я все вижу насквозь. Сговорились с этой… этой… которая Игорька охмурила? Она небось и денег дала на билет?
Надежда сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони.
— Роза тут ни при чем, — сказала она твердо. — Это моя идея. И Игорь не знает.
— Игорек не бросит меня, — Вера Михайловна с вызовом посмотрела на дочь. — Он не такой, как ты. Он понимает, что такое долг перед родителями.
Надежда встала и подошла к окну. Внизу, во дворе, играли дети. Женщина долго смотрела на них, прежде чем повернуться к матери.
— А ты понимаешь, что такое долг перед детьми? — спросила она тихо. — Ты хоть раз подумала, каково Игорю разрываться между работой, тобой и личной жизнью?
— Я всю жизнь положила на вас! — Вера Михайловна стукнула кулаком по подлокотнику. — Отказывала себе во всем! А теперь, значит, должна уехать умирать на чужбину?
— Никто не говорит про «умирать», — устало возразила Надежда. — Наоборот, там у тебя будет больше шансов на полноценную реабилитацию.
Вера Михайловна отвернулась, демонстративно разглядывая что-то за окном.
— Мама, — Надежда присела на корточки перед инвалидным креслом. — Павлик поступает в университет в следующем году. Он хочет, чтобы ты присутствовала на церемонии. Это очень важно для него.
При упоминании внука лицо Веры Михайловны дрогнуло.
— Павлик? — переспросила она. — Он правда хочет меня видеть?
— Конечно, — Надежда улыбнулась. — Он постоянно спрашивает о тебе. Помнит, как ты учила его печь пирожки с яблоками.
Вера Михайловна помолчала, теребя край пледа.
— А что Игорек? — спросила она наконец. — Как же он без меня?
— Он будет навещать тебя, — уверенно сказала Надежда. — И ты сможешь приезжать сюда на лето. Когда окрепнешь.
Старуха фыркнула, но уже без прежней злости.
— Размечталась. Куда я поеду с моими болячками?
— Между прочим, в Канаде полно русских эмигрантов твоего возраста, — заметила Надежда. — Некоторые и в восемьдесят лет активнее, чем здесь в шестьдесят.
Вера Михайловна задумчиво посмотрела в окно. Потом перевела взгляд на дочь.
— А эту… библиотекаршу… он бросит?
Надежда покачала головой.
— Нет, мама. И не надейся. Они любят друг друга.
— Пф! — Вера Михайловна скривилась. — Что она в нем нашла? Квартиру, должность?
— Знаешь, что она мне сказала, когда я спросила, почему она с ним? — Надежда улыбнулась. — «Потому что с ним я чувствую себя собой. Не лучше, не хуже — просто собой».
Вера Михайловна хотела что-то возразить, но закашлялась. Надежда подала ей стакан воды.
— Я подумаю, — наконец проскрипела старуха. — Ничего не обещаю, но подумаю.
Аэропорт Шереметьево гудел привычной суетой. Объявляли посадку на рейс до Торонто. Надежда толкала инвалидное кресло, в котором сидела Вера Михайловна, замотанная в тёплый плед несмотря на работающее отопление.
— Мама, не переживай, — говорила Надежда. — Мы уже оформили все документы, врач осмотрел тебя перед полётом. Всё будет хорошо.
Вера Михайловна поджала губы и молча смотрела перед собой. За три недели, что Надежда провела в России, оформляя документы и готовя мать к переезду, старуха так и не смирилась окончательно с мыслью об отъезде. Но и не отказалась.
Игорь шёл рядом, неся ручную кладь. Его лицо выражало смесь вины и облегчения.
— Может, всё-таки не надо? — в десятый раз спросил он, наклоняясь к матери. — Мы можем найти хорошую клинику здесь…
— Перестань, Игорек, — неожиданно твёрдо оборвала его Вера Михайловна. — Решено уже всё. Хватит.
Роза держалась немного позади, не вмешиваясь в семейные разговоры. Она приехала в аэропорт вопреки протестам Веры Михайловны, но держалась на расстоянии, давая семье возможность попрощаться.
У стойки регистрации Игорь наклонился и обнял мать.
— Я прилечу на Рождество, — пообещал он. — И летом обязательно.
— Да-да, — Вера Михайловна похлопала его по плечу здоровой рукой. — Не забывай только старуху.
Она окинула сына долгим взглядом, словно запоминая каждую черточку. Потом её взгляд переместился на Розу, стоявшую поодаль.
— Эй, ты, — позвала она неожиданно. — Подойди-ка сюда.
Роза подошла, внутренне напрягшись.
— Слушай меня внимательно, — Вера Михайловна подалась вперёд в кресле. — Я тебя не одобряю. И не полюблю. Ясно?
Роза молча кивнула.
— Но если обидишь моего Игорька, — продолжила старуха, — я из Канады приползу и придушу тебя собственными руками. Поняла?
— Поняла, Вера Михайловна, — серьезно ответила Роза.
Старуха хмыкнула и откинулась в кресле.
— Иди отсюда. Дай с сыном попрощаться.
Роза отошла, снова заняв позицию в стороне. Посадку объявили повторно. Надежда заторопилась, показывая документы служащему аэропорта.
— Ну, пора, — сказала она, берясь за ручки кресла.
Игорь в последний раз наклонился к матери.
— Я люблю тебя, мама.
— И я тебя, сынок, — Вера Михайловна неловко погладила его по щеке. Потом её лицо приняло привычное суровое выражение. — Иди уже. Не раскисай тут.
Они смотрели, как мать и дочь проходят паспортный контроль, как скрываются за стеклянными дверями. Вера Михайловна ни разу не оглянулась.
Игорь долго стоял, глядя на закрывшиеся двери. Потом повернулся к Розе.
— Ну вот и всё, — сказал он глухо.
— Не всё, — Роза взяла его за руку. — Всё только начинается.
— Думаешь? — Игорь слабо улыбнулся.
— Знаю, — твёрдо ответила Роза.
Они вышли из аэропорта в промозглый ноябрьский день. Накрапывал мелкий дождь, под ногами хлюпала слякоть. Игорь остановился, поднял воротник пальто.
— Знаешь, — сказал он, глядя на серое небо, — я не уверен, что поступил правильно.
— А кто уверен? — пожала плечами Роза. — Но ты сделал то, что должен был.
— Что теперь?
— Теперь мы идём домой, — Роза крепче сжала его руку. — У нас есть работа, друзья, планы. У нас есть жизнь, Игорь. Настоящая жизнь, а не бесконечная опека и чувство вины.
Игорь смотрел на неё, словно видел впервые — сильную, прямую, уверенную в себе женщину, которая не побоялась сказать «нет» там, где другие прогнулись бы.
— Я действительно люблю тебя, — сказал он просто.
— Я знаю, — Роза улыбнулась. — Поэтому я и осталась.
Они пошли к стоянке такси. Впереди был долгий путь домой — и вся жизнь, которую они впервые могли прожить по своим правилам..
