Прежде мне представлялось, что жизнь идёт по накатанной колее. Рано утром готовила завтрак для всей семьи, затем спешила в офис на работу, а вечером – домашний ужин и неспешные беседы с супругом о том, как прошёл день.
Двадцать пять лет одно и то же. И знаете, я никогда не жаловалась. Мне нравилась эта стабильность, эта уверенность в завтрашнем дне. Пока однажды всё не рухнуло.
Я заметила первые изменения, когда Олег стал задерживаться на работе. Сначала на час, потом на два, а иногда приходил далеко за полночь. «Проект сложный, извини», – бросал он, проходя в ванную. Я верила. Или делала вид, что верю – сама не знаю.
В тот вечер я решила перестирать его рубашки. Случайно нащупала в кармане телефон – не тот, который я ему дарила на юбилей нашей свадьбы. Другой, дешевый, с треснувшим экраном. Я не хотела смотреть, правда. Но внутри что-то оборвалось, когда я прочитала сообщение, высветившееся на экране.
«Скучаю. Когда увидимся? А.»
Руки похолодели. А внутри – будто все разом умерло.
Олег вернулся в одиннадцать. Я сидела на кухне, перед тарелкой остывшего ужина и вторым телефоном рядом.
– Что это? – спросила я, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Он застыл в дверях. Потом медленно прошел к столу, сел напротив.
– Откуда у тебя?.. – начал он, но осекся. Его глаза бегали, избегая моего взгляда.
– Почему ты решил, что новая молодая сделает тебя счастливее? – я не узнавала свой голос. Такой спокойный, такой взрослый. А внутри все кричало, билось в истерике, умирало.
– Потому что я устал быть никем, – ответил он после паузы. – С ней я чувствую себя живым.
Никем. Двадцать пять лет вместе, двое детей, тысячи завтраков, приготовленных для него, сотни выглаженных рубашек, бессонные ночи у кровати больных детей. И он – никто?
– Кто она? – спросила я.
– Алена. Ей тридцать. Она работает в соседнем отделе.
Тридцать. На пятнадцать лет моложе меня. Конечно. Как банально.
– Ты любишь ее?
Олег посмотрел на свои руки.
– Я не знаю. Но с ней все по-другому. Свежо. Без обязательств. Без рутины.
В эту ночь я не плакала. Лежала, глядя в потолок, и думала о том, что завтра нужно поговорить с дочерьми. Что им сказать? Как объяснить?
Лена, наша младшая, выслушала новость с непроницаемым лицом.
– Мама, уходи с достоинством, – сказала она, не отрывая взгляда от чашки с чаем. – Не унижайся, не проси. Ты заслуживаешь лучшего.
В свои двадцать она казалась мудрее меня.
Катя, старшая, разрыдалась.
– Папа просто сошел с ума, – всхлипывала она. – Он вернется, вот увидишь. Ему просто захотелось почувствовать себя молодым. Это пройдет.
Я обняла их обеих, чувствуя, как внутри разрастается пустота. Какая ирония – утешать детей, когда самой хочется кричать от боли.
Следующие недели я пыталась спасти брак. Предлагала поговорить, записаться к семейному психологу, даже пыталась измениться внешне – купила новое платье, сделала маникюр, начала краситься по-другому. Олег смотрел сквозь меня. А однажды просто собрал вещи и сказал:
– Я переезжаю к ней. Прости.
Впервые за двадцать пять лет я осталась одна в нашей квартире. Слушала тишину по вечерам. Готовила ужин на одного человека. Спала на одной половине кровати, старательно избегая его стороны.
Подруги твердили: «Ты молода, ты справишься». Но в сорок пять, с двумя взрослыми дочерьми и без работы (нашу фирму сократили, меня уволили спустя месяц после лечения Олега), я чувствовала себя старой и никому не нужной.
В один из таких дней я зашла в парикмахерскую. Просто так – постричь кончики, как делала последние пятнадцать лет.
– Что будем делать? – спросила молодая девушка-парикмахер, рассматривая мои длинные, тронутые сединой волосы.
И вдруг я услышала свой голос:
– Срежьте все. Коротко. Очень коротко.
Она удивленно подняла брови:
– Вы уверены? У вас такие красивые волосы.
Я кивнула. Впервые за долгое время я была в чем-то уверена.
Каждый щелчок ножниц отрезал не только волосы – он отрезал часть прошлой жизни. С каждым срезанным локоном мне стало легче света. Когда все закончилось, я посмотрел в зеркало и увидел другую женщину. Стрижка открыла мои глаза, маленькие скулы, сделала взгляд глубже. Я выглядела моложе и… свободнее.
– Вам идет, – улыбнулась парикмахер. – Очень.
В автобусе по дороге домой я увидел объявление о курсах дизайна интерьера. Когда-то, до замужества, я мечтаю стать дизайнером. Рисовала эскизы, придумывала планировки. Потом появился Олег, потом дети, и мечта отодвинулась, забылась, растворилась в повседневности.
Я записала номер телефона. Вечером позвонила.
– У нас группа начинает через неделю, – сказала женщина на том конце провода. – Есть свободные места.
– А какой… какой возраст студентов? – спросила я, чувствуя себя глупо.
– Разный, – рассмеялась она. – От восемнадцати до семидесяти. Для творчества нет возрастных ограничений.
На следующий день я оплатила курс. Три месяца обучения. Мне хватит денег, которые я откладывала на отпуск. Отпуск… С Олегом мы всегда ездили на море. Теперь он, наверное, поедет туда с ней. С Аленой.
Первый день на курсах я чувствовала себя не в своей тарелке. Все остальные казались уверенными, знающими, что им нужно. Я же сиделка, вцепившись в карандаш, и боялась сделать первый штрих.
– Не бойтесь ошибиться, – сказал преподаватель, остановившись возле моего стола. – В дизайне нет ошибок, есть только путь к совершенству.
Я улыбнулась и начала рисовать. Неуверенно, неумело, но с каждым днем все лучше и лучше.
Вечерами я приходила домой и работала над проектами. Иногда засиживалась до глубокой ночи. Но впервые за долгое время я почувствовала себя по-настоящему живой. В голове роились идеи, руки тянулись к бумаге и карандашам. Я забывала поесть, забывала посмотреть телефон, забывала проверить, не звонил ли Олег.
А он не звонил. Только иногда писал сухие сообщения о деньгах на счету или просил передать какие-то вещи через Лену. Дочери навещали его, но со мной об этом почти не говорили. Я не спрашивала – не хотела ставить их в неловкое положение.
Однажды Катя все же сказала:
– Знаешь, мам, мне кажется, у папы не все так гладко с этой… с Аленой.
Я промолчала, делая вид, что полностью поглощена проектом нового интерьера для гостиной.
– Она требует от него много денег. На рестораны, на одежду. Папа выглядит уставшим.
Я подняла глаза:
– Катя, это их дело. Я не хочу знать.
Дочь кивнула, но добавила:
– Он все еще носит обручальное кольцо, знаешь. Я видела.
Эта новость должна была что-то всколыхнуть во мне, но ничего не произошло. Странное ощущение – когда то, что раньше заставило бы сердце биться чаще, теперь вызывает только тихую грусть.
В конце курсов нам дали задание – создать проект реального помещения. Я выбрала нашу квартиру. Точнее, теперь уже мою квартиру.
За неделю я нарисовала новую планировку, подобрала цвета, материалы, мебель. Я хотела света – много света. Белые стены, яркие акценты, минимум вещей. Простор.
– Отличная работа, – сказал преподаватель, просматривая мой проект. – Вы далеко пойдете, Ирина.
В тот же вечер я начала ремонт в квартире. Не наняла бригаду – делала все сама. Выносила старую мебель, отдирала обои, красила стены. Катя и Лена помогали по выходным.
– Мама, ты сумасшедшая, – смеялась Лена, забравшись на стремянку и закрашивая последний уголок потолка. – Но это здорово. Я горжусь тобой.
Через месяц квартира преобразилась. Светлая, просторная, воздушная. В ней не осталось почти ничего от прежней жизни. Я смотрела на результат своего труда и чувствовала гордость. Я сделала это сама.
В этот день зазвонил телефон. Номер Олега. Я ответила после пятого гудка.
– Ирина, мне нужно тебя увидеть, – его голос звучал странно. Надломлено.
– Зачем?
– Поговорить. Это важно.
Мы встретились в кафе недалеко от дома. Олег выглядел постаревшим. Морщины вокруг глаз стали глубже, волосы на висках поседели сильнее.
– Как ты? – спросил он, внимательно глядя на меня.
– Хорошо, – ответила я. И это была правда.
Он долго мешал ложечкой в чашке, не решаясь начать разговор. Наконец выдохнул:
– С Аленой все не так… Она холодная. Ждет от меня только подарков, денег. А когда я прихожу домой уставший, ей нет до меня дела.
Я молчала. Он продолжал:
– Я совершил ошибку, Ира. Я… я хотел бы вернуться. Я скучаю по нашему дому, по нашим разговорам. По тебе.
Странно, но я не почувствовала ни злорадства, ни торжества. Только легкую грусть за человека, который когда-то был мне ближе всех на свете.
– Олег, я тебя прощаю, – проговорила я едва слышно. – Действительно прощаю. Но не могу быть рядом с человеком, который вспоминал обо мне, только когда потерял все остальное.
– Ты изменилась, – произнес он наконец.
– Да, – я улыбнулась. – Я нашла себя.
Когда он уходил, в его глазах была растерянность.
Прошло полгода. Я закончил свой первый проект в качестве дизайнера – сжатую квартиру молодой семьи. Они остались довольны и порекомендовали меня друзьям. Постепенно появились новые заказы.
Сегодня я вышла с выставки работ учеников нашей школы дизайна. На мне легкое платье цвета морской волны. Волосы я так и не отрастила – короткая стрижка мне нравится, даже несмотря на проступающую седину.
На улице тепло и солнечно. Я иду, подставляя лицо ветру, и улыбаюсь.
– Ирина! – слышу голос за спиной. Оборачиваюсь – Андрей, он учился со мной на курсах. Моложе меня, но не намного. В глазах – теплота и что-то еще, от чего сердце начинает биться чаще.
– Прекрасно выглядишь, – говорит он. – Может, выпьем кофе? Расскажешь, как продвигается твой новый проект.
Я киваю. Мы идем рядом, говорим о дизайне, о выставке, о планах на будущее. Я не знаю, что будет дальше. Но точно знаю одно – я чувствую себя живой. И этого достаточно.
Иногда мне кажется, что я должна поблагодарить Олега. За то, что он ушел и заставил меня проснуться. За то, что показал: жизнь не заканчивается в сорок пять. Она только начинается, если ты сам этого захочешь.
