— Ну что, именинница, готова сиять? — Марк вошел в спальню с двумя бокалами игристого, на его губах играла та самая улыбка, от которой у меня до сих пор что-то трепетало внутри, даже спустя двадцать лет.
Он поставил бокалы на туалетный столик, его отражение на мгновение слилось с моим в зеркале. Я поправляла шелковое платье цвета ночного неба, и его теплый взгляд скользнул по моей спине.
— С тобой — всегда готова, — я улыбнулась своему отражению и ему. — Сорок лет, представляешь? Кажется, еще вчера мы сбегали с лекций в кино, а сегодня я… солидная дама.
— Ты не солидная дама, ты богиня, — он легко коснулся моего плеча, и от этого простого жеста по коже пробежали мурашки.
— По тебе не скажешь. Выглядишь лучше, чем тогда. Гости уже собираются, Лена приехала, командует на кухне, как у себя дома. Сказала, у нее для тебя какой-то особенный тост.
Лена. Моя лучшая, моя единственная подруга. Двадцать пять лет дружбы — это больше, чем брак. Она знала обо мне все, даже то, о чем я сама боялась себе признаться. Она была сестрой, которую я выбрала сама.
Я сделала глоток шампанского. Пузырьки приятно щекотали горло. Внизу уже играла тихая музыка, слышались приглушенные голоса и смех.
Наш дом ожил, наполнился теплом друзей и предвкушением праздника. Идеальный юбилей. Идеальная жизнь. Мне казалось, я построила ее сама, кирпичик за кирпичиком.
— Пойдем, а то все съедят без нас, — я взяла Марка под руку, чувствуя его силу и надежность.
В гостиной было шумно и весело. Лена, яркая, как райская птица, в своем алом платье, тут же подлетела ко мне с объятиями.
— Анечка! Богиня! — пропела она мне на ухо. — С днем рождения, родная! Сегодня твой день, и только твой!
Она сунула мне в руки небольшой сверток в блестящей бумаге.
— Это так, мелочь, от души. Основной подарок — потом, совместный.
Марк стоял рядом, обнимая меня за талию, и с нежностью смотрел на нас. Мой муж и моя лучшая подруга.
Два самых близких человека на свете. Что еще нужно для счастья в сорок лет? Я чувствовала себя абсолютно, непробиваемо счастливой.
Вечер летел незаметно. Тосты, смех, танцы под музыку нашей юности. Я чувствовала себя центром маленькой вселенной, согретой любовью и дружбой.
Марк не отходил от меня ни на шаг, постоянно подливал вина, шептал на ухо комплименты, которые заставляли меня краснеть, как девчонку.
Ближе к полуночи он попросил внимания. Музыка стихла, и все взгляды обратились к нам.
— Друзья, — начал Марк, и его голос слегка дрогнул от волнения. — Сегодня у моей любимой женщины юбилей.
Аня, ты — лучшее, что случилось в моей жизни. И я хочу, чтобы ты знала это каждый день.
Он достал из кармана пиджака небольшую бархатную коробочку.
— Это тебе. От всего сердца.
Гости одобрительно загудели. Лена стояла совсем рядом и подмигивала мне, мол, давай, открывай скорее.
Ее глаза блестели от какого-то странного, лихорадочного азарта.
Я взяла коробочку. Пальцы слегка дрожали от волнения. Сердце колотилось в предвкушении чего-то невероятного. Я медленно подняла крышку.
На черном бархате лежали серьги. Белое золото, усыпанное крошечными бриллиантами, которые обвивали крупный, идеально чистый сапфир. Неприлично дорогие. Неприлично красивые. Гости восхищенно ахнули.
Я подняла на Марка глаза, готовая расплакаться от счастья, но в горле вдруг встал ком. Воздух стал густым и тяжелым.
Эти серьги. Я их уже видела.
Пару недель назад Лена, сидя у меня на кухне, взахлеб рассказывала про нового поклонника.
Таинственного, женатого, но безумно влюбленного. И показывала на телефоне фотографию — вот они, эти самые серьги.
«Представляешь, он хочет мне их подарить! Просто так!» — щебетала она.
Тогда я лишь посмеялась. Мало ли в мире одинаковых украшений. Но сейчас, держа их в руках, я чувствовала, как ледяная волна поднимается от самых пяток.
Это не могло быть совпадением. Мозг отчаянно цеплялся за логику, за здравый смысл, но что-то внутри уже треснуло.
Мои пальцы нащупали под бархатной подложкой сложенный вчетверо клочок бумаги. Я развернула его. Маленькая записка, написанная знакомым размашистым почерком Марка на плотной розовой бумаге с тиснением.
«Моей любимой».
Розовая бумага. Точно такая же стопка лежала у Лены на рабочем столе, когда я заезжала к ней на прошлой неделе. «Для скрапбукинга, новое хобби», — бросила она тогда, небрежно прикрыв стопку каким-то журналом.
Все. Пазл сложился. Каждая деталь встала на свое место с отвратительным щелчком.
Серьги, которые Лена ждала от «таинственного поклонника». Записка от моего мужа. На ее бумаге. Подарок, который он, видимо, перепутал в спешке. Он просто взял не ту коробочку.
Праздничный шум в гостиной превратился в гул в ушах. Я подняла голову и посмотрела на Лену.
ёЕе лицо было белым как полотно, а улыбка застыла, превратившись в гримасу ужаса. Она смотрела не на меня, а на коробочку в моих руках. Она все поняла.
Потом я перевела взгляд на Марка. Он все еще улыбался, ожидая моей восторженной реакции.
— Они прекрасны, — мой голос прозвучал глухо и чуждо. Я встала. — Просто невероятны. Лена, тебе не кажется?
Я протянула коробочку ей.
Лена отшатнулась, словно я протягивала ей змею.
— Ань, ты чего? Это же твой подарок…
— Мой? — я горько усмехнулась. Я вытащила из коробочки розовую записку и поднесла к ее лицу. — А бумага тоже моя? Или это из твоих запасов для «хобби»?
Марк перестал улыбаться. Он шагнул ко мне, его лицо вытянулось.
— Аня, что ты такое говоришь? Какая бумага?
— Та самая! — мой голос сорвался на крик. Я швырнула коробочку на стол. Серьги со стуком выкатились на скатерть. — Та самая, на которой ты пишешь записки своей любимой! Не мне! Ей!
Я ткнула пальцем в сторону Лены. Все гости замерли. Музыка оборвалась на полуслове.
— Аня, успокойся, ты все не так поняла, — залепетал Марк, пытаясь взять меня за руку.
— Я все так поняла! — я отдернула руку, как от огня. — Двадцать лет брака! Двадцать пять лет дружбы! Вы оба! За моей спиной!
Лена разрыдалась, закрыв лицо руками. Марк смотрел то на меня, то на нее, и в его глазах был только страх. Животный страх загнанного в угол предателя.
— Вон, — прошептала я. А потом громче, на весь дом: — Вон отсюда! Оба! Чтобы духу вашего здесь не было!
Гости расступились, образовав живой коридор. Лена, сотрясаясь от рыданий, не двигалась с места. Марк дернул ее за руку.
— Пойдем, — просипел он, не глядя на меня.
— Марк, не бросай меня, — всхлипнула она, цепляясь за его рукав.
Это было последней каплей. Я подошла к входной двери, распахнула ее настежь и посмотрела на них. В моем взгляде не было больше слез или ярости. Только холодная, звенящая пустота.
— Я сказала — оба. Вон.
Это подействовало лучше крика. Марк, схватив Лену в охапку, почти вытолкал ее за порог. Дверь захлопнулась с оглушительным грохотом, отрезавшим их навсегда.
В комнате повисло тяжелое, вязкое оцепенение. Было слышно, как гудит холодильник на кухне и как кто-то из гостей неловко кашлянул.
Я повернулась к оставшимся людям. Мои друзья, коллеги… свидетели моего грандиозного позора. Я выпрямила спину.
— Прошу прощения за испорченный вечер, — мой голос звучал ровно и твердо. — Представление окончено. Всем спасибо, что пришли.
Никто не спорил. Они уходили быстро, неловко, отводя глаза, бормоча слова сочувствия, которые я не слышала. Через пять минут дом опустел.
Я осталась одна посреди разгрома. Недоеденные салаты, брошенные бокалы, разноцветные серпантин и конфетти на полу.
Моя идеальная жизнь, разобранная на детали.
Я подошла к столу, взяла в руки сапфировые серьги.
Тяжелые, холодные. Они должны были стать символом любви, а стали символом лжи. Я сжала их в кулаке так, что острые грани впились в ладонь.
Затем я подошла к распахнутому окну. Ночной воздух пах озоном после далекой грозы. Не раздумывая ни секунды, я разжала пальцы.
Два крошечных огонька блеснули в свете фонаря и исчезли в темноте газона.
Я не плакала. Внутри не было боли, только странное, почти пьянящее чувство освобождения. Словно я много лет несла на плечах тяжеленный груз и вот сейчас наконец-то его сбросила.
Груз чужих ожиданий, чужих желаний, груз этой идеальной картинки, которую я так старательно рисовала.
Я обвела взглядом свою гостиную. Свой дом. Мою крепость.
Завтра предстоит много дел. Счета, адвокаты, раздел имущества. Но это все будет завтра.
А сегодня, в свой сороковой день рождения, я получила самый лучший подарок. Я получила себя обратно.
***
Прошло три года.
Я сидела в своем маленьком, залитом солнцем цветочном магазине и собирала букет для клиентки.
Пальцы привычно и ловко перебирали стебли пионов и эвкалипта, создавая воздушную, нежную композицию.
За окном шумел город, но здесь, среди ароматов роз и гортензий, царил свой, особенный мир. Мой мир.
После того дня рождения я продала наш огромный, пустой дом. Продала почти всю мебель, оставив себе лишь пару любимых кресел и стеллажи с книгами.
На вырученные деньги я арендовала это помещение на тихой улочке в центре и открыла дело, о котором всегда мечтала, но на которое никогда не хватало смелости.
Смелость. Забавное слово. Оказывается, она приходит не тогда, когда ты сильный, а тогда, когда у тебя не остается другого выбора.
Развод был грязным и сложным. Марк пытался доказать, что это я во всем виновата, что у меня был нервный срыв.
Лена писала мне длинные, полные слез и оправданий сообщения, которые я удаляла, не читая.
Они поженились через полгода после моего сорок первого дня рождения. Я узнала об этом случайно, из социальных сетей. Не почувствовала ничего. Просто закрыла страницу.
Иногда я думала о них. Не со злостью или обидой, а с каким-то отстраненным любопытством энтомолога, разглядывающего двух запутавшихся в паутине насекомых.
Их предательство стало для меня не трагедией, а прививкой. Болезненной, но необходимой. Прививкой от иллюзий.
— Аня, к тебе тут… — в дверях магазина появилась моя помощница, молоденькая девушка по имени Катя, и как-то неуверенно замялась.
Я подняла голову и увидела ее. Лену.
Она стояла у входа, переминаясь с ноги на ногу. Потухшая, осунувшаяся, в каком-то сером, бесформенном пальто. От былой яркой, уверенной в себе райской птицы не осталось и следа.
— Привет, — тихо сказала она.
— Привет, — ровно ответила я, обрезая секатором лишний лист. — Тебе букет?
Она вздрогнула от моего тона. Вежливого, но абсолютно чужого.
— Нет, я… я просто хотела поговорить. Попросить прощения. Еще раз.
— Лена, не нужно. Все в прошлом.
— У нас с Марком… все плохо, — выпалила она, и в ее глазах блеснули слезы. — Он все время сравнивает меня с тобой. Говорит, что я не такая хозяйка, не такая интересная, не такая…
— Мне это неинтересно, — я мягко, но твердо прервала ее. Я поставила готовый букет в вазу с водой. — Твоя жизнь с моим бывшим мужем меня не касается.
Она смотрела на меня, и в ее взгляде была не раскаяние, а отчаянная зависть. Она смотрела на мой магазин, на мои руки в цветочной пыльце, на мое спокойное лицо.
Она смотрела на женщину, у которой отняла все, но которая, потеряв это «все», почему-то стала счастливее.
— Я пойду, — прошептала она и, развернувшись, быстро вышла.
Я проводила ее взглядом. Внутри не шевельнулось ни злорадства, ни жалости. Ничего.
Дверной колокольчик звякнул, впуская новую клиентку. Я улыбнулась ей.
— Добрый день! Чем могу помочь?
В тот вечер, закрыв магазин, я не поехала домой. Я сидела на скамейке в сквере, ела мороженое и смотрела на закат.
Мне исполнялось сорок три. И я была абсолютно, безоговорочно счастлива. Я получила в подарок не просто себя.
Я получила целую новую жизнь. И это был лучший подарок из всех возможных.
А через год я нашла чудесного мужчину, помогаю воспитывать ему его сына.
