– Она же совсем девчонка, Тань. Куда ей одной в общагу! — Галя, свекровь, уселась на табурет и обвела кухню оценивающим взглядом. — У вас тут места полно. Вон, в комнате у Тимки кровать свободная стоит…
Таня стояла у плиты, помешивая кашу для сына, и пыталась не выдать раздражения. Сколько раз она мысленно репетировала этот разговор — и каждый раз заканчивала тем, что не пускает. А вот теперь сидит свекровь, улыбается своими узкими губами, и смотрит как будто с вызовом.
– Мама, у нас не гостиница, — мягко, но уверенно ответила Таня. — И Маша уже не маленькая. Поступила — взрослая. Пусть учится жить сама.
– Да кому ж она мешать будет? — возразила свекровь, поджав губы. — Девка умная, аккуратная. И потом — родная кровь. Разве трудно помочь?
Вот он, тот самый тон — как будто если скажешь «нет», то сразу станешь бессердечной мегерой. Но Таня уже слишком много раз в жизни уступала. И каждый раз это заканчивалось тем, что на ней ездили, а потом ещё и благодарности не ждали.
Маша приехала через два дня. Без предупреждения, с двумя чемоданами и довольным лицом.
– А я думала, ты пошутила! — сказала она, проходя в квартиру, как будто была здесь хозяйкой.
– Что именно? — Таня придержала дверь, пока Маша волокла внутрь баулы.
– Ну, что против моего переезда! Мама сказала, ты просто устала и срываешься, — усмехнулась девчонка. — Понимаю. У самой нервы были на пределе перед экзаменами.
Ага, у тебя нервы, а у меня кухня, стирка, ребёнок и работа. Да ещё и ты в придачу, — мысленно подумала Таня, но вслух не сказала. Просто прошла вперёд и кивнула:
– Комната Тимы, но учти — он в ней играет, и спит он в десять.
– Не вопрос! — радостно кивнула Маша. — Я сама сова, мне лишь бы место под ноутбук найти.
Через неделю Таня поняла, что это была ошибка.
Маша вставала к обеду, ходила по квартире в наушниках, громко разговаривала по телефону, не убирала за собой посуду. Каждый раз, когда Таня что-то говорила, та смотрела с недоумением:
– Да ладно, я же не мусор оставляю! Просто кружку… Потом уберу!
И ведь «потом» не наступало.
А потом появился он. Кирилл. «Парень Маши».
– Танюша, вы же молодые, современные… — Галя снова приехала в гости «проверить, как устроилась девочка», и между делом выдала: — Ну что такого, если парень приходит иногда? Ты же понимаешь…
– Нет, мама, — Таня сложила руки на груди. — Я понимаю другое. Что у меня дома ребёнок, и я не хочу объяснять ему, почему тётя в пижаме сидит у нас на кухне с чужим дядей.
Свекровь посмотрела с укором, потом встала, с шумом надела пальто и выдала:
– Да будь по-твоему. Только не жалуйся потом, что у тебя никого не осталось. С таким характером — неудивительно!
Таня осталась одна, дрожа от обиды и злости. И не знала, что это только начало.
– Мам, а тётя Маша у нас надолго? – Тимка заглянул на кухню с плюшевым драконом в руках.
Таня вытерла руки о фартук и присела на корточки.
– Я не знаю, зайчик. Она пока учится. А что?
Мальчик понизил голос до шепота:
– Она мне не даёт играть в комнате. Говорит, у неё «зум». А вчера ещё сказала, чтобы я не дышал громко…
У Тани заныло сердце. Вот тебе и “не помешает”.
После ужина она подошла к Маше, которая растянулась на диване с ноутбуком на животе и пачкой чипсов в руках.
– Маш, можно поговорить?
– Ща… – не отрывая взгляда от экрана, Маша вскинула палец. – Минутка осталась.
Прошло три.
Таня стояла. Терпела. Считала в голове: раз, два, три… десять.
– Ну? – наконец, Маша захлопнула крышку. – Что там?
– Смотри… Тимка чувствует себя неуютно. Это его комната, ты ведь знаешь. И вообще, тебе уже двадцать. Пора, может, подумать о съёме? Или общаге?
– В смысле?! – у Маши округлились глаза. – Ты что, выгоняешь меня?
– Я прошу подумать о себе. И о других. Я не выгоняю. Я прошу уважать.
– Мама говорила, что ты такая… милая! – Маша резко встала. – А ты, оказывается, просто злая!
– А ты – просто избалованная, – сорвалось с губ Тани прежде, чем она успела прикусить язык.
Вечером свекровь позвонила.
– Что ты с ней сделала? Она в слезах! Говорит, ты на неё наорала и выгнала!
– Я спокойно объяснила ситуацию. Она живёт, как будто здесь гостиница.
– Да ты завидуешь, вот и всё, – отрезала Галя. – Она молодая, у неё всё впереди, а ты…
Таня не дослушала. Просто отключила вызов.
На следующее утро Маши дома не было. Но оставила записку на столе:
«Не переживай, “Татьяна Ивановна”. Я найду, где жить. Не хочу мешать вашему «идеальному быту».»
Таня выдохнула. Легко не было, но и дышать стало чуть свободнее.
Но через два дня сумка снова стояла у порога.
– Я перееду к вам. Пока, – сказала Галя, заходя внутрь. – У тебя ведь есть место, раз ты Машу выжила?
Таня вздрогнула.
– Что?
– Да, поживу у вас немного. Пенсия маленькая, отопление у меня отключили – батареи чуть тёплые. И вообще, скучно одной.
Таня молчала. А в груди, как в чайнике, начинала кипеть вода.
Она что, специально?
И вдруг вспомнился голос психотерапевта из бесплатного вебинара: «Границы выставляются не словами, а действиями. Говорить «мне неудобно» – это не граница. Граница – это «я этого не позволю».»
– Галя, нет. Ты не будешь у нас жить, – тихо, но твёрдо сказала Таня. – И Маша не будет.
– Что?.. – свекровь замерла.
– Это наш дом. И хватит. Достаточно.
Галя стояла в прихожей с видом обиженной героини сериала.
– Ты с ума сошла? – процедила она сквозь зубы. – Это ты так с родней разговариваешь?
– Это я так говорю о границах, – Таня медленно выдохнула. – Я не гостиница. И не дом милосердия.
– Да ты бы без нас вообще в жизни не выжила! – вспыхнула свекровь. – Кто вам с Димой квартиру помог купить? Кто вам с ребёнком нянчился?!
– Помогли – спасибо. Но это не значит, что теперь можно хозяйничать в моей жизни. Всё, Галя, давай без театра.
Свекровь развернулась к Маше, которая стояла за её спиной с телефоном наперевес, будто хотела снять всё на видео.
– Видишь, Машенька? Вот как она с нами. Мы ей – тепло, а она нам – нож в спину.
– Я не режу. Я отрезаю, что вредит, – тихо ответила Таня. – Мне не нужна в доме ни драма, ни бардак. Я устала. Я работаю, воспитываю сына, и я хочу покоя. Это преступление?
Маша фыркнула, театрально закатила глаза и подхватила чемодан.
– Пошли, мам. Видимо, мы чужие в этом “уютном гнёздышке”.
– Да! – Таня распахнула дверь. – Вы гости. Только гости, которым пора домой.
Хлопнула дверь. Ком в горле стоял ещё долго. Тимка подошёл и крепко её обнял.
– Мам, они больше не будут кричать?
– Нет, сынок, – шепнула Таня. – Больше никто не будет.
Через неделю позвонил Дима — муж. Он был в командировке и не знал, что в квартире успел разыграться почти семейный детектив.
– Мама говорит, ты Машу выгнала, потом её саму. Что у тебя там происходит?
– То, что должно было случиться давно, – спокойно ответила Таня. – Я выставила границы. Наконец-то.
– Ты не могла со мной посоветоваться?
– А ты со мной посоветовался, когда сказал ей, что она может пожить у нас?
На том конце повисло молчание.
– Дима, я не против твоей семьи. Но я за то, чтобы моя жизнь не была похожа на вокзал. У нас с тобой семья.
– Ладно, – вздохнул он. – Дай мне подумать. Я приеду – поговорим.
И Таня знала: он думает. У него нет зла. Есть растерянность. Он вырос в доме, где «надо потерпеть», где «мужик – это миротворец», где мама всегда права.
Но у неё, у Тани, был другой путь. И идти по нему можно было только с прямой спиной.
А потом позвонили в дверь.
На пороге стояла… свекровь.
Но не одна.
На пороге стояла Галя. Рядом — мужчина в тёмном пальто, лет шестидесяти, с добрым лицом и охапкой хризантем.
– Это Павел Андреевич, мой… ну, друг, – немного смущённо сказала Галя. – Мы с ним познакомились на курсах здоровья для пенсионеров. Он — преподаватель дыхательной гимнастики.
Таня растерялась.
– А… приятно познакомиться, Павел Андреевич, – пробормотала она, всё ещё не понимая, к чему это всё.
– Танечка, можно нам войти буквально на минуточку? – уже с привычной напористостью спросила свекровь.
Таня, медленно кивнув, отступила в сторону.
Галя прошла в кухню, оглянулась, как будто вспоминала что-то давно забытое, и вдруг выдохнула:
– Прости.
Таня застыла.
– Я была неправа. Влезла. Навязалась. Ты права – ты хозяйка в этом доме. А я… я просто испугалась. Маша ушла, я осталась одна, и мне показалось, что мне надо куда-то… влиться. Пристроиться.
– Но ты ведь всегда так делала. Считала, что имеешь право, просто потому что “мама” или “старшая”.
– Да… – свекровь опустила глаза. – Потому что в моё время иначе не умели. Я думала, если я рядом – значит, полезна. А как жить по-другому, не знала. Но Павел меня учит. Молча помогать, если просят. И в гости – только по приглашению.
Павел деликатно кашлянул:
– Галя на занятиях упорно работала над дыханием… и над собой. Вот и решила прийти не с упрёками, а с уважением. Надеюсь, это видно.
Таня не могла поверить. Это была та же свекровь? Или это всё сон?
– Видно, – сказала она наконец. – Спасибо за эти слова. Правда.
– Я… можно, просто обниму тебя? Без ссор, без претензий?
Они обнялись. Не долго, но в этом коротком движении было так много: годы обид, непонимания, конкуренции за сына — всё сгорело, как бумага в огне.
Маша переехала в общежитие. Не без скандала, конечно, но уже не в сопровождении матери. Таня не вмешивалась. Она сказала только одно:
– Жить с людьми — это не только брать, но и отдавать. Ты пока умеешь только первое.
Ответа не последовало. И это тоже было ответом.
Дима вернулся с командировки и долго сидел молча за ужином. Потом положил руку Тане на плечо.
– Я горжусь тобой. И прости, что я всё время перекладывал на тебя — и решение, и вину, и ответственность.
Она улыбнулась.
– Главное — теперь ты это понял.
Прошло полгода. Павел Андреевич с Галей уехали на море в санаторий для активных пенсионеров. Таня время от времени получала открытки. На одной из них было написано:
«Спасибо, что не проглотила. Я учусь говорить “прости” и “мне жаль”. И это — твоё влияние. С любовью, бывшая свекровь-ураган».
Таня повесила открытку на холодильник.
А вечером, когда уложила Тимку спать, заварила себе чай и села у окна, она подумала:
Иногда главное в жизни — не пустить лишнего. А главное счастье — когда в доме только те, кто любит и уважает.
