— Мне нужно двести тысяч. Срочно. Я уже сказала девочкам, что мы идём в лучший спа-клуб города. В субботу.
Анжела впорхнула на кухню, словно яркая тропическая птица, случайно залетевшая в серую городскую квартиру. Воздух мгновенно наполнился густым, сладким ароматом её нового парфюма — смесь орхидеи и чего-то ещё, такого же дорогого и неуместного в пространстве, где пахло жареной картошкой и вчерашним днём. Она остановилась за спиной мужа, ожидая, что он сейчас же, как обычно, обернётся, улыбнётся и начнёт задавать уточняющие вопросы, которые были лишь прелюдией к безоговорочной капитуляции перед её желаниями.
Игорь не обернулся. Он медленно, с каким-то нарочитым, почти театральным спокойствием, положил вилку на край тарелки. Металлический звук о фаянс был негромким, но в образовавшейся паузе он прозвучал как выстрел. Он дожевал кусок, проглотил и только потом повернул голову. Он посмотрел на жену так, будто видел её впервые. Не на красивую женщину, которую он когда-то любил, а на незнакомое, хищное существо, обёрнутое в шёлк и пахнущее деньгами, которых у него больше не было.
— Двести тысяч, — повторил он. Голос был ровным, лишённым всяких эмоций, как у автоответчика. — За один день в спа-клубе. Я правильно тебя понял?
Анжела почувствовала первый, едва уловимый укол тревоги, но тут же отогнала его. Это была просто усталость. Он устал на своей дурацкой работе, вот и всё. Ей нужно было лишь добавить немного шарма, привычной женской магии, которая всегда работала безотказно.
— Ну милый, — она кокетливо поправила идеальный локон, упавший на плечо. — Я же должна соответствовать. Ты представляешь, какое лицо будет у Ленки, когда она узнает, куда мы идём? А у Светки? Они же себе такого позволить не могут. Они умрут от зависти! Это будет наш маленький триумф. Я уже похвасталась, что мой муж для меня ничего не жалеет.
Она улыбнулась своей самой обезоруживающей улыбкой, той, что стирала с его лица любую хмурость и открывала кошелёк. Но в этот раз ничего не произошло. Игорь усмехнулся, но это была лишь гримаса, обнажившая зубы; в его глазах не было ни капли веселья. Он смотрел на неё долго, изучающе, будто взвешивая на невидимых весах каждое её слово, каждый жест, каждую потраченную на неё копейку за все годы их совместной жизни.
Он спокойно доел свою картошку. Вытер губы салфеткой. Встал из-за стола, отодвинув стул без единого скрипа. Он подошёл к ней почти вплотную, и от его спокойствия Анжеле стало по-настоящему не по себе. Она привыкла к его вспышкам, к спорам, после которых он всегда сдавался. Но это ледяное, мёртвое безразличие пугало её до дрожи.
— Слушай, милая моя, если ты так хочешь понтаваться перед своими подружками, то ищи себе работу или нового мужа, потому что я весь этот бред оплачивать не буду ни за что!
Она отшатнулась, словно её ударили. Маска кокетства слетела с её лица, обнажив злобу и недоумение.
— Что? Да как ты смеешь! Ты меня позоришь! Я уже всем всё рассказала! Кем я буду выглядеть в их глазах?!
Но он уже не слушал. Он молча прошёл в комнату, взял с дивана свой ноутбук и вернулся на кухню. Сел за стол, на котором ещё стояла его грязная тарелка, и открыл крышку. Пальцы быстро забегали по клавиатуре. Анжела стояла столбом, наблюдая за ним и не понимая, что происходит. Это был не тот сценарий, к которому она привыкла. Он должен был кричать, оправдываться, умолять о прощении.
Через минуту он развернул экран ноутбука к ней. Она увидела страницу онлайн-банка. Он открыл историю операций: крупная сумма, почти вся его зарплата, только что была переведена с их общего счёта на какой-то другой, с пометкой «Сберегательный». А затем он щёлкнул мышкой и показал ей баланс их общей карты, той самой, с которой она оплачивала свои платья, рестораны и мечты. На экране светилась цифра: 10 000.
— Это на еду до конца месяца, — его голос был абсолютно бесстрастным. Он закрыл ноутбук и посмотрел ей прямо в глаза. — Понтуйся.
Первой реакцией Анжелы был смех. Не весёлый, не искренний, а короткий, отрывистый, похожий на лай маленькой злой собачки. Она смотрела на цифру на экране, потом на непроницаемое лицо Игоря, и её мозг отказывался принимать эту новую реальность. Это была шутка. Глупая, неуместная, затянувшаяся мужская шутка. Он просто обиделся. Он решил её «проучить», как провинившегося ребёнка, а завтра утром, виновато улыбаясь, вернёт всё на свои места и добавит сверху за моральный ущерб.
— Ты что, обиделся? — она всё ещё пыталась удержать привычный покровительственный тон, но в голосе уже прорезались металлические нотки. — Маленький мальчик Игорь обиделся, что его не похвалили за ужин? Милый, эта роль тебе не идёт. Прекращай этот спектакль и верни деньги на карту.
Игорь молча поднялся из-за стола, взял свою тарелку и вилку и подошёл к раковине. Он открыл кран, и звук льющейся воды стал единственным ответом на её слова. Он методично, не торопясь, вымыл посуду, ополоснул и поставил на сушилку. Каждый его жест был выверенным и спокойным. Это было не похоже на обиду. Обида суетлива, она требует внимания. А он, казалось, вообще забыл о её существовании.
Она подошла к нему, встала рядом, вторгаясь в его личное пространство. От неё всё ещё пахло дорогим парфюмом, но теперь этот запах казался удушливым.
— Я с тобой разговариваю! Ты хоть понимаешь, как это выглядит? Мужчина, который экономит на своей женщине. Это дно, Игорь. Абсолютное дно. Тебя же засмеют все наши общие знакомые, когда узнают.
Он закрыл кран. Вытер руки полотенцем, аккуратно повесив его на крючок. Повернулся к ней. В его взгляде не было ни злости, ни обиды. Только холодная, бесконечная усталость.
— Это не экономия, Анжела. Это прекращение финансирования бессмысленного проекта под названием «Зависть подруг». Проект закрыт по причине полной нерентабельности. И мне глубоко плевать, кто и что обо мне подумает. Особенно те «знакомые», которые видят во мне только ходячий банкомат.
Он обошёл её и ушёл в спальню. Она осталась на кухне одна, посреди запахов жареной картошки и своего дорогого парфюма. Осознание того, что это не игра, начало медленно просачиваться в её сознание, как яд. Она просидела на кухонном стуле почти час, прокручивая в голове его слова, его взгляд, его унизительный жест с переводом денег. Ярость смешивалась с паникой.
Утро не принесло облегчения. Она проснулась с твёрдым намерением устроить ему настоящий скандал, такой, чтобы стены задрожали. Она привыкла, что её крик и обвинения всегда выводили его из себя, заставляли чувствовать вину и в итоге идти на попятную. Она вошла на кухню, готовая к бою, но обнаружила, что Игорь уже позавтракал и собирается на работу. На столе стояла одна пустая чашка из-под кофе. Кофеварка была выключена и холодна.
— И что это значит? Ты решил играть в молчанку? — выпалила она. — Верни деньги на карту, и мы забудем этот цирк. Я готова тебя простить за вчерашнее.
Игорь, завязывая галстук перед зеркалом в прихожей, посмотрел на её отражение.
— Никакой игры нет. Есть новые правила. Твои развлечения, твой статус, твои «триумфы» — это теперь твоя зона ответственности. Моя зона ответственности — вот эти десять тысяч на еду. И то, только до конца месяца. Я опаздываю.
Он взял портфель и направился к двери. Она бросилась за ним, преграждая ему путь.
— Ты не уйдёшь! Мы не закончили! Ты не можешь так со мной поступить!
— Могу, — он спокойно взял её за плечо, но не для того, чтобы обнять или успокоить, а чтобы просто отодвинуть с дороги, как неодушевлённый предмет. — И уже поступил. Кстати, в холодильнике есть пара сосисок и яйца. На ужин себе что-нибудь приготовишь.
Он вышел. Она услышала, как ключ дважды повернулся в замке. В этот момент до неё наконец дошло. Это был не психоз. Не временное помешательство. Это был тщательно продуманный и хладнокровно исполненный бунт. И она, королева этого маленького мира, только что была свергнута с престола и низведена до уровня прислуги, которой оставили десять тысяч на пропитание. Она обвела взглядом квартиру — итальянская мебель, дизайнерский ремонт, картины на стенах. Всё это она считала своим. И с ужасом поняла, что у неё нет ничего. Она была лишь ещё одним дорогим предметом интерьера, который, видимо, решили списать за ненадобностью.
Прошло три дня. Три дня ледяной, густой, как кисель, враждебности. Анжела сначала пыталась держаться, делая вид, что её совершенно не трогает эта нелепая игра в независимость. Она демонстративно заказывала себе дорогую еду из ресторанов, оплачивая её с остатков на своей кредитке, громко разговаривала по телефону с подругами, обсуждая предстоящие «шикарные выходные». Но её бравада таяла с каждым часом. Телефон, лежавший на стеклянном столике, вибрировал всё чаще, превращаясь из символа её статуса в орудие пытки.
Сообщения от Ленки были самыми невыносимыми: «Ну что, богиня? Готовишься к субботе? Я уже массажное масло купила с ароматом сандала, чтобы хоть как-то соответствовать!». Анжела читала это, и её желудок скручивало от смеси ярости и унижения. Она оказалась в ловушке, которую сама же и построила из хвастовства и лжи.
В четверг вечером, когда отчаяние достигло пика, она решила сменить тактику. Агрессия не сработала, значит, нужно было вернуться к проверенному оружию, которое никогда её не подводило. Она провела час в ванной, надела кружевное боди, чёрное, как грех, и такое дорогое, что его стоимость могла бы покрыть месячную аренду неплохой квартиры. Распустила волосы, нанесла на ключицы капельку духов. Когда Игорь вернулся с работы, она ждала его в спальне, томно прислонившись к дверному косяку в самой выгодной, сотни раз отрепетированной перед зеркалом позе.
Он вошёл в комнату, чтобы взять чистую футболку. Он скользнул по ней взглядом, как по вешалке в прихожей, на которой висит забытый плащ. Ни удивления, ни восхищения, ни даже раздражения. Пустота.
— Простынешь, — сказал он, доставая футболку из шкафа.
— Закрой дверь с той стороны.
Это было хуже, чем пощёчина. Её обесценили. Её главное оружие, её красоту и соблазнительность, просто вынесли за скобки, сочли чем-то несущественным, как сквозняк из форточки. Ярость, горячая и ослепляющая, захлестнула её. Маска соблазнительницы треснула и осыпалась.
— Да что ты вообще из себя представляешь? — зашипела она ему в спину. — Офисный планктон! Сидишь в своей клетке с девяти до шести, перекладываешь бумажки и думаешь, что ты мужчина? Мужчины решают проблемы! Они добиваются! Они балуют своих женщин! У Ленки муж бизнес свой крутит, у Светки — в нефтянке шишка. Они им машины дарят, а не на сосиски десять тысяч оставляют! Ты даже на один поход в спа для своей жены заработать не можешь! Ты — ноль, Игорь. Ничтожество!
Она ждала ответного взрыва. Оскорблений. Крика. Хоть какой-то реакции, которая вернула бы их в привычное поле боя, где она умела играть и побеждать. Но Игорь просто переоделся в домашнюю одежду, бросил рабочую рубашку в корзину для белья и, не глядя на неё, вышел из спальни.
Через десять минут по квартире поплыл запах жареного мяса и чеснока. Анжела, ведомая этим запахом, как на верёвке, вышла на кухню. Картина, которую она увидела, окончательно её сломала. Игорь сидел за столом и ужинал. Перед ним стояла тарелка, на которой лежал один идеальный стейк, горка свежего салата и бокал красного вина. Он купил это всё по дороге домой. Для себя. Одну порцию. Он ел медленно, с удовольствием, глядя в экран ноутбука, где шёл какой-то сериал. Он создал вокруг себя невидимый кокон, в котором для неё просто не было места.
Она стояла в дверях, в своём дорогом кружевном белье, униженная и голодная, и смотрела, как её муж наслаждается жизнью, в которой она больше не играла никакой роли. Он не спорил, не оправдывался, не злился. Он просто вычеркнул её. Он начал жить параллельной жизнью в их общей квартире, и эта тактика была страшнее любого скандала. Она была призраком. Бесплотным, невидимым существом, чьи попытки привлечь к себе внимание были не более чем лёгким дуновением ветра, которое не способно было даже качнуть пламя свечи. И она поняла, что у неё остался только один, последний ход.
Пятница. Завтрашний день надвигался, как грозовая туча, готовая разразиться ледяным ливнем унижения. Телефон Анжелы разрывался от сообщений подруг, уже обсуждавших, какие купальники они наденут в «тот самый» спа-клуб. Она больше не могла оттягивать неизбежное. Вечером, когда Игорь, как ни в чём не бывало, читал книгу в гостиной, она поняла, что у неё остался последний патрон в обойме. Самый крупный калибр. Ультиматум, который должен был вернуть его в реальность и поставить на место.
Она встала перед ним, перекрыв свет от торшера. Он нехотя оторвал взгляд от страницы.
— Я так больше не могу, — начала она, вкладывая в голос всю ту стальную решимость, на которую была способна. — Если ты немедленно не прекратишь этот цирк и не вернёшь всё как было, я подаю на развод.
Она ожидала чего угодно: шока, гнева, мольбы. Но он лишь спокойно отложил книгу на подлокотник, аккуратно заложив страницу пальцем.
— Хорошо, — сказал он так просто, будто она предложила ему чаю.
Эта реакция выбила у неё почву из-под ног. Её ультиматум, её мощнейшее оружие, не произвело никакого эффекта. Она по инерции продолжила, повышая голос, чтобы самой поверить в свои слова.
— Ты меня не понял? Раз-вод! Это значит раздел имущества. Этой квартиры, машины. Всего, что мы нажили! Посмотрим, как ты запоёшь, когда тебе придётся отдать мне половину. Ты будешь платить мне до конца своих дней за это унижение!
Игорь смотрел на неё, и в его взгляде впервые за эти дни появилось что-то похожее на интерес. Это был интерес исследователя, наблюдающего за последними, предсмертными конвульсиями лабораторного животного. Он медленно встал с кресла.
— Да, ты права. Нужно внести ясность. Подожди секунду.
Он, не торопясь, вышел из гостиной и направился к шкафу в коридоре. Анжела осталась стоять посреди комнаты, её сердце колотилось от дурного предчувствия. Что-то было не так. Всё шло совершенно не по её сценарию. Через минуту он вернулся. В руках у него была тонкая папка из синего картона. Он подошёл к журнальному столику, положил на него папку и открыл её. Внутри лежал всего один документ, сложенный втрое.
— Ты, наверное, не помнишь этот листок, — начал он своим ровным, безжизненным голосом. — Мы подписали его за неделю до свадьбы. Ты ещё смеялась, говорила, что брачные контракты — это глупая формальность для олигархов, и подписала, даже не читая, между примеркой платья и выбором торта. Давай я освежу твою память.
Он взял документ и начал методично, пункт за пунктом, зачитывать его вслух, словно диктор, объявляющий приговор.
— Пункт первый. Квартира, в которой мы проживаем, является моей личной собственностью, так как была подарена мне моими родителями за два года до заключения брака. В случае развода она не подлежит разделу. Пункт второй. Автомобиль также является моей личной собственностью, приобретённой до брака. Пункт третий. Все банковские счета, открытые на моё имя, включая сберегательные, являются моим личным имуществом. Разделу подлежат только средства на общем счету, — он сделал паузу и посмотрел на неё. — Там, как ты помнишь, сейчас около десяти тысяч. Можем поделить по-честному, по пять на каждого.
Её лицо превратилось в белую маску. Она смотрела на бумагу в его руках, и её мир, построенный на уверенности в своей власти и его деньгах, рушился, превращаясь в пыль.
— И самое интересное, — продолжил Игорь, и в его голосе прозвучала нотка почти научного любопытства, — пункт четвертый. В случае расторжения брака по твоей инициативе, за исключением доказанных фактов моей измены или насилия, ты не имеешь права претендовать на какое-либо содержание или алименты. Ты ведь подаёшь на развод, потому что я не дал тебе двести тысяч на спа? Думаю, этот повод не сочтут уважительным.
Он аккуратно сложил документ и убрал его обратно в папку. В комнате повисла такая плотная тишина, что, казалось, её можно было резать ножом. Он посмотрел на неё, на женщину, которая ещё неделю назад была хозяйкой его жизни, и не увидел ничего. Пустое место в дорогом шёлковом халате.
Затем он сделал то, чего она никак не могла ожидать. Он спокойно прошёл в прихожую, взял её сумочку с комода, достал оттуда ключи от квартиры, отсоединил их от брелока и положил себе в карман. После чего подошёл к входной двери и открыл её настежь. Из подъезда пахнуло холодом и пылью.
— Ну вот и всё, — сказал он, поворачиваясь к ней. Его лицо было абсолютно спокойным. — Ты свободна. Можешь идти. Отправляйся понтоваться перед своими подружками в том, в чём стоишь. Можешь начать с рассказа о том, что теперь тебе негде жить.
Она стояла как вкопанная, глядя на тёмный проём открытой двери. Это был не просто конец их брака. Это было полное, осознанное и беспощадное уничтожение. Он не просто выгонял её. Он стирал её из своей жизни, как ненужную запись в телефонной книге.
— Дверь, — напомнил он так же спокойно.
И она, как сомнамбула, шагнула за порог. Он не стал ждать. Дверь закрылась перед её лицом. Она не услышала хлопка. Только тихий, сухой щелчок замка, который отрезал её от прошлой жизни навсегда…
