Утро выдалось промозглым. Вера Петровна поежилась, заворачиваясь в потертый домашний халат, и поставила чайник. Четвертый этаж старой хрущевки плохо держал тепло, хотя отопление уже включили неделю назад. В маленькой кухне едва помещались стол, холодильник и узкий шкафчик для посуды. Обои, поклеенные еще семь лет назад, местами отходили от стены.
Она достала с полки банку с заваркой, бросила в чашку две ложки и залила кипятком. Привычное движение, отточенное за пятьдесят с лишним лет жизни. Сорок девять ей исполнилось месяц назад, но отмечать не стала – не видела смысла. Разве что Нинка, соседка по лестничной клетке, забежала с тортом и бутылкой полусладкого.
Звонок телефона разорвал тишину квартиры. Вера Петровна вздрогнула и посмотрела на часы – восемь утра в воскресенье. Кому не спится?
— Да, — сказала она в трубку, не глядя на номер.
— Вер, это я, — голос бывшего мужа показался ей осипшим, не таким, как обычно. — Можно поговорить?
Сердце неприятно екнуло. Они не общались уже полгода, с тех пор как закончили делить имущество. Развод дался нелегко, хоть и прошел без скандалов. Двадцать шесть лет вместе, сын уже взрослый, своя семья. Все было тихо-мирно, пока Петр не встретил свою Оксану.
— Что случилось? — спросила Вера, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
— Поговорить надо, — повторил Петр. — Я подъеду через час, ладно?
Она хотела отказать, сказать, что занята, что у нее планы. Но какие планы? Стирка, уборка, телевизор вечером. Вся ее жизнь теперь состояла из таких воскресений.
— Ладно, — сказала она и положила трубку.
За час Вера успела принять душ, одеться, накраситься и даже сбегать в магазин за свежим хлебом. Поймала себя на мысли, что волнуется, и разозлилась на саму себя. Нечего суетиться из-за бывшего. Тем более из-за такого, как Петр.
Он позвонил ровно в девять. Стоял на пороге — все такой же крепкий, широкоплечий, только виски совсем седые и мешки под глазами. Одет был небрежно: джинсы, старая кожаная куртка, которую Вера подарила ему лет десять назад.
— Проходи, — она посторонилась, пропуская его в квартиру.
Петр вошел, огляделся. Ничего не изменилось с тех пор, как он здесь жил. Те же обои, та же мебель, разве что его вещей не стало.
— Чай будешь? — спросила Вера, проходя на кухню.
— Буду, — он сел за стол и тяжело вздохнул.
Вера поставила перед ним чашку, села напротив. Помолчали.
— Ну, рассказывай, — не выдержала она. — Что стряслось?
Петр провел ладонью по лицу, словно стирая усталость.
— Ушла она от меня, — сказал он глухо. — Оксана.
Вера почувствовала, как что-то внутри дрогнуло — то ли жалость, то ли удовлетворение. Она ждала этого. Знала, что молодая любовница рано или поздно бросит пятидесятитрехлетнего мужика, у которого кроме двухкомнатной квартиры на окраине да подержанной «Лады» ничего нет.
— И что ты от меня хочешь? — спросила она прямо.
Петр поднял на нее глаза — усталые, покрасневшие.
— Просто поговорить. Не с кем больше.
— А как же твои друзья? Сергей, Витька? — Вера хмыкнула. — Они же тебя поддерживали, когда ты от меня ушел. Говорили, что я зануда и клуша, что ты еще молодой мужик и имеешь право на счастье.
— Перестань, — Петр поморщился. — Было дело, наговорили глупостей. Но я к тебе не за этим пришел.
— А за чем? — Вера чувствовала, как внутри поднимается раздражение. — Поплакаться хочешь? Чтобы я тебя пожалела?
— Да нет же, — он сделал глоток чая. — Просто… я многое понял за это время. Знаешь, Оксана… она другая. Не такая, как ты.
— Ну еще бы, — Вера невесело усмехнулась. — Она же на двадцать лет моложе.
— Дело не в возрасте, — Петр покачал головой. — Она… требовательная. Все время чего-то хочет. То поехать куда-то, то купить что-то, то ремонт затеять. А денег у меня не так много. Ты же знаешь, на заводе платят не ахти.
— Знаю, — Вера вздохнула. — Двадцать шесть лет на одну зарплату жили, как не знать.
Наступила пауза. За окном шел дождь, капли стучали по карнизу.
— А ушла она почему? — спросила Вера наконец.
Петр сжал губы.
— Сказала, что я скучный. Что со мной только о работе и о деньгах разговоры. Что я ничего не хочу в жизни, кроме как лежать на диване и смотреть футбол.
Вера чуть не поперхнулась чаем.
— И она права, — сказала она, откашлявшись. — Именно такой ты и есть. Двадцать шесть лет я тебе то же самое говорила, только ты не слушал.
— Слушал, — возразил Петр. — Просто не придавал значения. Думал, все бабы так: поворчат и успокоятся.
— Ну вот, — Вера развела руками. — Теперь знаешь, что не все успокаиваются. Некоторые уходят.
Петр снова вздохнул и потер переносицу.
— Слушай, Вер… Я ведь не просто так пришел.
Вера напряглась. Она догадывалась, к чему он клонит, но не хотела облегчать ему задачу.
— Я подумал… может, нам попробовать снова? — он смотрел в сторону, избегая ее взгляда. — Все-таки столько лет вместе. Сын у нас общий. Внук скоро будет.
Вера смотрела на бывшего мужа и не могла поверить своим ушам. Он реально думает, что она согласится? После всего, что было?
— Петя, — сказала она спокойно, — ты что, серьезно? Ты бросил меня ради молодой девки, ушел к ней жить, а теперь, когда она тебя выставила, хочешь вернуться, как ни в чем не бывало?
— Я не так ставлю вопрос, — Петр нахмурился. — Просто мы столько лет были вместе. Ты меня знаешь лучше всех. И я тебя знаю. Нам было хорошо.
— Тебе было хорошо, — поправила Вера. — А я просто терпела. Твои вечные футболы, твоих друзей с пивом на кухне, твое нежелание куда-то ходить, что-то делать. Думаешь, мне нравилось годами жить от зарплаты до зарплаты? Экономить на всем, чтобы хватило на месяц? Никуда не ездить в отпуск, кроме деревни к твоей матери?
— Но ты же никогда не жаловалась, — растерянно сказал Петр.
— Жаловалась! — Вера повысила голос. — Тысячу раз! Но ты не слушал. Точнее, слушал, но не слышал. Тебе было все равно, чего я хочу, о чем мечтаю. Главное, чтобы ужин был на столе и рубашки выглажены.
Петр молчал, крутя в руках чашку.
— А знаешь, что самое обидное? — продолжила Вера тише. — То, что ты спохватился только сейчас. Когда тебя бросили. А если бы Оксана не ушла? Ты бы даже не вспомнил обо мне.
— Неправда, — возразил Петр. — Я часто о тебе думал.
— Да ладно, — усмехнулась Вера. — Не смеши меня. Полгода ни звонка, ни сообщения. Даже на день рождения не поздравил.
— Я не знал, как ты отреагируешь, — он пожал плечами. — После развода ты была… не очень дружелюбна.
— А ты как думал? — Вера горько усмехнулась. — Что я буду прыгать от радости, когда муж после двадцати шести лет брака уходит к девчонке, которая годится ему в дочери?
— Она не такая уж и молодая, — неуверенно возразил Петр. — Ей тридцать два.
— О, ну это все меняет, — сарказм в голосе Веры был почти осязаемым. — Всего-то на семнадцать лет младше меня.
Они снова замолчали. Чай в чашках остыл.
— Знаешь, Петя, — сказала наконец Вера, — я не хочу начинать все сначала. Не хочу возвращаться к тому, что было. Эти полгода без тебя… они многое мне дали.
— В каком смысле? — Петр недоуменно поднял брови.
— В прямом, — Вера встала и подошла к окну. — Я наконец-то стала жить для себя. Записалась на курсы кройки и шитья — всегда мечтала научиться, но все времени не было. Хожу в бассейн по вторникам и четвергам. В театр езжу с Нинкой раз в месяц.
— С какой Нинкой? — нахмурился Петр.
— С соседкой, — Вера повернулась к нему. — Ты даже не знаешь, кто живет с нами на одной лестничной клетке. Никогда не интересовался. А она, между прочим, очень интересная женщина. Работает в библиотеке, книги пишет. Мы с ней теперь дружим.
Петр смотрел на бывшую жену с удивлением. Она изменилась. Не внешне — все те же русые волосы с проседью, все те же усталые глаза и морщинки вокруг рта. Но что-то в ней стало другим. Какая-то… уверенность, что ли.
— Слушай, я понимаю, ты злишься, — начал он примирительно. — И имеешь право. Но давай посмотрим правде в глаза: тебе сорок девять, мне пятьдесят три. Мы уже не молодые. Кому мы нужны по отдельности? А вместе у нас все налажено, привычно.
Вера покачала головой.
— Вот именно это меня и пугает, Петя. Эта «налаженность», эта привычка. Я не хочу больше жить по привычке. Хочу жить по-настоящему. Пусть даже одна.
— Но ведь одной тяжело, — возразил Петр. — Денег мало, за квартиру платить, за коммуналку. Кран потечет — кто починит?
— Сантехника вызову, — пожала плечами Вера. — Не так уж это и дорого. Знаешь, сколько я экономлю на том, что не покупаю тебе пиво, сигареты и колбасу? Вполне хватает на оплату бассейна и театра.
Петр обиженно поджал губы.
— Значит, не хочешь даже попробовать? Вернуть все как было?
— Не хочу, — твердо сказала Вера. — И не потому, что обижена или злюсь. Просто я наконец-то начала жить так, как хочу я, а не так, как удобно тебе. И знаешь что? Мне это нравится.
Петр встал из-за стола, прошелся по кухне. Остановился у холодильника, на котором висела фотография их сына с женой.
— Андрюха знает, что я к тебе пришел, — сказал он, не оборачиваясь.
— И что? — Вера скрестила руки на груди.
— Одобрил. Сказал, что будет рад, если мы снова будем вместе.
— Ну еще бы, — усмехнулась Вера. — Конечно, ему так удобнее. Не надо мотаться между двумя родителями, не надо думать, к кому из нас пойти на Новый год. Но речь не о нем, Петя. Речь о нас с тобой.
Петр повернулся к ней, и в его глазах Вера увидела то, чего не ожидала, — растерянность.
— А если я изменюсь? — спросил он тихо. — Если буду… ну, не знаю, интересоваться твоими делами, ходить с тобой в театр, бросить курить?
Вера внимательно посмотрела на него. Сколько раз за двадцать шесть лет брака она мечтала услышать эти слова? Сколько раз представляла, как Петр вдруг осознает, что был неправ, и захочет измениться ради нее?
— Знаешь, что самое грустное? — сказала она наконец. — То, что ты предлагаешь измениться только сейчас, когда остался один. Не ради меня, а ради себя. Потому что тебе страшно и одиноко.
— Неправда, — начал Петр, но Вера перебила его.
— Правда, Петя. Мы оба это знаем. Если бы Оксана не ушла, ты бы и не подумал возвращаться. И уж точно не стал бы меняться ради меня.
Петр опустил голову. Возразить было нечего.
— Так что, совсем никаких шансов? — спросил он наконец.
Вера подошла к нему и впервые за весь разговор мягко коснулась его плеча.
— Не знаю, — сказала она честно. — Может быть, когда-нибудь… Но не сейчас. Не так. Я только начала узнавать, какая я на самом деле, без оглядки на тебя. И мне это нравится.
Петр кивнул, понимая, что дальше настаивать бессмысленно.
— Можно хотя бы иногда приходить? — спросил он. — Просто поговорить, чай выпить.
Вера задумалась. Потом кивнула.
— Можно. Только звони заранее. У меня теперь много дел.
Петр натянуто улыбнулся.
— Договорились. Ну, я пойду тогда…
Она проводила его до двери. Когда он уже стоял на пороге, в потертой куртке, с сутулыми от усталости и одиночества плечами, Вера вдруг почувствовала укол жалости. Но тут же отогнала это чувство. Нет, она не будет жалеть его. И не будет возвращаться в прошлое.
— Пока, Петя, — сказала она и закрыла за ним дверь.
Вечером позвонила Нинка.
— Ну как ты? — спросила она без предисловий. — Я видела, к тебе Петр приходил.
— Нормально, — ответила Вера, прижимая телефон плечом и разогревая ужин в микроволновке. — Предлагал сойтись.
— И что ты?
— Отказала, конечно, — Вера достала тарелку и села за стол. — Его молодая подружка выставила, вот он и вспомнил о старой жене.
— Так я и знала! — торжествующе воскликнула Нинка. — Говорила же тебе, что так и будет. Сначала бросит, потом приползет на коленях. И что, сильно убивался?
— Да нет, — Вера улыбнулась, вспомнив их разговор. — Больше о практической стороне вопроса думал. Кто кран починит, как деньги экономить, все такое.
— Типичный мужик, — фыркнула Нинка. — И ни слова о любви, небось?
— Какая любовь в пятьдесят лет, — вздохнула Вера. — Он о привычке говорил. О том, что нам вместе удобнее.
— Вот-вот, — Нинка хмыкнула. — Удобнее ему, а не тебе. Эй, ты точно в порядке? Голос какой-то странный.
Вера помолчала, обдумывая ответ.
— Знаешь, Нин, я думала, что буду злорадствовать, когда это случится. Когда он останется один и придет ко мне. Представляла, как буду ему выговаривать, как отошью. А сейчас… просто грустно.
— Почему? — удивилась Нинка.
— Потому что двадцать шесть лет коту под хвост, — Вера отодвинула тарелку. — Столько лет вместе, а он так и не понял, чего я хочу, кто я такая. Ему просто нужен был кто-то рядом. Не я — кто-то.
— Так всегда и бывает, — философски заметила Нинка. — Мужики не видят дальше своего носа. Мой Витька такой же был, царствие ему небесное. Только о работе и о машине своей думал. А на меня времени не хватало.
— И что бы ты сделала, если бы он вернулся? — спросила Вера. — Ну, представь, что не умер бы, а ушел, а потом захотел вернуться.
Нинка задумалась.
— Не знаю, — сказала она наконец. — Наверное, простила бы. Любила я его, дурака. Только толку теперь гадать…
Они помолчали.
— Слушай, а пойдем завтра в кино? — предложила вдруг Нинка. — У меня два билета на новую комедию, Светка не может.
— Пойдем, — согласилась Вера. — А во вторник в бассейн не забудь. Я абонемент на двоих взяла, со скидкой.
— Не забуду, — заверила Нинка. — Ну, до завтра тогда.
Вера положила трубку и подошла к окну. На улице стемнело, фонари освещали пустой двор. Где-то там, в соседнем доме, в такой же хрущевке, сидит сейчас Петр, один, не зная, что делать со своей жизнью. Ей вдруг захотелось позвонить ему, сказать, что передумала, что они могут попробовать все сначала.
Но она тут же отогнала эту мысль. Нет. Это было бы слишком просто для него — уйти, нагуляться и вернуться. И слишком унизительно для нее — принять его обратно, как будто ничего не произошло.
Вера вернулась к столу, открыла ноутбук — подарок сына на прошлый день рождения. Загрузила страницу с курсами шитья. Завтра новое занятие, они будут учиться делать выкройку платья. Вера давно мечтала о таком платье — синем, с запахом, как у героини из какого-то сериала. Петр всегда говорил, что это не ее фасон, что ей не идет. А она никогда не спорила.
Теперь она будет спорить. С ним, с сыном, со всем миром, если понадобится. Потому что только сейчас, в сорок девять лет, она наконец-то начала жить.
Петр вернулся в свою квартиру — ту самую, которую снимал для них с Оксаной. Маленькую, но светлую, с новым ремонтом. Оксана настояла, чтобы они жили отдельно, а не в его старой квартире, где все напоминало о бывшей жене.
Теперь здесь было пусто. Оксана забрала свои вещи, оставив только то, что купил ей Петр — не так уж и много. Он просто не мог себе позволить дорогие подарки на зарплату мастера цеха.
Петр сел на диван и включил телевизор. Шел футбол — «Спартак» против «Зенита». Раньше он бы с удовольствием посмотрел, а потом обсудил с друзьями на работе. Но сейчас почему-то не хотелось.
Он вспомнил сегодняшний разговор с Верой. Как она изменилась! Не внешне, нет, — характером. Стала какой-то… независимой. Раньше она всегда соглашалась с ним, всегда уступала. А сегодня говорила то, что думает, не боясь его обидеть.
И ведь права она, черт возьми. Он действительно никогда не интересовался её жизнью, её мечтами. Думал только о себе. А она терпела, молчала, делала все, чтобы ему было удобно.
Петр выключил телевизор и подошел к окну. Во дворе играли дети, молодые мамы сидели на лавочках, переговариваясь. Обычная жизнь, обычные люди.
Он вдруг вспомнил, как познакомился с Верой. Это было давно, еще в техникуме. Она училась на бухгалтера, он — на механика. Встретились на танцах в клубе. Она была такая красивая — светлые волосы, голубые глаза, стройная фигурка. И смеялась заразительно, громко. Он влюбился сразу, наповал.
А потом была свадьба, рождение сына, работа, быт… Когда же она перестала смеяться? Когда он перестал видеть в ней ту девушку с танцев?
Петр вздохнул. Может, Вера и права. Может, им действительно не стоит быть вместе. Может, он слишком поздно понял, что потерял.
Он достал телефон, нашел номер сына.
— Привет, пап, — голос Андрея звучал обеспокоенно. — Ну как? Поговорил с мамой?
— Поговорил, — Петр тяжело опустился на диван. — Не хочет она меня обратно, Андрюх. И правильно делает.
— Да ладно, — Андрей явно не ожидал такого ответа. — Она просто обиделась. Перебесится и примет тебя обратно. Куда ей деваться-то?
— Есть куда, — Петр грустно усмехнулся. — У нее теперь своя жизнь. Курсы какие-то, бассейн, театр… С соседкой дружит.
— С какой соседкой? — удивился Андрей.
— Вот и я о том же, — Петр покачал головой. — Мы столько лет жили в этой квартире, а я даже не знал, кто живет на нашей лестничной клетке. А твоя мать знала. И теперь с ней дружит.
Андрей помолчал.
— Слушай, пап, а может, это и к лучшему? — сказал он наконец. — Ну, что мама не хочет обратно. Ты ведь тоже изменился. Может, тебе тоже стоит начать новую жизнь?
Петр задумался. Новую жизнь? В пятьдесят три года? Да кому он нужен такой — лысеющий, с пузом, без особых перспектив на работе?
— Какую новую жизнь, Андрюх? — он невесело усмехнулся. — Куда мне? В бассейн записаться? В театр ходить?
— А почему бы и нет? — серьезно спросил сын. — Тебе ведь всегда нравилось что-то делать руками. Помнишь, как ты мне в детстве скворечники мастерил? А полки для бабушки на даче? У тебя здорово получалось.
Петр улыбнулся, вспоминая. Действительно, когда-то он любил работать с деревом. Даже мечтал завести свою мастерскую, делать мебель на заказ. Но потом навалилась работа, семья, ответственность…
— Да когда это было, — отмахнулся он. — Сто лет назад.
— А что изменилось? — настаивал Андрей. — Руки на месте, голова тоже. Давай я тебе помогу с инструментами. У Катиного отца целая мастерская простаивает, он бы разрешил пользоваться.
— Посмотрим, — неопределенно ответил Петр. — Ладно, сынок, не бери в голову. Как-нибудь справлюсь.
После разговора с сыном он долго сидел, глядя в одну точку. Потом достал бутылку водки, налил стопку. Выпил залпом, поморщился. Раньше с друзьями выпивал по пятницам, а сейчас даже это не радовало. С кем пить-то? Все семейные, по домам.
Петр посмотрел на экран телефона. Хотелось позвонить Вере, сказать… а что сказать? Что был неправ? Что понял, как сильно она ему нужна? Что все эти годы принимал её как должное?
Но гордость не позволяла. Сколько раз за двадцать шесть лет брака он не находил в себе сил извиниться первым? Всегда Вера делала шаг навстречу. Всегда она уступала, сглаживала углы, делала вид, что все в порядке.
Петр налил еще стопку. За окном стемнело. В соседней квартире кто-то включил музыку — что-то современное, с грохочущими басами. Раньше он бы разозлился, пошел бы стучать в стену. А сейчас сидел и слушал, понимая, что это не его раздражает — это он сам себе противен.
Прошло три месяца. Зима выдалась снежной и холодной. Вера возвращалась с работы — в бухгалтерии перед Новым годом была запарка. Она спешила домой, где ее ждал горячий чай и недоделанное платье — синее, с запахом, как она и мечтала.
В подъезде она столкнулась с сыном. Андрей стоял у двери её квартиры, переминаясь с ноги на ногу.
— Андрюша? — удивилась Вера. — Ты чего не позвонил, что придешь?
Сын обнял ее, и она почувствовала тревогу — что-то было не так.
— Мам, — сказал он, когда они вошли в квартиру, — у меня новости. Не очень хорошие.
Вера замерла, расстегивая пальто.
— Что-то с Катей? С ребенком? — она инстинктивно положила руку на живот невестки, хотя той здесь не было.
— Нет, с ними все в порядке, — Андрей покачал головой. — Это отец. Он… в больнице.
Вера медленно повесила пальто на вешалку.
— Что случилось?
— Инфаркт, — коротко ответил Андрей. — Позавчера. Его сосед нашел, вызвал скорую. Еще немного, и не успели бы.
Вера опустилась на стул в прихожей. Петр. В больнице. Инфаркт.
— Он… в сознании? — спросила она тихо.
— Да, — кивнул Андрей. — Но врачи говорят, все серьезно. Возраст, лишний вес, курение, нервы… Сам виноват.
Вера подняла глаза на сына — так похожего на отца, с той же складкой между бровей, с тем же упрямым подбородком.
— Ты поэтому пришел? Чтобы сказать, что он сам виноват?
Андрей смутился.
— Нет, конечно. Просто… он просил тебя навестить. Сказал, что хочет поговорить.
Вера встала, прошла на кухню. Поставила чайник, достала чашки.
— И что мне ему сказать? — спросила она, не глядя на сына. — «Я же говорила»? «Надо было следить за здоровьем»?
— Мам, — Андрей подошел к ней, положил руку на плечо, — он правда плох. Не ест, не спит нормально. Врачи говорят, депрессия. Из-за этого сердце и не выдержало.
Вера повернулась к сыну.
— А чего ты от меня ждешь? Что я брошусь его спасать? Буду сидеть у постели, держать за руку, приносить куриный бульон?
— Нет, но…
— Андрюша, — Вера вздохнула, — я не буду делать вид, что ничего не было. Что он не бросил меня ради молодой любовницы. Что не приходил потом, когда его бросили, предлагая вернуться «ради удобства». Я не могу.
— Но он твой муж! — Андрей повысил голос. — Был им двадцать шесть лет! Неужели это ничего не значит?
— Значит, — кивнула Вера. — Именно поэтому я и не хочу его видеть. Слишком много всего между нами. Слишком много невысказанного, непрощенного.
Андрей сел за стол, обхватил голову руками.
— Я не понимаю, — сказал он глухо. — Вы взрослые люди. Разве нельзя просто… забыть прошлое? Простить друг друга?
Вера села напротив, взяла его за руку.
— Можно, — сказала она мягко. — Но для этого нужно время. И желание. А у меня сейчас ни того, ни другого нет.
— А если он умрет? — прямо спросил Андрей. — Ты сможешь жить с этим? С тем, что не пришла попрощаться?
Вера почувствовала, как что-то сжалось внутри. Умрет? Петр? Нет, такого не может быть. Он всегда был сильным, крепким. Даже в пятьдесят три выглядел моложе своих лет.
— Не говори так, — попросила она. — Он выкарабкается.
— А если нет? — настаивал Андрей. — Мам, я не хочу давить, но… врачи не обнадеживают. Второй инфаркт может быть в любой момент.
Вера встала, подошла к окну. За стеклом падал снег, тихий и равнодушный к человеческим проблемам.
— Хорошо, — сказала она наконец. — Я приду. Но не сегодня. Завтра.
Больничный коридор пах лекарствами и отчаянием. Вера шла медленно, читая номера палат. Пятнадцатая, шестнадцатая, семнадцатая… Вот и восемнадцатая, где лежал Петр.
Она остановилась перед дверью, собираясь с духом. В руках — пакет с фруктами и соком. Стандартный набор для больного.
Вера постучала и, не дожидаясь ответа, вошла.
Палата была на двоих, но вторая кровать пустовала. Петр лежал у окна, отвернувшись к стене. Услышав шаги, он с трудом повернулся.
Вера едва сдержала возглас. Петр осунулся, побледнел, черты лица заострились. Только глаза остались прежними — карие, с золотистыми крапинками.
— Вера, — он попытался сесть, но она жестом остановила его.
— Лежи, — сказала она, присаживаясь на стул рядом с кроватью. — Я ненадолго.
Петр смотрел на нее так, словно не верил своим глазам.
— Ты пришла, — сказал он тихо. — Я не думал, что придешь.
— Андрей настоял, — пожала плечами Вера, доставая из пакета фрукты. — Сказал, тебе плохо.
— Да, — Петр слабо кивнул. — Врачи говорят, еще один такой приступ, и все.
— Не говори глупостей, — строго сказала Вера. — Выкарабкаешься. Ты крепкий.
— Был крепкий, — поправил он. — А сейчас… — он махнул рукой. — Сам виноват. Курил как паровоз, пил, нервничал. После того, как от Оксаны ушел, вообще запустил себя.
Вера сидела молча, глядя на бывшего мужа. Странно, но она не чувствовала ни злорадства, ни удовлетворения. Только усталость и какую-то глухую тоску.
— Зачем ты хотел меня видеть? — спросила она наконец.
Петр долго молчал, словно собираясь с мыслями.
— Хотел извиниться, — сказал он наконец. — За все. За то, что не ценил. Что принимал как должное. Что ушел, когда нашел помоложе.
Вера вздохнула.
— Петя, не нужно. Мы уже все обсудили тогда, у меня на кухне. К чему ворошить прошлое?
— Потому что я могу не дожить до завтра, — просто сказал он. — И хочу уйти с чистой совестью. Хочу, чтобы ты знала: я был неправ. Во всем.
Вера отвернулась, чувствуя, как к горлу подкатывает ком. Нет, она не будет плакать. Не здесь, не сейчас, не при нем.
— Хорошо, — сказала она, справившись с собой. — Я услышала. Ты извинился, я приняла. Что-то еще?
Петр смотрел на нее с такой тоской, что ей стало не по себе.
— Вера, — он протянул руку, пытаясь коснуться её пальцев, — я всю жизнь любил только тебя. Даже когда ушел к Оксане… это была блажь, дурость. Думал, что еще не старый, что могу начать все сначала. А оказалось, что поздно уже. Что лучшее, что было в моей жизни — это ты.
Вера резко встала.
— Нет, Петя, — сказала она твердо. — Не делай этого. Не пытайся меня разжалобить. Мы оба знаем, что это неправда. Если бы любил — не ушел бы. Если бы ценил — не искал бы другую. Если бы уважал — не пришел бы потом с предложением сойтись «ради удобства».
— Но я действительно…
— Нет, — Вера покачала головой. — Я не хочу это слушать. Не сейчас, когда ты в больничной койке, а я должна кивать и прощать, потому что тебе плохо. Знаешь, мне тоже было плохо, когда ты ушел. Но никто не приходил извиняться, никто не держал за руку. Я справилась сама. И ты справишься.
Петр откинулся на подушку, закрыл глаза.
— Значит, не простишь, — сказал он тихо. — Что ж, я понимаю. Не заслужил.
Вера смотрела на него — осунувшегося, постаревшего, беспомощного. И чувствовала, как внутри что-то ломается. Столько лет вместе. Столько всего пережито. Сын, общие воспоминания, общие друзья…
— Я не говорю, что не прощу, — сказала она наконец. — Просто не сейчас. Мне нужно время. И тебе тоже — чтобы выздороветь, встать на ноги. Мы поговорим, когда ты выйдешь из больницы.
Петр открыл глаза, в них мелькнула надежда.
— Правда?
— Правда, — кивнула Вера. — А теперь мне пора. У меня курсы через час.
Она встала, поправила сумку на плече.
— Береги себя, Петя. И слушайся врачей.
Он смотрел, как она идет к двери — все такая же стройная, с прямой спиной, с гордо поднятой головой. И понимал, что потерял её. Не тогда, когда ушел к Оксане, а гораздо раньше — когда перестал видеть в ней человека. Когда превратил в функцию, в удобное дополнение к своей жизни.
— Вера, — позвал он, когда она уже взялась за ручку двери.
Она обернулась.
— Ты… счастлива? — спросил он тихо.
Вера задумалась.
— Не знаю, — ответила она честно. — Но я свободна. И это гораздо лучше, чем быть несчастной рядом с тобой.
С этими словами она вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Вечером позвонил Андрей.
— Спасибо, что пришла, — сказал он. — Отцу стало лучше. Врачи говорят, кризис миновал.
— Я рада, — ответила Вера, и это была правда.
— Он сказал, что вы поговорите, когда он выпишется.
— Да, я обещала.
— Мам, — Андрей замялся, — а ты… могла бы дать ему шанс? Ну, когда он выздоровеет.
Вера вздохнула.
— Андрюша, я не знаю. Правда не знаю. И не хочу тебе врать.
— Понимаю, — голос сына звучал разочарованно. — Просто… он правда изменился. И он любит тебя.
— Это он так сказал? — Вера невесело усмехнулась.
— Да. И я ему верю.
— А я — нет, — твердо сказала Вера. — И ты должен это принять. Я не обязана возвращаться к человеку, который причинил мне боль, только потому, что он твой отец. Или потому, что ему сейчас плохо.
Андрей молчал.
— Послушай, — смягчилась Вера, — я не говорю «никогда». Я просто хочу пожить для себя. Хотя бы немного. Понять, кто я такая без твоего отца, без роли жены и матери. Мне это важно. Ты можешь это понять?
— Могу, — тихо ответил Андрей. — Извини, что давлю. Просто… я хочу, чтобы вы оба были счастливы.
— Я знаю, милый, — улыбнулась Вера. — И спасибо тебе за это. Но иногда счастье — это не быть вместе. Иногда это — наконец-то быть собой.
После разговора с сыном Вера долго сидела на кухне, глядя в темное окно. В отражении стекла она видела свое лицо — усталое, с морщинками вокруг глаз и рта. Лицо женщины, которая слишком долго жила не своей жизнью.
Она не вернется к Петру. Никогда. Не из мести или обиды, а потому, что наконец-то нашла себя. И не собиралась снова терять.
Нинка была права: мужики не видят дальше своего носа. Петр понял, что потерял, только когда остался один. Только когда болезнь прижала к стенке. Только когда стало поздно.
Вера встала, подошла к столу, где лежала недошитая выкройка синего платья. Улыбнулась своим мыслям. Завтра она закончит его и наденет на Новый год. Пойдет с Нинкой в ресторан, где будет живая музыка и танцы. Будет смеяться, пить шампанское, флиртовать с мужчинами, которые пригласят её на танец.
Потому что она этого заслуживает. Потому что ей сорок девять, а не девяносто. Потому что жизнь только начинается — её собственная жизнь, без оглядки на бывшего мужа, без чувства вины, без сожалений.
И если Петр этого не понимает — что ж, это его проблемы. Не её.
Она прожила двадцать шесть лет, решая его проблемы. Хватит.
Теперь её очередь жить.
