Глина под моими пальцами была послушной и прохладной. Я мяла ее, вытягивала, создавая форму, в которой переплетались изящество и уродство.
Моя мастерская — единственное место в этом огромном, стерильном доме, где я могла дышать.
Единственное место, где запахи растворителя и сырой земли перебивали навязчивый аромат лилий, которыми свекровь заставляла все комнаты.
Дверь открылась без стука. Я даже не обернулась. Только плечи невольно напряглись.
— Опять возишься в своей грязи, Анна? — голос Елены Викторовны, как всегда, сочился плохо скрываемым презрением.
— Я думала, ты хотя бы к ужину приведешь себя в порядок. Приезжает важный партнер Марка.
Я продолжала работать, разглаживая влажную поверхность скульптуры. Это была абстрактная фигура, напоминающая одновременно и сломанное крыло, и корень дерева, вцепившийся в камень.
— Я помню, Елена Викторовна. Успею.
Она подошла ближе. Дорогие духи ударили в нос, смешавшись с запахом глины. Я почувствовала ее взгляд на своем затылке.
— Марк сказал, ты снова отказалась ехать с ним на благотворительный вечер. Говорит, у тебя «вдохновение».
— Она усмехнулась. — Какое может быть вдохновение в лепке этих уродцев? Ты позоришь моего сына своим затворничеством.
Я медленно повернулась. Мои руки были перепачканы, и я знала, как ее раздражает этот вид.
— Это моя работа.
— Работа? — она картинно вскинула идеально выщипанные брови. — Работой это было бы, если бы твои поделки хоть кто-то покупал.
А так — это дорогое хобби, которое оплачивает мой сын. И будь добра, соответствуй.
Ее взгляд скользнул по комнате, задержавшись на стеллажах, где стояли мои готовые работы. Каждая из них была частью будущего пазла. Каждая хранила в себе отголосок того, что я узнала в этом доме.
Вот небольшая статуэтка, покрытая трещинами, как земля в засуху — я сделала ее после того, как нашла в старом камине пачку писем от женщины, которую муж Елены Викторовны любил всю жизнь.
А вот инсталляция из тончайших металлических нитей, похожих на паутину — она родилась, когда я случайно подслушала телефонный разговор свекрови о том, как она «устранила» конкурента по бизнесу.
Она ничего не знала. Для нее это были просто «уродцы».
В комнату заглянул Марк. Он выглядел уставшим и, как всегда, виноватым.
— Мама, Аня, ну что вы опять? — он попытался улыбнуться. — Ань, мама права, гости скоро приедут. Пожалуйста, давай не будем начинать.
Я посмотрела на мужа. Он избегал моего взгляда, глядя куда-то на плечо своей матери. Он всегда был на ее стороне. Не потому, что считал ее правой. А потому, что так было проще.
— Я просто сказала Анне, что ей следует больше времени уделять семье, а не своим… увлечениям, — мягко проговорила Елена Викторовна, меняя тон на заботливый.
И в этот момент что-то во мне щелкнуло. Не злость. Скорее, холодная, кристальная ясность.
Я посмотрела на ее ухоженное лицо, на дорогие украшения, на идеальную укладку. Вся ее жизнь была такой же — безупречный фасад, скрывающий гниль.
— Знаете, Елена Викторовна, — я медленно вытерла руки о тряпку, — скоро у меня будет выставка. Моя первая персональная выставка. И я бы хотела вас пригласить.
Она на мгновение опешила.
— Выставка? Где? В этой твоей конуре?
— Нет. В одной очень хорошей галерее в центре города. Я думаю, вам и вашим друзьям будет… интересно.
Марк с надеждой посмотрел на меня. Может, он подумал, что это шаг к примирению. Но Елена Викторовна почувствовала подвох. Она сузила глаза, и ее лицо исказила злая, неприкрытая гримаса. Она сделала шаг ко мне, понизив голос до шипения.
— Ты никогда не будешь здесь хозяйкой. Ты думаешь, твои жалкие попытки что-то из себя представлять кого-то впечатлят? Запомни раз и навсегда. Ты будешь прислугой в моем доме! Поняла? Место свое знать будешь!
Она развернулась и вышла, чеканя шаг. Марк бросил на меня умоляющий взгляд и поспешил за ней.
Я осталась одна. Воздух все еще пах ее духами. Я подошла к своей последней работе — сломанному крылу.
Мои пальцы больше не дрожали. Я взяла стек — острый инструмент для резьбы по глине — и на еще влажной поверхности начала выводить тонкий, почти незаметный узор.
Узор, повторяющий рисунок с кружевной салфетки, которую я нашла в мусорной корзине ее спальни. Салфетки со следами чужой губной помады.
Выставка будет грандиозной. И главный экспонат только что обрел свою финальную деталь.
К ужину я спустилась в простом черном платье. Оно сидело идеально, подчеркивая фигуру, но не кричало о роскоши.
На шее — тонкая серебряная цепочка, единственный подарок Марка, который он выбрал сам, без помощи матери.
Елена Викторовна окинула меня оценивающим взглядом, в котором читалось легкое разочарование. Она, очевидно, ждала, что я появлюсь заплаканной или вызывающе одетой. Но я была спокойна.
Гостем оказался мужчина лет пятидесяти, с цепким взглядом и дорогой оправой очков — тот самый важный партнер, Игорь Матвеевич.
Он с интересом рассматривал интерьер, и его взгляд задержался на мне дольше, чем того требовали приличия.
— А это Анна, жена Марка, — представила меня свекровь с ноткой снисхождения в голосе. — Она у нас человек творческий.
— Очень приятно, — Игорь Матвеевич галантно поцеловал мне руку. — Марк много о вас рассказывал. Говорил, вы скульптор.
— Пытаюсь, — улыбнулась я.
За столом разговор поначалу крутился вокруг бизнеса. Я молчала, играя роль красивого приложения к мужу. Елена Викторовна блистала, сыпала терминами и демонстрировала свою хватку.
— Аня у нас скоро выставляется, — вдруг сказал Марк, видимо, пытаясь включить меня в разговор и сгладить утренний конфликт. — Первая персональная выставка.
Игорь Матвеевич оживился.
— О, это серьезно! Поздравляю! А что за работы? Какова концепция?
Елена Викторовна тут же перехватила инициативу.
— Ох, это очень специфическое искусство. — Она сделала глоток вина. — Такие… мрачные фигурки. Не для всех, скажем так. Я предпочитаю что-то более жизнеутверждающее. Классику.
Она хотела меня уколоть, выставить дилетанткой. Но я была готова.
— Мое искусство — об историях, которые скрываются за красивыми фасадами, — я посмотрела прямо на нее, а потом перевела взгляд на гостя. — О секретах, которые есть в каждой семье.
О скелетах в шкафах. Я нахожу вдохновение в самых неожиданных вещах. Иногда достаточно одной детали — старой фотографии, обрывка письма, забытой вещи, — чтобы понять всю правду о человеке.
Я говорила ровно, но в воздухе повисло напряжение. Марк заерзал на стуле. Лицо Елены Викторовны застыло, превратившись в маску.
— Как… любопытно, — протянул Игорь Матвеевич, с интересом глядя то на меня, то на свекровь. — Я бы с удовольствием посетил вашу выставку.
После ужина, когда гость уехал, буря разразилась.
— Что это было?! — прошипела Елена Викторовна, едва за ним закрылась дверь. — Ты решила опозорить меня перед партнером? Какие еще скелеты в шкафах?
— А разве их нет? — спокойно спросила я.
Марк вмешался, встав между нами.
— Аня, прекрати! Мама, успокойся! Это просто… концепция такая. Творческий взгляд.
Но его мать было не остановить. Она смотрела на меня с ненавистью.
— Я не позволю тебе устраивать этот цирк! Ты меня поняла? Никакой выставки не будет!
Поздно ночью я сидела в мастерской. Руки сами тянулись к работе. Я взяла кусок черной, как смоль, глины и начала лепить.
Это была мужская фигура. Без лица. Одна рука была протянута вперед, словно прося милостыню, а другая прятала за спиной бухгалтерскую книгу. Я лепила Марка.
Марка, который покрывал финансовые махинации своей матери, выводя деньги из их же семейного бизнеса.
Я узнала об этом случайно, когда искала в его компьютере документы для налоговой. Целая папка с двойной бухгалтерией. Он был не просто свидетелем. Он был соучастником.
Вдруг раздался звонок. Незнакомый номер.
— Анна? Это Виктор, владелец галереи «Перспектива». — Голос мужчины был встревожен. — У нас проблемы. Пожарная инспекция. Внезапная проверка. Нам грозят закрытием на неопределенный срок. Прямо перед вашим вернисажем.
Я положила трубку. Холодная ярость придала мне сил. Она начала действовать. Значит, я на верном пути.
Я посмотрела на безликую фигуру в своих руках. Нет. У нее должно быть лицо. И оно будет очень узнаваемым.
Не раздумывая ни секунды, я нашла визитку, которую мне оставил Игорь Матвеевич. Его номер был помечен как «личный». Я набрала.
— Да? — его голос был сонным, но не раздраженным.
— Игорь Матвеевич, это Анна. Простите за поздний звонок. Мне нужна ваша помощь.
Я вкратце обрисовала ситуацию с галереей, не упоминая имен, но он, кажется, все понял без лишних слов.
— Понятно. «Внезапная» проверка, — он хмыкнул. — Не волнуйтесь, Анна. Считайте, что проблема решена.
Ваша выставка состоится. И я обязательно приду. Жду приглашения.
На следующий день владелец галереи позвонил сам, его голос дрожал от изумления. Проверка испарилась так же внезапно, как и появилась. «Какие-то влиятельные люди вмешались», — лепетал он.
Елена Викторовна была в ярости. Она поняла, что ее план провалился, но не могла понять, как.
Она металась по дому, как тигрица в клетке, бросая на меня испепеляющие взгляды. Марк пытался поговорить со мной, что-то лепетал про «не надо обострять», но я просто смотрела сквозь него.
В день открытия я была абсолютно спокойна. Я сама расставляла скульптуры в залитом светом зале галереи.
Каждая стояла на своем месте, под отдельным лучом софита. Рядом с каждой — маленькая латунная табличка с названием.
«Письма из камина». «Паутина для конкурента». «Следы на салфетке». И, наконец, в центре зала, на главном постаменте — фигура мужчины с узнаваемыми чертами моего мужа.
Табличка под ней гласила: «Портрет послушного сына».
Гости начали собираться. Весь свет города, все друзья и партнеры Елены Викторовны.
Она вошла в зал под руку с Марком, сияя своей фальшивой улыбкой. Она была уверена, что одержала победу, заставив меня устроить эту «жалкую выставку».
Она медленно пошла вдоль экспозиции. Сначала на ее лице было лишь брезгливое любопытство.
Потом оно сменилось недоумением. Я видела, как она остановилась у «Писем из камина», как ее взгляд метнулся в сторону, словно ища поддержки. Марк тоже начал что-то понимать, его лицо побледнело.
А потом она дошла до центра. До «Портрета послушного сына». Она посмотрела на скульптуру, на бухгалтерскую книгу за его спиной, потом на табличку.
Ее улыбка медленно сползла с лица, обнажая звериный оскал. Вокруг начали перешептываться. Кто-то узнал намеки, кто-то просто почувствовал скандал.
В этот момент к ней подошел Игорь Матвеевич.
— Прекрасная выставка, Елена Викторовна, — сказал он громко, чтобы все слышали. — Очень… честная.
Особенно мне понравилась «Паутина для конкурента». Она напомнила мне о моем старом друге, которого вы так ловко «устранили» десять лет назад. Я долго ждал момента, чтобы отдать вам долг.
Спасибо вашей невестке, она подарила мне эту возможность.
Он повернулся ко мне и слегка поклонился.
Елена Викторовна стояла как громом пораженная. Ее мир, построенный на лжи и страхе, рушился на глазах у всех.
Она развернулась и, толкая гостей, бросилась к выходу. Марк, бросив на меня взгляд, полный отчаяния и ненависти, поплелся за ней.
Я осталась стоять в центре зала. Вокруг меня гудели голоса, вспыхивали камеры. Но я ничего этого не замечала.
Поздно вечером я вернулась в пустой дом. Они уехали. Навсегда или нет — мне было все равно.
Я прошла в свою мастерскую. Запахи глины и растворителя больше не казались спасением. Они были просто запахами моего дома. Моего пространства.
Я взяла новый кусок глины. Он был чистым, без примесей. Мои руки начали лепить новую форму.
Не сломанное крыло, не корень, вцепившийся в камень. Что-то совершенно другое. Что-то цельное. Впервые за долгое время я лепила не прошлое, а будущее.
Прошло два месяца. Шум вокруг выставки утих, превратившись в легенду, которую пересказывали в светских кругах.
Я подала на развод. Марк не возражал. Дом, по брачному контракту, остался мне. Я продала его, не желая больше жить в этих стенах, и купила просторную студию с панорамными окнами на последнем этаже старого индустриального здания.
Моя жизнь обрела ритм. Утром — работа, вечером — прогулки по городу, который я заново для себя открывала. Заказы на скульптуры поступали один за другим. Казалось, я наконец-то обрела то, о чем мечтала.
Однажды вечером в дверь позвонили. На пороге стоял Игорь Матвеевич. В руках он держал дорогой букет и коробку с моими любимыми пирожными.
— Анна, выглядите потрясающе, — его улыбка была теплой, но глаза оставались холодными и цепкими. — Можно войти?
Я пропустила его. Он прошел в центр студии, оглядываясь с одобрением.
— Вот это я понимаю — мастерская художника. Не то что та ваша позолоченная клетка.
Он поставил букет в вазу и открыл коробку.
— Я пришел с предложением, — сказал он, протягивая мне пирожное. — Вы ведь не думали, что такой талант должен простаивать?
Я напряглась.
— Я не простаиваю. У меня много заказов.
— Частные заказы — это прекрасно. Но я говорю о большом проекте. О новой выставке. Еще более громкой, чем предыдущая.
Он сел в кресло, закинув ногу на ногу.
— Видите ли, Анна, в нашем мире много людей, похожих на вашу свекровь. Людей, которые строят свои империи на лжи и чужих костях.
И иногда им нужно напоминать, что тайное становится явным. Ваше искусство — уникальное оружие. Оно бьет точнее любого компромата.
Я молчала, пытаясь понять, к чему он клонит.
— Есть один человек. Очень уважаемый в обществе. Меценат, благотворитель. Но за его белоснежным фасадом… — Игорь Матвеевич сделал паузу, — скрываются очень некрасивые вещи.
Вещи, о которых мне известно. И я готов поделиться с вами информацией. Документами, фотографиями. Всем, что нужно для вдохновения.
Он улыбнулся еще шире.
— Представьте, какой будет резонанс. Вы станете голосом справедливости. А я… я просто помогу этому голосу прозвучать громче.
И тут я все поняла. Я поняла, почему он помог мне тогда. Это не было актом доброй воли. Он просто проводил испытания. Проверял, на что я способна.
— Вы хотите использовать меня, — сказала я прямо.
— Я хочу быть вашим партнером, — мягко поправил он. — У вас есть талант. У меня — ресурсы и цели. Вместе мы можем… навести порядок.
Он встал и подошел к окну, глядя на ночной город.
— Елена Викторовна хотела сделать вас прислугой в своем доме. Глупая женщина. Она не понимала ваш потенциал. Вы созданы не для того, чтобы прислуживать. Вы созданы, чтобы выносить приговоры.
Он повернулся ко мне. Его взгляд был тяжелым, не оставляющим пространства для маневра.
— Подумайте над моим предложением. Я не тороплю. Но помните, Анна, что в этом городе большая сцена. И на ней лучше быть не пешкой, а игроком. Особенно когда твой партнер — я.
Он ушел, оставив на столе папку. Я знала, что внутри — чужие грязные секреты. Новый материал для работы.
Я подошла к своему рабочему столу. На нем стояла незаконченная скульптура — та самая, которую я начала лепить после выставки.
Фигура была почти готова, но у нее не было лица. Я посмотрела на папку, потом на глину.
Я сбежала из одного плена, чтобы тут же угодить в другой, куда более тонкий и опасный.
Но я не поддамся.
