— Опять заказала это? — Тамара Игоревна, свекровь Алины, с сомнением подцепила вилкой кусочек моцареллы из салата. — Не понимаю я эту моду. Трава травой, а денег стоит…
Алина мысленно вздохнула, но внешне сохранила спокойствие, продолжая накрывать на стол.
— Максим любит капрезе, Тамара Игоревна. Я хотела его порадовать.
— Радовать мужа нужно умением хозяйство вести, экономить, а не заморскими сырами, — нравоучительно произнесла она, отодвигая тарелку. —
В наше время мы на такие глупости деньги не тратили. Каждую копейку считали.
Алина промолчала. Что она могла ответить? Что этот «заморский сыр» стоит меньше, чем чехол для телефона, который она вчера случайно увидела у свекрови?
Что для ее родительской семьи покупка целой сыроварни была бы незаметной тратой?
Она лишь поправила салфетку рядом с тарелкой мужа.
Максим вошел в кухню, целуя на ходу жену в макушку. Он был легким, светлым человеком, и эта его светлость, казалось, заполняла собой все пространство, не оставляя места для ядовитых уколов его матери.
— О, капрезе! Алинка, ты лучшая! — он с аппетитом уселся за стол. — Мам, будешь? Это невероятно вкусно.
— Я свое уже отъела, сынок, — с притворной усталостью ответила Тамара Игоревна, бросив на Алину быстрый, колкий взгляд. — У меня давление что-то. Пойду прилягу.
Алина знала этот маневр. Он означал, что представление окончено, и главные упреки еще впереди. Она проводила свекровь взглядом, ощущая, как напрягаются мышцы спины.
Они с Максимом поженились полгода назад. Алина сознательно скрыла свое происхождение.
Ей до тошноты надоели женихи, которые при виде ее отца, владельца крупной строительной корпорации, превращались в подобострастных слуг.
Максим полюбил ее — простую девушку-флориста, живущую в скромной съемной квартирке. И это было для нее главным сокровищем.
Она не учла одного — его мать. Тамара Игоревна с самого начала приняла ее в штыки, видя в ней лишь бесприданницу, которой несказанно повезло отхватить ее сына — успешного программиста.
Вечером, когда Максим уехал по срочному рабочему вызову, свекровь вышла из своей комнаты. Она остановилась в дверях гостиной, где Алина разбирала счета.
— Я говорила с тетей Верой, — начала она без предисловий. — Ее сын наконец-то берет ипотеку. Нашел себе достойную девушку, из хорошей семьи. Ее родители помогают с первым взносом.
Алина подняла глаза, понимая, к чему идет разговор.
— Мы с Максимом тоже думаем об ипотеке, — ровно ответила она.
Свекровь усмехнулась. Это была неприятная, обесценивающая усмешка.
— Вы? Алина, не смеши. Что вы можете? Мой сын работает на износ, а ты что в дом приносишь? Свои букетики? Это несерьезно. Чтобы взять ипотеку, нужна стабильность, нужен крепкий тыл.
Она подошла ближе, ее взгляд стал жестким, почти физически ощутимым.
— Ты пойми, девочка, я своему сыну желаю только лучшего. А лучшее — это ровня. Люди своего круга.
Алина встала. Воздух в комнате словно сгустился, стало трудно дышать.
— Я люблю Максима. И он любит меня. Этого недостаточно?
— Любовь? — Тамара Игоревна издала короткий смешок. — Любовь не намажешь на хлеб и не заплатишь ею за квартиру.
Ты из бедной семьи — и всегда будешь ниже нас. Как бы ты ни старалась прыгнуть выше головы, твое место всегда будет там, внизу.
Алина смотрела на нее, и впервые за все время не чувствовала ни обиды, ни желания оправдаться. Что-то внутри нее переключилось.
Она вдруг с кристальной ясностью осознала, что игра в «бедную родственницу» затянулась и перестала быть просто игрой. Она стала унижением, которое больше нельзя было терпеть.
Она молча взяла свой телефон и набрала номер, который редко набирала сама.
— Пап? — ее голос прозвучал на удивление спокойно и твердо. — Привет. Мне нужно, чтобы ты приехал.
Да, сюда. И пожалуйста, возьми с собой дядю Костю. У меня тут… возникли небольшие юридические вопросы.
Тамара Игоревна, подслушавшая разговор, презрительно фыркнула, скрестив руки на груди.
— Юридические вопросы? Решила отсудить у Максима половину его ноутбука? Кого ты позвала, своего деревенского дядю-тракториста?
Алина закончила звонок и спокойно посмотрела на свекровь.
— Вы скоро все узнаете.
Не прошло и двадцати минут, как в дверь позвонили. Звонок был непривычно мелодичным и глубоким для их старой панельки. Тамара Игоревна направилась к двери, ворча себе под нос.
— Кого там еще принесло…
Алина открыла сама. На пороге стояли двое. Один — высокий, седовласый мужчина в безупречно сшитом кашемировом пальто, с лицом, которое могло бы принадлежать профессору или дипломату.
Его взгляд был острым и проницательным. Второй, тот самый «дядя Костя», был похож на скалу. Широкоплечий, молчаливый, с абсолютно непроницаемым лицом.
За их спинами, на улице, виднелся припаркованный прямо у подъезда черный автомобиль, длинный и блестящий, как рояль.
— Добрый вечер. Я Андрей Николаевич, отец Алины, — произнес мужчина, и его спокойный баритон, казалось, заполнил всю лестничную клетку. — Мы можем войти?
Тамара Игоревна застыла, переводя ошарашенный взгляд с гостей на Алину. Она ожидала увидеть кого угодно, но не этих людей, от которых веяло властью и деньгами, как от дорогого парфюма.
Они прошли в гостиную. Андрей Николаевич обвел взглядом скромную обстановку, его лицо не выражало ни удивления, ни презрения. Лишь легкая тень грусти промелькнула в глазах, когда он посмотрел на дочь.
— Алина, что случилось? Ты сказала, нужна помощь.
— Тамара Игоревна считает, что я недостойна ее сына, — твердо произнесла Алина, глядя прямо на побледневшую свекровь. — Она убеждена, что я вышла замуж по расчету, и мое место… где-то внизу.
Андрей Николаевич медленно повернул голову к Тамаре Игоревне. Он не повышал голоса, но от его тихого тона по спине пробегал мороз.
— То есть, вы позволяли себе унижать мою дочь, основываясь на своих предположениях о ее финансовом положении?
— Я… я… я желаю Максиму только добра! — залепетала Тамара Игоревна, вжимаясь в кресло. — Ему нужна достойная партия, а не…
— Не кто? — мягко уточнил Андрей Николаевич. — Не дочь человека, который владеет строительной корпорацией «Монолит»? Вы ведь о ней слышали?
Тамара Игоревна открыла и закрыла рот, как выброшенная на берег рыба. Название «Монолит» гремело по всей стране.
— Константин, — обратился Андрей Николаевич к своему спутнику, — я что-то запамятовал. Какой у нас был доход за прошлый квартал?
«Дядя Костя» впервые подал голос. Он был низким и рокочущим, словно из-под земли.
— Двадцать миллионов. Долларов. Это только по московскому филиалу.
Цифра повисла в воздухе. В этот момент в замке повернулся ключ, и в квартиру вошел Максим.
— Привет, я дома! Ух, что за гигант припарковался у нас во дворе, перегородил… — он осекся на полуслове, увидев странную сцену.
Его мать, белая как полотно. Его жена, стоящая рядом с двумя незнакомыми мужчинами внушительного вида.
— Алина? — растерянно спросил он. — Что здесь происходит? Кто это?
Алина шагнула к нему. В ее глазах смешались боль и решимость.
— Знакомься, милый. Это мой папа. Он приехал, чтобы обсудить с твоей мамой мои дальнейшие перспективы в этой семье.
Максим переводил ошеломленный взгляд с Алины на ее отца, потом на свою мать, которая, казалось, стала частью обивки старого кресла.
— Папа? Алин, я не понимаю… Ты говорила, твои родители — пенсионеры… И они живут далеко, поэтому я их не видел.
— Я много чего говорила, Максим. Потому что хотела, чтобы ты полюбил меня, а не папины деньги, — Алина подошла и взяла его за руку.
Ее ладонь была холодной, но хватка — крепкой. — И ты полюбил. Но твоя мама… она решила, что имеет право судить меня по обложке, которую я сама же и создала.
Максим наконец посмотрел на мать. По-настоящему. Он увидел ее страх, ее растерянность, и внезапно все те мелкие уколы и недовольные взгляды, которые он списывал на плохой характер, сложились в единую, уродливую картину.
— Мама? — его голос был тихим, но в нем прозвучало разочарование. — Это правда? Ты обижала Алину?
Тамара Игоревна вздрогнула. Она попыталась изобразить оскорбленную добродетель, но получилось жалко.
— Сынок, я же для тебя старалась! Я хотела как лучше!
— Лучше? — переспросил Андрей Николаевич, делая шаг вперед. Он не угрожал, он просто констатировал факты. — Лучше — это когда мою дочь, единственную и любимую, доводят до того, что она вынуждена звонить мне и просить о помощи?
Я думал, она вышла замуж за мужчину, который станет ее защитой и опорой.
Эти слова ударили по Максиму сильнее, чем любая пощечина. Он выпрямился, отпуская руку Алины.
— Вы правы, Андрей Николаевич. Я виноват. Я был слеп и не замечал, что происходит у меня под носом.
Он повернулся к матери, и в его взгляде больше не было растерянности. Только холодная ярость.
— Собирай вещи, мама.
— Что? Сынок, куда я пойду? — взвизгнула Тамара Игоревна.
— Куда угодно. К тете Вере, которой ты так завидовала. Ты больше не будешь жить в одном доме с моей женой.
В этот момент «дядя Костя» кашлянул и протянул Андрею Николаевичу папку.
— Я позволил себе подготовить документы, — спокойно сказал отец Алины. — Это дарственная на пентхаус в жилом комплексе, который мы недавно сдали.
С видом на реку. Я купил его для Алины на свадьбу, но она отказалась. Сказала, хочет начать с нуля, вместе с мужем.
Он положил папку на журнальный столик.
— Я надеюсь, Максим, теперь вы не откажетесь. И я настаиваю, чтобы моя дочь жила в условиях, которых она заслуживает. А не выслушивала упреки за каждый съеденный кусок.
Тамара Игоревна смотрела на папку с документами, как на ядовитую змею. Ее лицо исказилось гримасой, в которой смешались зависть, злоба и отчаяние.
Она вдруг вскочила и с неожиданной прытью кинулась к Андрею Николаевичу.
— Сват! Андрей Николаевич! Простите меня, дуру старую! Я же не знала! Алина, девочка, да ты же мне как дочь!
Это было последней каплей.
— Хватит, — отрезала Алина. Ее голос был спокоен, но в нем чувствовалась сталь. — Вы никогда не считали меня дочерью.
Вы видели во мне прислугу и неудачницу. Игра окончена.
Она взяла Максима за руку.
— Мы уезжаем. Сегодня же.
Максим крепко сжал ее ладонь. Он посмотрел на отца Алины с новым уважением.
— Спасибо. За все. И простите, что так вышло.
— Ты защитил мою дочь, — просто ответил Андрей Николаевич. — Этого достаточно.
Они вышли из квартиры, оставив Тамару Игоревну одну посреди комнаты, в которой внезапно стало очень пусто и неуютно.
Она смотрела на папку на столе, на дорогие пальто, исчезающие за дверью, и понимала, что только что своими собственными руками разрушила не только будущее сына, но и свое собственное.
А на улице Алина впервые за долгое время рассмеялась — свободно и счастливо. Она прижалась к плечу мужа, глядя на огромный черный автомобиль.
— Прости, что втянула тебя в это.
— Ты ничего, — ответил он, целуя ее. — Теперь я понимаю, что твое самое большое богатство — это не счет в банке. Это твое сердце. А его я разглядел и без подсказок.
