Лена долго смотрела на экран телефона, где появилось уведомление от банка. Очередной перевод от мамы — двадцать тысяч. Она представила, как родители сидят сейчас на своей маленькой кухне, пьют чай с сушками вместо печенья, которое мама так любила, и радуются, что смогли помочь дочери. Папина зарплата токаря плюс мамина зарплата библиотекаря — не густо, но они каждый месяц находили возможность отправить что-то Лене и Андрею.
— Пришло? — спросил Андрей, выходя из ванной и вытирая лицо полотенцем.
Лена кивнула, не поднимая глаз.
— Слава богу, — он облегченно выдохнул. — Значит, до зарплаты дотянем. И Катьке смогу помочь, у нее экзамены скоро, нужны курсы оплатить.
Лена медленно положила телефон на стол. Тонкая ниточка терпения, которая и так еле держалась последние полгода, наконец лопнула.
— Нет, — тихо сказала она.
— Что?
— Нет. Катьке ты ничего не дашь. Не из этих денег.
Андрей удивленно поднял брови:
— Лен, мы же обсуждали. Я обещал сестре помогать, пока она учится. Она же только на втором курсе.
— Ты обещал, — Лена встала со стула, и в её голосе появилась сталь, которую муж слышал редко. — Ты обещал своей сестре. Не я. Не мои родители. Ты.
— При чём тут твои родители?
Лена открыла ноутбук и развернула его к Андрею. На экране светилась таблица — аккуратная, цветная, с подробной разбивкой по статьям расходов.
— Садись, — велела она. — Сейчас я тебе всё объясню.
Андрей неуверенно опустился на стул. Последние месяцы жена стала какой-то замкнутой, нервной, но он списывал это на усталость. У них обоих работа отнимала много сил, ипотека давила, денег вечно не хватало — нормальная ситуация для молодой семьи. Разве нет?
— Смотри, — Лена ткнула пальцем в экран. — Твоя зарплата в прошлом месяце — шестьдесят две тысячи. Моя — сорок восемь. Итого сто десять. Ипотека — тридцать семь тысяч. Коммуналка — восемь. Продукты — двадцать пять, я считала каждый чек. Бензин — десять. Интернет, телефоны — две тысячи. Твоя сестра — двадцать тысяч.
— Погоди, я ей не двадцать даю…
— Даёшь! — голос Лены сорвался. — В прошлом месяце ты дал ей десять на общежитие, пять «на учебники», три на день рождения её подруги и две на какую-то экскурсию. Это двадцать. А в позапрошлом было двадцать три. Хочешь, покажу выписку?
Андрей молчал, глядя в таблицу. Цифры не врали.
— Дальше, — продолжала Лена, и руки её мелко дрожали. — Сто десять минус тридцать семь, минус восемь, минус двадцать пять, минус десять, минус две, минус двадцать. Остаётся восемь тысяч. На одежду, лекарства, подарки родным, проезд, бытовую химию, непредвиденные расходы. На всё остальное. Восемь тысяч на двоих на месяц, Андрей!
— Ну и что? Как-то справляемся же…
— Справляемся! — Лена засмеялась, и смех этот был горьким. — Знаешь, почему справляемся? Потому что мои родители каждый месяц присылают мне двадцать тысяч. Двадцать тысяч, которые они откладывают со своей нищенской зарплаты. Мама перестала покупать себе лекарства для суставов, которые не входят в льготный список. Папа отказался от платной стоматологии. Они живут на одних кашах, чтобы помочь нам!
— Я не просил их помогать…
— Но ты берёшь эти деньги! — Лена почувствовала, как к горлу подкатывает ком. — Ты берёшь и отдаёшь их Катьке! Получается, что мои родители кормят, одевают и развлекают твою сестру. Понимаешь? Не тебя и меня — её!
Андрей побледнел.
— Это какая-то странная бухгалтерия. Деньги в семье общие…
— Общие, — согласилась Лена. — Но твоя семья — это сейчас я. А не Катька. Ты женат на мне, а не на сестре. И если уж мы завели эту «бухгалтерию», то давай считать до конца. На жизнь нам хватает наших зарплат. Но только без Катьки. С Катькой не хватает ровно на двадцать тысяч. И эти двадцать тысяч — деньги моих родителей.
— Лен, это не так…
— Это именно так! — она вскочила, опрокинув стул. — Я каждый день смотрю на эти циферки и понимаю, что мои родители, которые всю жизнь пахали и ничего лишнего себе не позволяли, теперь откровенно голодают, чтобы твоя сестра могла жить в своё удовольствие!
— Катя учится!
— Учится? — Лена схватила телефон. — Хочешь, покажу её Инстаграм? Вот, смотри: кафе с подружками. Вот — новая куртка, тысяч за пятнадцать, не меньше. Вот — селфи с концерта, билеты на который стоят от трёх тысяч. Это учёба?
Андрей отвернулся.
— Она молодая, ей нужно…
— Ей нужно работать! — перебила Лена. — Тысячи студентов совмещают учёбу и подработку. Но твоей принцессе, видите ли, это не подходит. Учёба важнее. А то, что из-за неё мои родители не могут купить себе нормальную еду, это ничего, да?
Повисла тяжёлая тишина. Андрей сидел, уставившись в пол, а Лена стояла у окна, стараясь унять дрожь в руках. За окном горели огни вечернего города, той самой Москвы, ради которой они влезли в эту ипотеку, ради которой так старались.
— Я её уговорил поступать, — наконец сказал Андрей глухо. — После школы она хотела идти работать, в магазин или куда-нибудь. Говорила, что вуз не для неё, что не потянет. А я её убедил. Сказал, что помогу. Что не дам ей бросить, что буду рядом. Она ради меня решилась.
— И это благородно, — ответила Лена, не оборачиваясь. — Но знаешь, что тоже благородно? Сдержать обещание за счёт своих денег, а не чужих. Мои родители тебе ничего не обещали. Они помогают нам — тебе и мне. Своей дочери и зятю. Не твоей сестре.
— Значит, по-твоему, я должен отказать Кате? Бросить её?
Лена резко обернулась:
— Я не говорю «бросить»! Я говорю — пусть она берёт ответственность за свою жизнь. Ей девятнадцать лет, Андрей. В девятнадцать лет я уже работала, чтобы платить за общагу и еду. Твоя мама в девятнадцать родила тебя и как-то справлялась. А Катька изображает из себя беспомощного ребёнка, которого нужно кормить с ложечки.
— Она не такая…
— Она именно такая! Потому что ты позволяешь ей быть такой. Каждый раз, когда она звонит и ноет, что ей не хватает денег на очередную ерунду, ты мчишься на помощь. Ты её не брат — ты её спонсор. А она не родственница, нуждающаяся в поддержке — она иждивенка, которая паразитирует на чужом труде.
— Не смей так говорить о моей сестре!
— Я скажу правду! — голос Лены стал твёрдым, как сталь. — Твоя сестра — наглая, ленивая девчонка, которая прекрасно научилась манипулировать тобой. И ты ведёшься каждый раз. Ей не нужны курсы за пять тысяч — в интернете полно бесплатных материалов. Ей не нужна экскурсия за две тысячи — это развлечение, а не учёба. Ей не нужны постоянные «подарки подругам» — пусть дарит что-то символическое. Но ты даёшь ей всё, что она попросит, потому что чувствуешь вину.
— Какую ещё вину?
— Вину за то, что ты уехал в Москву, женился, зажил своей жизнью, а она осталась. Вину за то, что у тебя есть квартира, пусть и в ипотеке, а у неё — комната в общаге. Вину за то, что ты старший и «должен» заботиться. Но эта вина — она иррациональная, Андрей. Ты не виноват в том, что сделал карьеру. Не виноват в том, что женился. И не обязан расплачиваться за свою взрослую жизнь тем, что будешь тянуть сестру на себе до конца дней.
Андрей встал и подошёл к окну, встав рядом с женой.
— Ты не понимаешь, — сказал он тихо. — У нас в семье так заведено. Старшие помогают младшим. Когда я учился, мама надрывалась на трёх работах, чтобы дать мне образование. Теперь моя очередь помогать Кате.
— Твоя мама помогала тебе из своих денег, — ответила Лена. — А ты помогаешь Кате из денег моих родителей. Чувствуешь разницу?
— Мы же семья, всё общее…
— Ты не посмеешь отдать своей сестре те деньги, что мне родители присылают! — выдохнула Лена, и в её голосе прозвучала такая решимость, что Андрей вздрогнул. — Слышишь? Не посмеешь. Потому что если в следующий раз, когда мама переведёт мне деньги, хоть рубль из них уйдёт Катьке — я ухожу. Подаю на развод и ухожу.
— Ты не можешь так ставить вопрос…
— Могу. И ставлю. — Лена повернулась к нему лицом, и Андрей увидел в её глазах слёзы, но вместе с ними и непоколебимую твёрдость. — Я больше не могу смотреть, как мои родители голодают ради твоей сестры. Не могу слышать, как мама оправдывается, что «просто не хочется сладкого», когда я знаю, что она хотела бы пирожные, но покупает дешёвые сушки. Не могу звонить папе и слышать, как он кашляет, но отказывается от платного врача, «потому что поликлиника бесплатная, просто очередь большая». Они экономят на себе, чтобы нам было легче. А мы — нет, не мы, ты — берёшь эти деньги и спускаешь их на чужого, выросшего человека, который просто не хочет напрягаться.
— Катя не чужая…
— Для моих родителей — чужая! Они её в глаза не видели. Она ни разу не поблагодарила их за помощь, потому что даже не знает, что эти деньги — от них. Она думает, что у нас просто так водятся лишние деньги, и ты с радостью ими делишься. А на самом деле это мои старики отказывают себе в самом необходимом.
Андрей провёл рукой по лицу. Всё, что говорила Лена, было правдой, и он это знал. Просто не хотел признавать. Легче было делать вид, что всё нормально, что как-нибудь образуется, что сестре правда нужна помощь.
— Что ты предлагаешь? — спросил он устало.
— Ты звонишь Кате и говоришь правду. Что у нас самих денег в обрез. Что помогать в прежнем объёме ты не можешь. Что ей нужно искать подработку.
— Она не справится с работой и учёбой…
— Справится. Миллионы справляются. И она справится, если захочет. Или пусть возьмёт академический отпуск, поработает, накопит денег и продолжит учёбу. Вариантов масса. Главное — это её ответственность, а не твоя.
— А если она бросит учёбу из-за этого?
— Тогда это будет её выбор, — жёстко ответила Лена. — Ты сделал, что мог: уговорил поступить, поддерживал два года. Этого достаточно. Остальное — её жизнь и её решения.
Андрей молчал, глядя в окно. В квартире напротив кто-то зажёг свет, и в жёлтом прямоугольнике появился силуэт — женщина на кухне, она мешала что-то в кастрюле. Обычная вечерняя жизнь обычных людей. У каждого свои проблемы, свои сложности.
— Я не хочу, чтобы она думала, будто я её предал, — сказал он наконец.
— А я не хочу, чтобы мои родители думали, будто я про них забыла, — ответила Лена. — Не хочу, чтобы они умирали раньше времени, потому что отказывают себе в лечении и нормальном питании. Не хочу, чтобы моя мама, которая всю жизнь любила красивые платья, донашивала старьё, потому что «подождёт». Не хочу, чтобы папа откладывал поход к стоматологу, пока зуб совсем не разболится. Я не хочу многого, Андрей. Но я ставлю их благополучие выше комфорта твоей сестры. Прости.
— Это не выбор между Катей и твоими родителями…
— Это именно такой выбор. Ты можешь отдавать сестре свои деньги — сколько угодно. Можешь экономить на себе, ходить в старой одежде, отказаться от машины. Я не против. Но деньги моих родителей — табу. Они шлют их нам, чтобы нам было легче, а не чтобы Катька развлекалась и жила беззаботной студенческой жизнью за чужой счёт.
Андрей сел обратно за стол и ещё раз посмотрел на таблицу. Цифры выстраивались в безжалостную правду: без помощи от родителей Лены они действительно уходили в минус ровно на ту сумму, которую он отдавал сестре. Простая арифметика. Жестокая, но честная.
— Хорошо, — сказал он. — Я поговорю с ней.
— Когда?
— Завтра.
— Сегодня, — поправила Лена. — Прямо сейчас. Потому что завтра она позвонит и попросит денег на что-нибудь срочное и важное, и ты снова не сможешь отказать.
— Лен…
— Сейчас, Андрей.
Он взял телефон и вышел на балкон. Лена осталась на кухне, но сквозь закрытую дверь слышала обрывки разговора.
— Катюш, привет… Мне нужно с тобой серьёзно поговорить… Нет, всё нормально, просто… Слушай, у нас тут с деньгами туго стало… Премии сократили, ипотека… Я больше не смогу помогать, как раньше… Нет, не совсем прекращу, но… Катя, не плачь, пожалуйста… Тебе нужно подумать о подработке… Я знаю, что учёба, но… Катюш, ну послушай…
Разговор длился минут двадцать. Лена сидела неподвижно, сжав руки в замок. Она не злорадствовала — ей было искренне жаль и Катю, и Андрея. Но выбора не было. Нельзя было дальше жить в этой ситуации, где её родители буквально отдавали последнее.
Когда Андрей вернулся, лицо его было серым.
— Ну вот, — сказал он. — Теперь она считает меня предателем. Плакала, говорила, что надеялась только на меня, что не справится одна.
— Справится, — ответила Лена. — Ей просто нужно время привыкнуть к самостоятельности.
— Легко тебе говорить.
— Мне не легко, — Лена встала и подошла к мужу. — Мне очень тяжело. Потому что я вижу, как тебе больно, и мне тоже больно. Но понимаешь, есть вещи, на которые нельзя закрывать глаза. Мои родители — старые люди. Каждый месяц без нормального питания и лекарств может стать для них последним. А Катя молодая, здоровая, у неё вся жизнь впереди. Если не сейчас научится стоять на своих ногах, то когда?
Андрей обнял её, и они стояли так, прижавшись друг к другу, — два уставших человека, которым жизнь казалась чрезмерной ношей.
— Я никогда не думал об этом под таким углом, — признался он. — Про твоих родителей. Что они реально экономят на всём. Мне казалось, что они просто… ну, помогают немного из излишков.
— У них нет излишков, — тихо сказала Лена. — У них есть любовь к дочери и желание, чтобы ей было хорошо. Даже ценой собственного здоровья.
— Прости.
— Не мне извиняться нужно.
На следующий день Лена перевела родителям десять тысяч со словами: «Купите себе что-нибудь вкусное и сходите к врачам. Пожалуйста». Мама сначала отказывалась, говорила, что у них всё есть, но Лена настояла. Впервые за полгода она чувствовала, что может дышать полной грудью.
Катя первые две недели не звонила брату, обижалась. Потом всё-таки позвонила — сухо, натянуто. Сообщила, что нашла подработку в кофейне, по выходным. Мол, график не очень, уставать будет, но делать нечего.
Прошёл месяц. Андрей больше не переводил сестре крупные суммы — только тысячи три на самое необходимое, и то из своих личных денег, которые откладывал, экономя на обедах. Лена не возражала: это были его деньги, его выбор.
Как-то вечером Катя позвонила по видеосвязи. Лена сидела рядом с Андреем, когда он принял звонок. Сестра выглядела усталой, но… какой-то другой. Взрослее, что ли.
— Хочу сказать спасибо, — неожиданно выдала она. — Я сначала думала, что ты просто на меня забил. Но потом поняла: ты просто перестал меня нянчить. И знаешь, я справляюсь. Работа не такая страшная, как я думала. Устаю, конечно, но и деньги свои, заработанные. Это прикольно, на самом деле. По-взрослому как-то.
Андрей улыбнулся, и Лена увидела, как с его плеч спадает тяжесть вины.
— Я рад, Катюш.
— И ещё, — сестра помялась. — Я тут подумала… Передай Лене, что я не держу на неё зла. Она права была. Я правда как-то обнаглела. Извини перед ней.
— Я здесь, Катя, — Лена наклонилась к экрану. — И я не сержусь. Просто у каждого должна быть своя жизнь и своя ответственность.
— Да, я поняла. Ладно, мне на смену пора. Целую вас.
Когда связь прервалась, Андрей повернулся к жене:
— Спасибо.
— За что?
— За то, что не дала мне загубить и Катю, и нас. Я был неправ. Хотел быть хорошим братом, а стал плохим мужем. И плохим братом, кстати, тоже — потому что не помогал ей взрослеть, а просто давал деньги.
Лена положила голову ему на плечо.
— Мы все учимся, — сказала она. — Главное — вовремя остановиться и посмотреть по сторонам. Понять, кому действительно тяжело, а кто просто пользуется.
В тот вечер они снова открыли таблицу и пересчитали бюджет. Теперь, без статьи расходов «Катя», у них оставалось двадцать восемь тысяч на прочие нужды. Можно было даже начать откладывать на ремонт или на отпуск. А главное — деньги от родителей Лены больше не уходили на чужого человека. Они шли туда, куда и были предназначены: на помощь молодой семье, которая старается встать на ноги.
И впервые за долгое время Лена легла спать спокойно, без тревожного груза на сердце и без горечи от мысли, что где-то две пожилых души отказывают себе во всём ради того, чтобы накормить чужую лень.
Прошло полгода. Андрей получил повышение, премии снова стали регулярными. Катя так и работала в кофейне, закончила второй курс без троек — как она сама призналась, работа дисциплинировала, и на учёбу времени парадоксально стало хватать больше. Родители Лены приезжали в гости, и Андрей с ужасом увидел, как мама Лены похудела. Но когда они уезжали, он отдельно вложил маме в сумку конверт с деньгами — десять тысяч — и сказал:
— Это вам. На врачей, на вкусности, на себя. Спасибо, что помогали нам. Мы никогда этого не забудем.
Мама всплакнула, обняла зятя и сказала, что он хороший мальчик. И Лена, глядя на эту сцену, поняла, что они справились. Справились с первым серьёзным кризисом в их семейной жизни. И значит, справятся и с остальными — потому что научились главному: говорить правду, даже когда она неудобна, и защищать тех, кто действительно нуждается в защите.
А ещё Лена поняла, что любовь — это не только романтика и нежность. Любовь — это ещё и умение поставить жёсткую границу, когда кто-то пытается паразитировать на твоих чувствах. И готовность защитить свою семью — настоящую, кровную — от тех, кто считает, что мир им должен.
Они шли по Москве, держась за руки, и навстречу им шли тысячи таких же пар — молодых, уставших, но упрямо идущих вперёд. У каждого свои истории, свои драмы, свои маленькие победы. И это было нормально — быть несовершенными, ошибаться, ссориться, но находить в себе силы признавать ошибки и меняться.
— Знаешь, — сказал Андрей, — я тут подумал. Может, нам родителям твоим не просто помогать, а приглашать их сюда почаще? Раз в несколько месяцев хотя бы. Мы оплатим дорогу, и пусть живут неделю. Им, наверное, одиноко.
Лена остановилась и поцеловала мужа.
— Ты правда хороший мальчик, — улыбнулась она.
— Просто понял наконец, что семья — это те, кто рядом и кто действительно нуждается в тебе. А не те, кто умеет красиво просить денег.
Они продолжили идти, и впереди у них была целая жизнь — сложная, непредсказуемая, но теперь уже честная. Без недомолвок, без скрытых обид, без ситуаций, когда одни голодают, чтобы другие развлекались.
И это было самое главное.
