Лифт со скрипом остановился на седьмом этаже. Марина прислонилась к холодной металлической стенке, закрывая глаза. Ещё минута передышки перед тем, как открыть дверь квартиры. Перед тем, как надеть на лицо приветливую улыбку и сказать: «Здравствуйте, как прошёл день?»
Пять дней. Всего пять дней прошло с момента приезда родителей Дмитрия из Воронежа. А казалось — целая вечность.
Марина достала ключи и повернула их в замке. Из квартиры потянуло запахом жареного лука и каких-то незнакомых специй. Свет горел во всех комнатах, на кухне громко работал телевизор.
— А, доченька пришла! — раздался бодрый голос Надежды Петровны. — Проходи, проходи, не стой в прихожей!
Марина сжала зубы. «Доченька». Она просила не называть её так. Просила несколько раз, мягко, вежливо. Но Надежда Петровна каждый раз обижалась: «Как же не называть? Ты же теперь моя дочь! Или я тебе не мама?»
— Добрый вечер, — сказала Марина, снимая туфли. Ноги гудели после целого дня в офисе. Хотелось просто упасть на диван и не двигаться.
— Димочка ещё не приходил? — Надежда Петровна выглянула из кухни, вытирая руки полотенцем. Она была в домашнем фартуке Марины, том самом, который висел в шкафу уже полгода нетронутым.
— Нет, он задерживается. Говорил, что совещание затянется.
— Опять задерживается, — покачала головой свекровь. — Работа, работа… А здоровье? Надо же и о себе думать. Я вот Виктору Ильичу всегда говорила: работа работой, а обед по расписанию. И ничего, дожил до пенсии без язвы и гастрита.
Виктор Ильич, отец Дмитрия, сидел в гостиной перед телевизором и увлечённо смотрел новости. Он был молчаливым человеком, и Марина была ему за это благодарна. Хоть кто-то в этой квартире не считал нужным комментировать каждый её шаг.
— Я умоюсь и переоденусь, — сказала Марина, направляясь в спальню.
— Подожди, доченька! — Надежда Петровна преградила ей путь. — Я хотела с тобой поговорить. Ты знаешь, я сегодня убиралась…
Марина замерла. Вот оно. Началось.
— …и нашла в шкафу столько вещей! Платья, которые явно малы. И эти джинсы с дырками — их же носить нельзя! Я всё аккуратно сложила в пакет, завтра отвезём в благотворительный фонд. Зачем хранить то, что не носишь?
Воздуха стало не хватать. Марина медленно выдохнула, считая про себя до десяти.
— Надежда Петровна, это мои вещи. Я сама решу, что с ними делать.
— Ну что ты! — Свекровь взмахнула рукой. — Какая я тебе Надежда Петровна? Мама я тебе, мама! А мама всегда хочет помочь своим детям навести порядок. У тебя же шкаф забит ненужным хламом! Вон, у Димочки всё аккуратно разложено — я сегодня утром перебрала, рубашки по цветам развесила.
Марина прикрыла глаза. Джинсы с дырками она купила в прошлом месяце за половину зарплаты. Платья, которые «явно малы», она собиралась носить следующим летом, когда сбросит пару килограммов. А рубашки Дмитрия… Господи, он же сам их раскладывает так, как ему удобно.
— Я очень устала, — сказала она тихо. — Можно я пойду приму душ?
— Конечно, конечно! — Надежда Петровна отступила. — Только быстренько, ладно? Я ужин приготовила, надо горячим есть. Борщ настоящий, на говяжьем бульоне! Четыре часа варила. И пирожки с капустой. Сколько я тебе говорила — надо мужа кормить домашним, а не покупными полуфабрикатами! Мужчины это ценят.
Марина молча прошла в ванную и закрыла дверь на замок. Села на край ванны и уткнулась лицом в ладони. Не плакать. Только не плакать. Это же его мать. Она приехала из другого города, хочет увидеться с сыном. Это нормально. Это правильно.
Но почему тогда так невыносимо тяжело?
Всё началось в первый же день. Дмитрий встретил родителей на вокзале рано утром, привёз их домой и умчался на работу, пообещав вернуться пораньше. Марина взяла отгул, чтобы встретить гостей как полагается.
Надежда Петровна сразу же принялась осматривать квартиру. Она ходила по комнатам, что-то бормотала, трогала мебель, заглядывала в шкафы.
— Какая у вас просторная квартира! — восхищалась она. — Правда, пыли многовато на полках. И цветы надо бы пересадить, видишь, земля уже истощенная. А штору в ванной лучше сменить — на этой плесень уже внизу.
Марина улыбалась и кивала, стараясь не обращать внимания на замечания. Просто женщина привыкла к чистоте, к постоянному порядку. У неё другие стандарты.
— Я поставлю чайник, — сказала она. — Вы, наверное, устали с дороги?
— Что ты, доченька! Мы с Виктором Ильичом привычные. А вот тебе помочь надо — я вижу, работы тут непочатый край!
И началось.
Надежда Петровна перемыла всю посуду, хотя она была чистой. Переставила кастрюли в шкафу, потому что «так неудобно, как же ты их достаёшь?». Постирала занавески, решив, что они «несвежие». К вечеру квартира действительно блестела, но Марина чувствовала себя так, словно её саму выстирали, выжали и развесили сушиться.
— Не надо было так стараться, — говорила она, глядя на уставшую свекровь. — Вы же гости, отдыхать приехали.
— Какие гости! — отмахивалась Надежда Петровна. — Я же Димкина мама! А значит, и твоя. Разве мама бывает в гостях у своих детей?
Дмитрий вернулся поздно, обнял мать, сказал, что она чудо, что квартира никогда так не сияла. Марина промолчала. Она устала спорить.
Второй день был чуть легче. Родители Дмитрия отправились гулять по Москве — они приезжали сюда редко и хотели посмотреть город. Марина провела день в офисе и даже успела забыть о гостях. Но когда вернулась домой, обнаружила, что Надежда Петровна в мужем переставила всю мебель в гостиной.
— Видишь, как лучше? — Свекровь сияла от удовольствия. — Теперь свет от окна правильно падает, и телевизор смотреть удобнее!
Марина смотрела на свою гостиную, которая вдруг стала чужой, и не знала, что сказать. Диван стоял не там, где им с Дмитрием было удобно. Кресло загораживало проход на балкон. Торшер оказался в углу, где он был бесполезен.
— Спасибо, — выдавила она. — Очень… красиво.
— Правда? — Надежда Петровна просияла. — Я так рада! Знаешь, я всегда чувствую, как правильно должно быть. У меня дар к интерьеру. Помнишь, Виктор Ильич, как я нашу квартиру обустроила? Все соседи завидовали!
Виктор Ильич молча кивнул, не отрываясь от телефона.
Вечером, когда Дмитрий вернулся с работы, Марина попросила его поговорить с матерью.
— Дима, она переставила мебель. Не спросив. Просто взяла и переставила.
— Ну и что? — Дмитрий устало снял пиджак. — Она хотела помочь. Ей виднее, она всю жизнь домом занималась.
— Но это наша квартира!
— Маринка, не преувеличивай. Подумаешь, мебель. Можем потом обратно переставить. Родители всего неделю здесь, потерпи, ладно? Я так устал… Давай в выходные всё обсудим, хорошо?
Марина посмотрела на мужа — на его усталое лицо, на тёмные круги под глазами. Он действительно вкалывал как проклятый последние недели, завершая большой проект. Выходные были через два дня. Она может потерпеть.
— Хорошо, — сказала она. — В выходные.
На третий день Надежда Петровна решила заняться кухней. Марина вернулась с работы и обнаружила, что половина продуктов из холодильника выброшена.
— Ты посмотри, что у вас тут было! — Свекровь показывала на мусорное ведро, полное упаковок. — Йогурты просроченные, сыр заплесневел, овощи вялые! Как можно так небрежно относиться к еде?
— Йогурты были свежие! — Марина заглянула в ведро и увидела упаковку, купленную позавчера. — Смотрите, срок годности до следующей недели!
— Доченька, — Надежда Петровна снисходительно улыбнулась. — Я прекрасно вижу, что написано на упаковке. Но разве ты не знаешь, что эти сроки завышены? Молочное нельзя хранить больше трёх дней! А этот сыр… На нём уже корочка затвердела!
— Так и должно быть, это пармезан!
— Какой пармезан? Сыр есть сыр. Я купила тебе нормальный, российский. И творог настоящий, рядом с магазином брала, у приятной такой бабушки. Вот это еда, а не химия магазинная.
Марина стояла посреди кухни и смотрела на свою свекровь. Та выбросила продуктов на три тысячи рублей. Просто так. Не спросив. Потому что «лучше знает».
— Надежда Петровна…
— Мама!
— Надежда Петровна, — повторила Марина твёрже. — Пожалуйста, больше не трогайте мои вещи. Не выбрасывайте продукты. Не переставляйте мебель. Я понимаю, что вы хотите помочь, но…
— Но что? — Лицо свекрови вытянулось. — Ты считаешь, что я мешаю?
— Нет, я просто… Мне некомфортно, когда кто-то хозяйничает в моей квартире без спроса.
Надежда Петровна опустилась на стул. Глаза её наполнились слезами.
— Я всего лишь хотела помочь, — прошептала она. — Вижу же, что тебе тяжело. Работаешь целыми днями, устаёшь. Дом запущен. Димочку не кормишь как следует. Я думала, ты будешь рада, что мама приехала и поможет тебе всё наладить.
Марина почувствовала себя самой ужасной невесткой на свете. Женщина плакала. Из-за неё. Потому что она отказалась от помощи.
— Простите, — сказала она тихо. — Я не хотела вас обидеть.
— Ничего, доченька, — Надежда Петровна вытерла глаза платочком. — Я понимаю. Молодые вы ещё, многого не понимаете. Но ничего, научитесь. Я терпеливая, буду показывать, как правильно.
Четвёртый день был выходным, но Дмитрия вызвали на работу — аврал, горящий проект, клиент требует немедленных исправлений. Он ушёл рано утром, оставив Марину наедине с родителями.
Надежда Петровна решила, что это отличная возможность научить невестку «правильно готовить».
— Сегодня мы с тобой испечём пирог, — объявила она за завтраком. — Настоящий, домашний, который Димочка обожал с детства. Яблочный, на сметане. Записывай рецепт!
Марина не любила печь. У неё никогда не получались пироги — они либо не пропекались, либо подгорали, либо получались сухими. Она давно смирилась с этим и покупала десерты в кондитерской. Но отказать свекрови сейчас означало вызвать новый приступ слёз и обид.
Четыре часа они провели на кухне. Надежда Петровна командовала, поправляла, критиковала.
— Не так муку просеиваешь! Смотри, комочки остаются!
— Сметану надо было заранее из холодильника достать, холодная не подходит!
— Яблоки слишком крупно нарезала, они не пропекутся!
— Духовку рано включила, тесто не отдохнуло!
Когда пирог наконец был готов, Марина чувствовала себя выжатой. Руки тряслись от напряжения, в висках стучало. Пирог получился красивым, но она знала, что никогда больше не захочет его готовить.
— Вот видишь! — Надежда Петровна гордо смотрела на результат. — А ты говорила, что не умеешь. Просто надо стараться! Димочка будет в восторге.
Дмитрий вернулся поздно вечером, измученный. Он съел кусок пирога, рассеянно похвалил и сразу пошёл спать. Надежда Петровна обиделась, что сын не оценил её труды. Марина промолчала — у неё больше не было сил объяснять, спорить, защищаться.
На пятый день Марина проснулась с головной болью. Она приняла таблетку, оделась и молча выпила кофе, пока Надежда Петровна рассказывала, как она с Виктором Ильичом планируют провести день — Третьяковка, потом Арбат, потом парк.
— А ты что будешь делать, доченька? — спросила свекровь.
— Работать, — коротко ответила Марина.
— В выходной? Это неправильно! Надо отдыхать, набираться сил. Пойдём с нами!
— Не могу. Много работы.
Она солгала. Работы было немного, но ей нужно было сбежать из квартиры. Хоть куда-нибудь. Хоть в офис, где тихо, где её никто не называет доченькой, где можно просто сидеть за компьютером и не слышать советов, как правильно жить.
День в офисе пролетел незаметно. Марина работала медленно, делала перерывы, пила кофе, смотрела в окно. Около трёх часов дня ей написал Дмитрий: «Родители хотят задержаться в центре до вечера. Встретишься с ними? Я на работе застрял».
«Не могу», — хотела написать она. «Приеду домой, закроюсь в спальне и буду лежать в темноте». Но вместо этого отправила: «Хорошо».
Они встретились на Арбате в пять вечера. Надежда Петровна была в приподнятом настроении — столица, красота, столько впечатлений! Она показывала Марине фотографии на телефоне, рассказывала, где они были, что видели.
— А в Третьяковке такие картины! — говорила она. — Правда, народу много, толпа страшная. И цены! Представляешь, мороженое — триста рублей! Грабёж. У нас в три раза дешевле.
Виктор Ильич молчал, как обычно. Он выглядел уставшим и явно мечтал вернуться домой.
— Может, поедем? — предложила Марина. — Вы, наверное, устали.
— Да нет, что ты! — Надежда Петровна махнула рукой. — Мы тут так редко бываем, надо всё посмотреть. Сейчас на смотровую площадку сходим, а потом…
— А потом домой, — твёрдо сказала Марина. — Уже поздно, и вы с утра на ногах.
Свекровь хотела возразить, но Виктор Ильич неожиданно поддержал невестку:
— Валя, я действительно устал. Поехали.
В метро Надежда Петровна продолжала говорить. О том, какая Москва шумная. Какие люди невежливые. Как в очереди в музей кто-то толкнул её локтем и даже не извинился. Как таксист нахамил, когда они спрашивали дорогу.
Марина слушала вполуха, кивала, отвечала односложно. Голова раскалывалась. Хотелось тишины. Хотелось домой. Хотелось, чтобы все исчезли и оставили её в покое.
Когда они вернулись в квартиру, было начало восьмого. Марина скинула сумку и прошла на кухню. Надо было что-то приготовить на ужин, но у неё не было сил даже думать об этом.
— Доченька, мы ужасно проголодались, — Надежда Петровна заглянула на кухню. — Ты что-нибудь приготовишь?
Марина открыла холодильник. Внутри было пусто — почти все продукты свекровь выбросила позавчера. Остались только сосиски, купленные сегодня утром, и немного овощей.
— Могу сосиски сварить, — сказала она, доставая упаковку.
— Сосиски? — Надежда Петровна поморщилась. — Какие сосиски? Это же гадость! Одна химия! Нельзя этим питаться!
— Больше ничего нет, — устало ответила Марина.
— Как это нет? Я же продукты покупала! Гречку сварить с котлетами. У меня котлеты в морозилке, домашние, я из Воронежа привезла.
— Надежда Петровна, я устала. Сейчас нет сил готовить. Сосиски — это быстро.
— Что за лень! — Свекровь всплеснула руками. — Дима целый день работает, приходит домой, а его кормят магазинной отравой! Это неправильно, доченька. Жена должна следить за питанием семьи. Готовая еда — это путь к гастриту и язве! Надо готовить свежее, домашнее, полезное. Вот я Димочке всегда…
Это было последней каплей, переполнившей чашу терпения. Словно натянутая струна, которую тянули и тянули, наконец лопнула.
— Хватит! — Она развернулась к свекрови, и та отшатнулась от ярости в её глазах. — Хватит мне указывать, что делать! Хватит учить меня жизни! Хватит называть меня доченькой! Я вам не дочь!
— Марина, что ты… — побледнела Надежда Петровна.
— Я устала! — голос Марины сорвался на крик. — Устала от ваших советов! От критики! От того, что вы считаете меня неспособной ничего сделать правильно! Вы пять дней командуете в моей квартире! Выбрасываете мои вещи! Переставляете мебель! Лезете в мою жизнь!
— Я хотела помочь…
— Не надо мне вашей помощи! — Марина чувствовала, как всё накопившееся за эти дни вырывается наружу, и не могла остановиться. — Не просила я вас убираться! Не просила переставлять мебель! Не просила учить меня готовить! У меня своя жизнь! Свои правила! И если вас что-то не устраивает — езжайте домой!
— Марина! — В дверях появился Виктор Ильич, бледный и растерянный. — Что происходит?
— Происходит то, что я больше не могу! — Она повернулась к нему. — Ваша жена пять дней делает из меня идеальную невестку по своим стандартам! И знаете что? Не получится! Потому что я не хочу быть такой! Я хочу жить своей жизнью!
— Доченька, успокойся… — начала было Надежда Петровна, но Марина перебила её:
— Не называйте меня доченькой! Я не ваша дочь! Понятно?! У меня есть своя мать, и мне не нужна вторая! — Она замолчала, тяжело дыша, потом добавила с холодной яростью: — Ужин требовать у себя дома будете! Вы мне никто! Понятно?!
Надежда Петровна опустилась на стул и заплакала. Виктор Ильич стоял растерянно, не зная, что делать. А Марина стояла посреди кухни, и руки у неё тряслись.
В этот момент открылась входная дверь. Дмитрий вошёл в квартиру, увидел плачущую мать, застывшего отца и побледневшую жену — и сразу понял, что что-то случилось.
— Что здесь происходит? — спросил он тихо.
— Димочка! — Надежда Петровна бросилась к сыну. — Димочка, она… она выгоняет нас!
— Я не выгоняю, — устало сказала Марина. — Я просто больше не могу.
Дмитрий посмотрел на жену. Впервые за эти дни он действительно посмотрел — увидел синяки под глазами, напряжённое лицо, тёмные круги усталости.
— Мама, — сказал он. — Пойдёмте с папой в гостиную. Мне нужно поговорить с Мариной.
— Но, Димочка…
— Пожалуйста.
Родители послушно ушли. Дмитрий закрыл дверь на кухню и повернулся к жене.
— Рассказывай.
И Марина рассказала. Всё. Про мебель, про продукты, про одежду, про постоянную критику, замаскированную под заботу. Про то, как она задыхается в собственной квартире. Про то, как просила его поговорить с матерью, а он отмахнулся.
— Я думал, ты преувеличиваешь, — сказал Дмитрий, когда она закончила. — Думал, что это мелочи. Что можно потерпеть неделю. Прости.
Он взял её за руку и потянул к двери.
— Куда? — спросила Марина.
— Разговаривать с родителями. То, что я должен был сделать ещё три дня назад.
В гостиной Надежда Петровна всё ещё всхлипывала. Виктор Ильич сидел рядом, неловко похлопывая её по плечу.
— Мам, пап, — Дмитрий сел напротив них. — Нам нужно серьёзно поговорить.
— Димочка, я не понимаю, что произошло, — начала мать. — Я же хотела помочь…
— Мам, послушай, — мягко, но твёрдо сказал Дмитрий. — Я знаю, что ты хотела помочь. Я знаю, что ты делала всё из лучших побуждений. Но мы с Мариной — взрослые люди. У нас своя жизнь, свои правила, свой быт. И когда ты начинаешь переделывать всё под себя, это не помощь. Это вторжение.
— Но я…
— Дай мне закончить, пожалуйста. — Он взял мать за руку. — Ты чудесная мама. Ты вырастила меня, научила многому. Но я вырос. Я женился. И моя жена — это не твоя дочь. Она не обязана называть тебя мамой. Она не обязана готовить так, как готовишь ты. Она не обязана жить по твоим правилам.
— Но она делает всё неправильно! — не выдержала Надежда Петровна. — Квартира грязная! Готовит полуфабрикаты! Дома бардак!
— Мам, это не так важно, как мир в семье и уважение друг к другу. Даже если мы делаем что-то не так, дай нам жить своей жизнью, учиться на собственных ошибках. Они запоминаются лучше всего. Я понимаю, что ты всё ещё видишь в нас детей, которым тебе очень хочется помочь, но такой помощью ты делаешь только хуже. Поверь, мир не рухнет, если Марина сварит щи не так, как ты считаешь правильным. И никто ещё не умер, если на полках один день не вытирали пыль. Ты и папа очень много сделали для меня. Мне кажется, что вы вырастили сына, которым можете гордиться. Теперь можно просто отдохнуть. Вы гости, отдыхайте, гуляйте. Если не нравится, то, что готовит Марина, просто сделайте ужин сами.
А если нам потребуется ваша помощь, мы обязательно попросим. Даю слово.
Марина ждала, что Надежда Петровна будет возражать, спорить, но она вдруг обмякла и тихо сказала: — Наверное, ты прав. Просто я так привыкла заботиться о тебе. Но ты вырос. Стал взрослым и мне действительно пора тебя отпустить…
Оказалось, что кроме домашнего хозяйства у них нашлось много других тем для разговоров, и оставшееся до отъезда время пролетело быстро. А когда прощаясь Марина обняла свекровь, и та не удержавшись и снова назвала её доченькой, Марине это показалось даже очень милым.
