Мария замерла, наблюдая за золовкой Светланой. Та сидела на диване, обхватив себя руками, словно пытаясь удержать рассыпающуюся жизнь. Слезы текли по ее лицу непрерывным потоком.
— Он ушел, Маша, — прошептала Светлана, поднимая красные от слез глаза. — Взял вещи и ушел к этой… к своей…
Мария медленно опустилась в кресло напротив. В груди что-то сжалось от неловкости. Они никогда не были близки со Светланой, скорее терпели друг друга на семейных праздниках.
— Что теперь будет с детьми? — всхлипнула Светлана. — Мы живем в съемной однушке, а денег хватает только до конца месяца.
— А алименты? — осторожно спросила Мария, не зная, что еще сказать.
— Какие алименты! — горько рассмеялась Светлана. — Он же официально копейки получает. Все через серые схемы проворачивает.
Мария сжала пальцы на подлокотнике кресла. Странное дело — жалость к золовке перемешивалась с раздражением от ее присутствия.
— Не знаю, как справляться буду, — продолжала Светлана. — Троих детей поднимать одной…
Время потекло тягуче и мучительно. Светлана приходила через день, иногда приводя с собой детей. Они носились по квартире, оставляя за собой хаос из игрушек и крошек. А Светлана все жаловалась.
— Тебе так повезло, — говорила она, обводя взглядом просторную гостиную. — Трешка в наследство досталась. А мы что? Даже угла своего нет.
Мария кивала, заваривала чай, выслушивала. Внутри копилось глухое раздражение, которое она старательно подавляла.
— Денег совсем нет, — причитала Светлана в очередной свой визит. — Вчера последние потратила на кроссовки младшему.
— А работу искать не пробовала? — не выдержала Мария.
Светлана посмотрела на нее так, словно та предложила полететь на Луну.
— С тремя детьми? Да кто меня возьмет? — она махнула рукой. — Тебе легко говорить, у тебя детей нет.
Эти слова резанули по живому. Мария сжала губы, стараясь не показать, как больно ей стало.
Через месяц терпение лопнуло. Светлана в очередной раз начала жаловаться на судьбу. Мария встала и прошла к двери.
— Светлана, мне пора на работу.
Золовка недовольно возмутилась:
— Но я еще не закончила!
— А я закончила слушать, — твердо ответила Мария. — Извини, но у меня тоже есть дела.
Светлана медленно поднялась с дивана. Ее лицо исказилось от обиды и злости.
— Понятно, — процедила она. — В нашей семье такое поведение не приветствуется, Мария.
Дверь захлопнулась за золовкой с глухим стуком. Мария прислонилась к ней спиной, закрыв глаза. Облегчение смешалось с чувством вины.
Два дня прошли в блаженной тишине. Никто не звонил в дверь. Никто не жаловался на жизнь. Мария даже подумала, что Светлана обиделась всерьез. И больше приходить с жалобами не будет.
Поэтому звонок в дверь прозвучал неожиданно. Мария открыла — и застыла. На пороге стояла свекровь Анна Петровна, рядом с ней Светлана с тремя детьми. За ними громоздились чемоданы, пакеты, детские велосипеды.
— Здравствуй, Маша, — сухо сказала свекровь, не дожидаясь приглашения войти.
Мария отступила в сторону, не находя слов. Дети ворвались в квартиру, крича и смеясь. Светлана тащила сумки, не глядя на невестку.
— Что происходит? — наконец выдавила Мария.
Анна Петровна выпрямилась во весь рост, приняв важный вид.
— Теперь Светлана с детьми будут жить здесь, — объявила она тоном, не терпящим возражений.
— В твоей квартире три комнаты, а мои дети спят на одном диване, — жаловалась Светлана. — Ты обязана нас принять!
Кровь бросилась Марии в лицо. Она стояла посреди своей квартиры. И не могла поверить в происходящее.
— Нет. Нет, это невозможно.
Анна Петровна сразу же возмутилась:
— Как это нет? Они семья, им нужна помощь!
— Я не соглашалась их принимать, — Мария старалась говорить спокойно, но голос дрожал. — Это моя квартира.
— А Светлана что, чужая тебе? — свекровь сдвинула брови. — Она сестра твоего мужа!
Мария обвела взглядом хаос, который уже творился в ее гостиной.
— Маша, я же не навсегда, — вмешалась Светлана с мольбой в голосе. — Просто пока не встану на ноги. Месяц-другой…
— У тебя есть мать, — указала Мария на свекровь. — Почему не к ней?
— У меня однушка! — всплеснула руками Анна Петровна. — А здесь место есть!
— Место есть, но желания селить здесь кого-то нет, — твердо сказала Мария.
Светлана всхлипнула и схватила младшего ребенка на руки.
— Ты же видишь, мы на улице останемся, — заголосила она. — У меня денег нет даже на еду детям!
— Это не мои проблемы, — Мария перехватила взгляд свекрови, полный осуждения.
— Маша, как ты можешь быть такой бессердечной? — Анна Петровна покачала головой. — Что Ваня скажет?
— Ваня скажет то же самое, — ответила Мария, хотя внутри у нее екнуло.
— Мы же родня! — не унималась Светлана. — Как можно родных на улицу выставлять?
— Родня должна предупреждать перед визитами, — отрезала Мария. — И не вламываться в чужие квартиры с вещами.
Анна Петровна выпрямилась, ее глаза сузились.
— Ну что ж, — процедила она. — Теперь я вижу, кого мой сын привел в дом. Ваня узнает, какая у него жена.
— Пусть узнает, — Мария подошла к двери и распахнула ее. — А сейчас прошу всех покинуть мою квартиру.
— Маша, подумай еще раз, — взмолилась Светлана. — Дети же маленькие…
— Думать было нужно раньше. Тебе, — Мария стояла у открытой двери, не отводя взгляда.
Они собирали вещи со скандалом. Анна Петровна бормотала что-то о неблагодарности и черствости. Светлана всхлипывала, тащила чемоданы. Дети плакали, не понимая, что происходит.
— Пожалеешь еще, — бросила свекровь напоследок.
Дверь захлопнулась. Мария осталась одна среди разбросанных игрушек и крошек. Руки тряслись, сердце колотилось где-то в горле.
Вечером вернулся Ваня. Он вошел в квартиру мрачный, даже не поздоровался. Мария готовила ужин и ощущала его тяжелый взгляд на спине. Руки дрожали, когда она резала овощи. Каждая клетка тела напряглась в ожидании неизбежного разговора.
— Мать звонила, — сказал он наконец.
— Понятно, — Мария не обернулась.
Голос прозвучал спокойно, но внутри все сжалось в болезненный комок. Она знала — разговор будет тяжелым. Анна Петровна наверняка расписала сыну все самыми черными красками.
— Как ты могла Светку с детьми выгнать?
— Я никого не выгоняла, — ответила Мария, стараясь сохранить ровный тон. — Я просто не пустила их жить в свою квартиру.
Ваня подошел ближе, его голос стал жестче.
— Свою? А я здесь кто?
Мария наконец обернулась. Злость и обида на лице мужа резанули по глазам. Она понимала — одно неосторожное слово, и все рухнет окончательно.
— Ты здесь муж, — сказала она осторожно. — Но квартира моя. По наследству досталась.
— Ах, вот оно что! — он хлопнул ладонью по столу. — Значит, это твоя территория, а я здесь временно прописан?
Щеки загорелись от возмущения. Неужели он думает, что она права собственности перед мужем качает? Неужели не понимает — речь не об этом?
— Ваня, пойми, я не могу содержать чужую семью, — начала она, стараясь объяснить.
— Чужую? — переспросил он. — Светка мне сестра!
— А мне кто она? — возразила Мария. — Мы с ней едва общались до этого.
Слова вылетели резче, чем хотелось. Но правда есть правда — они действительно были почти чужими людьми.
— Она в беде! — Ваня взмахнул руками. — У нее дети! А ты думаешь только о своем комфорте!
— Я думаю о нашей семье, — возразила Мария. — О нас с тобой.
— Какой семье? — горько усмехнулся он. — Ты же детей рожать не хочешь. Какая семья?
Эти слова пронзили насквозь. Мария побледнела, сжав губы. Он знал — знал про неудачи, про врачей, про ее страхи. И все равно говорил такое.
— Не смей, — прошептала она. — Не смей это говорить.
— Не сметь говорить что? Правду? — Ваня не унимался. — Три года замужем, а детей все нет!
— Ты же знаешь… — голос Марии сорвался.
Слезы подступили к горлу, но она не позволила им пролиться. Не сейчас. Не при нем. Не когда он бросает ей в лицо самое болезненное.
— Знаю что? Что ты боишься? Что карьера важнее? — он покачал головой. — А Светка троих подняла одна.
— Зато теперь просится пожить в моей квартире! Что в этом хорошего?— выкрикнула Мария.
Повисла тишина. Ваня смотрел на жену так, словно видел ее впервые. Мария поняла — она переступила черту. Сказала то, о чем думать можно, но говорить нельзя.
— Понятно, — сказал он тихо. — Теперь все понятно.
Они не разговаривали три дня. Ваня приходил поздно, уходил рано. Мария делала вид, что все нормально, но внутри все разваливалось на куски. Каждый день становился испытанием на выносливость. Она ходила по квартире, как по минному полю.
В субботу он собрал вещи. Молча складывал рубашки в сумку, не глядя на жену. Мария стояла в дверях спальни, не зная, что сказать. Хотелось остановить его, но гордость не позволяла.
— Куда ты? — спросила Мария.
Сердце колотилось так громко, что казалось, весь дом слышит эти удары. Она стояла в дверях спальни, цепляясь за косяк. Ноги словно налились свинцом.
— К матери, — ответил он, не поднимая головы. — Пока не найду квартиру.
— Ваня…
Голос сорвался на полуслове. Что сказать? Что он не прав? Что она готова принять Светлану? Ложь застряла в горле комком.
— Не надо, — он застегнул сумку с резким звуком. — Я все понял. Ты права, квартира твоя. Живи как хочешь.
Он ушел, не оглянувшись. Мария села на кровать и обвела взглядом спальню. Странно — она ждала слез, боли, отчаяния. Вместо этого внутри была только усталость. Глубокая, всепоглощающая усталость.
Любовь выгорела из-за ссор и взаимных обвинений. Осталась только пустота и понимание — назад дороги нет.
Мария встала и подошла к окну. На улице светило солнце, люди спешили по своим делам. Жизнь продолжалась, равнодушная к ее личной драме.
Может быть, так и лучше. В тишине своей квартиры она наконец могла подумать о том, чего хочет сама. Не Светлана, не свекровь, не даже Ваня. Только она.
И впервые за долгое время это не пугало.
