Каждый раз, когда мы видим на экране улыбающуюся Юлию Высоцкую, рассказывающую о рецепте идеальной пасты, или читаем об очередном триумфе Андрея Кончаловского на европейском кинофестивале, мы видим лишь красивую обложку.
Фасад невероятной стойкости, за которым уже 12 лет скрывается тихая драма, не знающая антрактов и выходных. Их жизнь, как и жизнь их дочери Марии, раскололась на «до» и «после» в один туманный октябрьский день 2013 года во Франции.
Их мир рухнул на скорости 80 км/ч.
Роковая секунда и пожизненное «если бы»
Это был обычный семейный отпуск. Андрей Кончаловский был за рулем взятого напрокат «Мерседеса». Рядом — его 14-летняя муза, его гордость, Маша. О чем они говорили в ту секунду? Обсуждали планы на вечер? Смеялись? Этого мы никогда не узнаем. Режиссер не справился с управлением на узкой французской дороге. Машину вынесло на встречную полосу, прямо в лоб грузовику.
Удар был такой силы, что автомобиль превратился в груду искореженного металла. Спасателям потребовалось больше часа, чтобы извлечь пострадавших. Андрей Сергеевич, который был пристегнут, отделался переломами. А Маша… Она не была пристегнута.
Простой, бытовой факт — щелчок ремня безопасности, который не был сделан, — стал для Кончаловского незаживающей раной.
«Я не увидел тот грузовик», — скажет он позже.
Но за этими словами кроется нечто большее. Это пожизненное «если бы», с которым ему приходится засыпать и просыпаться.
Машу в состоянии комы доставили вертолетом в госпиталь Марселя. Диагноз звучал как приговор: тяжелейшая черепно-мозговая травма, множественные повреждения. Четырехчасовая операция была лишь началом 12-летней войны за ее жизнь.
«Малое сознание»: она в ловушке
Первые месяцы были адом. Марсель, Ницца, затем лучшие клиники Москвы. Врачи были безжалостно реалистичны: шансов почти нет. Но семья отказывалась это принять. Состояние Маши — не кома в привычном смысле, когда мозг полностью «отключен». Медики называют это «состоянием минимального сознания».
Это, возможно, еще более трагично. Мозг Марии жив, она слышит, чувствует, понимает обращенную к ней речь. Но ее тело остается в плену, она не может пошевелить рукой, открыть глаза, ответить. Она заперта внутри самой себя.
И однажды она подала знак.
Юлия Высоцкая, не отходившая от постели дочери, что-то ей рассказывала. И вдруг в стерильной тишине палаты раздался едва слышный шепот: «Мама». Это слово записали на диктофон. Говорят, когда 76-летнему Кончаловскому дали прослушать эту запись прямо на съемочной площадке, режиссер, видевший все, не смог сдержать слез.
Это был первый проблеск. Доказательство, что они борются не зря.
Но за ним последовал жестокий откат. Тяжелейшая пневмония, высокая температура, аппарат ИВЛ. Кончаловский отменил долгожданную премьеру и вылетел к дочери. С тех пор их жизнь подчинена этому страшному ритму: есть реакция — нет движений.
Крепость, где ждут пробуждения
Вскоре семья приняла решение, изменившее все. Они превратили свой загородный дом в самый высокотехнологичный госпиталь, какой только можно представить. Один из флигелей был полностью перестроен под стерильный бокс, оснащенный лучше, чем многие реанимации.
Специальная медицинская кровать с системой микроконтроля, отслеживающие мониторы, идеальная шумоизоляция. Круглосуточно рядом с Машей находится медсестра из Израиля. Уход за дочерью обходится семье в десятки тысяч долларов ежемесячно, но деньги здесь — лишь ресурс. Главная валюта в этом доме — время и вера.
Каждое утро Юлии Высоцкой начинается не с кофе, а с массажа для Маши. Она часами разминает неподвижные мышцы дочери, разговаривает с ней, читает ей, рассказывает новости, включает ее любимую музыку.
А потом она едет в студию, надевает яркий фартук и с лучезарной улыбкой учит всю страну готовить.
Юлия ведет дневник, куда записывает каждую, даже самую крошечную реакцию. «Сегодня три моргания на фразу „ты у меня самая красивая“». «Повернула голову на звук открывающейся двери, когда пришел Петя».
Она смотрит на неподвижную дочь и тихо говорит:
«Когда ты встанешь на ноги, мы поедем в Ниццу. И машину поведешь ты».
Искусство как искупление, архитектура как надежда
Андрей Кончаловский почти не говорит о трагедии публично. Но его боль и чувство вины просачиваются в каждый кадр его фильмов, снятых после 2013 года. Это его способ проговорить то, о чем невозможно молчать.
В картине «Рай» героиня Ольги, которую играет Юлия Высоцкая, проходит через ад и теряет себя. В «Дорогих товарищах» — история о матери, потерявшей дочь. Однажды на съемках была сцена: актриса долго лежит без движения, в кадре только ее дыхание. Почти документальная зарисовка того, что режиссер каждый день видит у себя дома. Его фильмы стали для него личным сеансом психотерапии.
Петру, младшему брату Маши, было всего девять, когда случилась авария. В его памяти она осталась живой, смеющейся девчонкой, которая читала ему сказки. Трагедия в один миг отняла у него сестру и изменила его самого.
Прошли годы, Петр вырос и поступил в архитектурный институт и этот выбор был неслучаен. Свой дипломный проект он посвятил ей. Абстрактный дом, как целый мир, спроектированный специально для Марии.
Умный дом, где все подчинено ее комфорту и будущей реабилитации. Бесшумный лифт, специальная кровать, меняющая положение, система освещения, которая подстраивается под время суток и настроение, пандусы, сад с особой акустикой. Он не просто ждет ее возвращения, а в буквальном смысле строит для нее будущее.
Борьба за каждый импульс
Семья пробует все, что предлагает современная медицина, цепляясь за любую возможность. Несколько лет назад в доме появился сложнейший европейский экзоскелет. Машу аккуратно фиксируют в нем, и механизм начинает имитировать ходьбу. Двадцать минут в день, рядом всегда мама, она держит дочь за руку и шепчет:
«Смотри, Машенька, мы идем. Мы с тобой идем».
Они пробовали курс трансмагнитной стимуляции в Германии. Это дало небольшой, но заметный эффект: мышцы стали мягче, ушли болезненные спазмы, которые мучают пациентов в таком состоянии.
Электроэнцефалограмма подтверждает: мозг Марии жив и работает. Приборы фиксируют всплески тета-ритмов — такие же, как у человека в состоянии глубокой медитации или молитвы. Ее сознание где-то рядом, за тонкой стеклянной стеной, и семья ищет способ до него достучаться.
Каждую пятницу в доме пахнет долмой и пахлавой — дань уважения армянским корням, которые так любила Маша. Она не может есть сама, но запахи — это то, что остается, то, что будит память на самом глубинном уровне. Юлия накрывает стол как раньше: свечи, красивые салфетки. Они живут так, будто Маша просто задремала в соседней комнате.
Марии Кончаловской исполнилось 26 лет. Почти половину своей жизни она провела в тишине.
Медицина безжалостна в своих прогнозах. Официально считается, что после пяти лет в таком состоянии шансы на восстановление стремятся к нулю. Но семья Кончаловских цепляется за другие истории. Как за американца Терри Уоллиса, который очнулся и заговорил через 19 лет после аварии. Пока есть хотя бы один такой пример, есть и надежда.
А что вы думаете об этой ситуации? Верите ли вы в чудо вопреки прогнозам врачей? Поделитесь своим мнением в комментариях. Ставьте лайк, если эта история стойкости вас тронула. И обязательно подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить важные истории.
