— Аня, Славке опять нужны деньги. Крупная сумма.
Голос сестры в трубке не просил, а ставил перед фактом.
Монотонный, уверенный, будто они уже все решили, и от меня требовалось лишь молча кивнуть и приготовиться к закланию.
— Здравствуй, Нина. Какая сумма на этот раз?
Я поправила стопку формуляров, вдыхая сухой, чуть сладковатый аромат старых книг.
Этот запах всегда был моим ритуалом заземления, способом вернуться к себе из миров, которые я создавала по ночам.
— Пятьсот тысяч. На первый взнос по ипотеке. Ты же понимаешь, мальчику нужно свое гнездо. Он не может вечно с нами жить.
Я понимала. Я всегда все «понимала». Эта песня была мне до боли знакома. Понимала, когда племяннику Славке нужен был новый компьютер для «учебы», который тут же превратился в игровую станцию.
Понимала, когда дочке брата, Кате, нужно было оплатить очередные «перспективные» курсы, которые она бросила через месяц.
Понимала, когда самой Нине — «перехватить до зарплаты», что случалось с завидной регулярностью.
Они видели во мне не человека, а безотказный ресурс. Удобный, предсказуемый, немного пыльный, как старый словарь.
— Нина, у меня нет таких денег. Я библиотекарь, ты забыла? Моя зарплата не предполагает подобных накоплений.
— Ну, Ань, не начинай, — в голосе сестры зазвучали раздраженные нотки. — Квартира у тебя есть. Родительская.
Одна живешь, зачем тебе такая большая двушка в центре? Это нерационально.
Продай, купишь себе студию на окраине, еще и на ремонт останется. А разницу — Славке. Мы же семья.
Семья. Слово, которое они использовали как отмычку к замкам, которые я пыталась выстроить.
Они искренне верили, что эта квартира — их общее достояние, наследство, на котором я почему-то устроилась единолично, как сторожевой пес.
Забывая, что именно я ухаживала за родителями до последнего дня, пока они строили свои жизни.
Никто из них не догадывался, что по ночам эта серая мышь в очках и стоптанных туфлях превращается в Веронику Воронову.
Писательницу, чьи романы о сильных, дерзких женщинах продаются миллионными тиражами.
Мой псевдоним и моя анонимность — главное условие контракта с издательством. «Загадочная Воронова» — это был бренд, который мой агент, жесткий и проницательный человек, оберегал как зеницу ока.
Пока Нина расписывала прелести крохотной студии рядом с промзоной, я вспомнила отрывок из своего последнего бестселлера «Королева не просит».
«— Ты мне должна, — прошипел он, загоняя ее в угол мраморного холла. — Я твой муж. Я дал тебе все.
Она усмехнулась, медленно снимая с руки бриллиантовую перчатку. Ее взгляд был холоднее зимней стали.
— Долги есть только у рабов. А муж — это должность, с которой я тебя только что с треском уволила. Охрана!»
— Аня! Ты меня вообще слушаешь? — взвизгнула Нина, вырывая меня из мира моих героинь.
— Слушаю, — ровно ответила я. — Я подумаю, что можно сделать.
Я нажала отбой и подошла к панорамному окну своей «двушки». На антикварном столике из красного дерева стоял бокал с дорогим вином и лежал ноутбук, на экране которого светилась статистика продаж.
Цифра с шестью нулями. Моя тайная вселенная, мой источник силы.
Мое «подумаю» было воспринято как прелюдия к капитуляции. Через пару дней, в субботу, они явились без предупреждения. Настоящий семейный совет, собранный, чтобы дожать меня.
— А мы к тебе! Решили помочь, прикинуть, что к чему, — пропела Нина, бесцеремонно проходя в гостиную.
Петр, всегда более основательный, тут же начал осматривать стены с видом прораба.
— Да, ремонт тут, конечно, не помешает перед продажей. Косметический. Мы с ребятами поможем, подклеим, подкрасим. Чтобы цену не сбивали.
Славка плюхнулся в мое любимое кресло, закинув ногу на ногу.
— Да, теть Ань, квартирка у вас что надо. Уйдет быстро. Я уже и риелтора нашел, наш человек. Сделает все по-быстрому.
Они обсуждали мою квартиру, мою жизнь, так, будто меня здесь не было.
— Я не говорила, что продаю квартиру, — попыталась я вставить слово.
Нина повернулась ко мне, ее лицо изобразило вселенскую скорбь.
— Анечка, ну а как еще ты поможешь? Тебе одной такие хоромы ни к чему. А у мальчика жизнь начинается. Пойми, это твой вклад в будущее рода.
— Мы же всегда друг другу помогали, — басовито добавил Петр. — Ты же знаешь наши принципы. Один за всех.
Я попыталась зайти с другой стороны. Предложить компромисс.
— Я могу дать вам сто тысяч. Это все мои сбережения. Возьмите.
Славка фыркнул так, будто я предложила ему горсть пыли.
— Сто тысяч? Тетя, ты серьезно?
Вечер закончился плохо. Они ушли, пообещав «подумать, как меня вразумить».
После их ухода я долго сидела в оглушающей пустоте. А потом открыла ноутбук и, используя ресурсы Вероники Вороновой, нашла лучшего в городе адвоката. Я позвонила и записалась на консультацию на четверг.
Следующая неделя превратилась в ад. Кульминация наступила в следующий понедельник. Они ввалились в библиотеку. Нина, Петр и Славка.
— Вот она! — громко объявила Нина. — Посмотрите! Родную семью на улицу выгоняет!
По залу пронесся шепот. Студенты оторвались от книг. Моя начальница, Тамара Павловна, высунулась из своего кабинета.
— Тетя, мы по-хорошему пытались, — вмешался Славка, подходя к моему столу. — Ты не захотела. Значит, будет по-плохому.
И тут он совершил роковую ошибку. Он протянул руку к моему ноутбуку.
— Что у тебя тут? Мемуары пишешь?
В этот момент пружина, которую они сжимали годами, лопнула. Вероника Воронова вышла на сцену.
Я перехватила его запястье. Моя хватка была неожиданно сильной, отточенной часами в спортзале.
— Убери руки, — произнесла я. Голос был не мой. Тихий, ледяной.
Я отпустила его руку и достала телефон. На глазах у ошеломленной родни я набрала номер.
— Аркадий Игоревич, добрый день. Это Анна. Да, мы встречались в четверг. Ситуация обострилась. Мои родственники устроили скандал на моем рабочем месте.
Нина побледнела. Петр нахмурился.
— Ты кому звонишь?
— Своему адвокату, — я улыбнулась краешком губ. — Аркадий Игоревич, запускайте процесс.
Запретительный судебный приказ. И да, иск о защите чести и достоинства. Сумму вы помните.
Я отключилась и посмотрела на них. На их лицах был шок, непонимание и впервые — страх.
— Вон, — сказала я так же тихо. — Из моей библиотеки. Из моей жизни.
Они попятились и почти бегом покинули зал. Тамара Павловна смотрела на меня во все глаза. Я поправила очки и села за свой стол. Война началась.
Разоблачение случилось через месяц. Мой агент позвонил мне с новостью: я выиграла главную литературную премию страны.
И в этот раз условием было личное присутствие. Я согласилась.
Я стояла на сцене в элегантном черном платье, со статуэткой в руках. Говорила о силе слова, о праве женщины быть любой.
А в это время моя семья ужинала перед телевизором. Позже Нина расскажет, что уронила вилку. А Славка поперхнулся. Они смотрели, как их «серая мышь» оказалась королевой.
Первым пришел в себя Славка. Он нашел в интернете информацию о Веронике Вороновой. Гонорары. Интервью.
Фотографии. Вся моя тайная жизнь выплеснулась на них. Их мир, в котором они были благодетелями, рухнул.
Звонки и сообщения начались на следующий день. Лесть, гордость, попытки напомнить о родстве. Я не отвечала. Наконец, пришло сообщение от Нины, полное отчаяния.
«Аня, прости нас. Иск от твоего адвоката пришел. Мы не сможем это выплатить. Мы останемся на улице. Прошу, забери его. Мы же семья».
Я сидела в своем любимом кресле. Я перечитала их сообщения. В них не было раскаяния. Только страх. Они жалели не о том, что сделали, а о том, что их поймали.
Я написала своему адвокату: «Аркадий, действуем по плану. Никаких компромиссов». А потом заблокировала их номера.
Это не было чувством свободы. Это было другое. Глубокое, спокойное осознание, что я наконец-то стала автором не только своих книг, но и своей собственной жизни.
И в этой жизни больше не было места для персонажей, которые не заслужили даже эпизодической роли.
***
Я сидела на террасе своего дома, глядя, как солнце медленно погружается в воду, окрашивая небо в оттенки абрикоса и индиго.
Легкий ветерок доносил аромат цветущих олеандров. На столике рядом с бокалом лежал раскрытый ноутбук, но я не писала. Я думала.
Прошло три года с того дня, как я вышла на сцену за своей первой литературной премией и навсегда перестала быть просто «тихой библиотекаршей Аней».
Моя жизнь изменилась кардинально. Я уволилась из библиотеки, оставив Тамаре Павловне щедрое пожертвование на полную модернизацию фонда, и полностью посвятила себя творчеству.
Теперь я была Анной Вороновой. Не псевдонимом, а цельной личностью.
Я много путешествовала, купила этот дом, о котором всегда мечтала героиня одного из моих ранних романов, и научилась наслаждаться тишиной, которая больше не была синонимом одиночества.
Судебный иск я не отозвала. Аркадий Игоревич довел дело до конца.
Я не стала разорять их дотла, но сумма компенсации за моральный ущерб и покрытие всех судебных издержек была для их семейного бюджета более чем ощутимой.
Это был не акт мести. Это был акт установления границ, которые они так долго и методично нарушали.
Что стало с ними? Я не искала новостей специально, но мир тесен, а общие знакомые — болтливы.
Нина, моя сестра, так и не смогла принять новую реальность.
Она превратилась в профессиональную страдалицу, рассказывая всем, кто готов был слушать, трагическую историю о своей знаменитой, но бессердечной сестре, которая бросила семью в беде.
Она упивалась этой ролью, получая от сочувствия окружающих ту энергию, которую раньше вытягивала из меня. Ее мир сузился до обид и пересудов.
Петр, мой практичный брат, пострадал больше всех. Финансовый удар заставил его продать машину и отказаться от планов по расширению дачи.
Он замкнулся, стал резок и, по слухам, часто ссорился с женой.
Его прагматичный мир, построенный на принципе «один за всех», где под «всеми» подразумевались только их интересы, дал трещину.
Самая удивительная трансформация произошла со Славкой. Лишившись финансовой поддержки и столкнувшись с необходимостью выплачивать свою долю долга, он был вынужден повзрослеть.
Он устроился на обычную работу в автосервис. Говорили, что он стал молчаливым, угрюмым, но впервые в жизни начал сам себя обеспечивать.
Недавно я узнала, что он съехал от родителей и снимает крохотную комнату. Он не стал счастливым, но он стал взрослым.
Иногда я думаю, что мой жесткий поступок был для него самым ценным подарком, который я когда-либо могла ему сделать.
Месяц назад Аркадий переслал мне письмо. Без обратного адреса, написанное от руки неуверенным почерком.
Это был Славка. В письме не было просьб о прощении или деньгах.
Там было всего несколько строк: «Тетя Аня. Я недавно прочитал одну твою книгу. «Хозяйка лабиринта».
Я ничего не понял про интриги, но там героиня говорит, что каждый сам строит свой лабиринт и сам ищет из него выход. Наверное, так и есть. Спасибо».
Я долго смотрела на эти строки. «Спасибо». Не «прости», а «спасибо». Он понял. Не умом, а нутром.
Понял главный закон жизни, который я сама так долго боялась принять.
Я закрыла ноутбук. Мой новый роман был почти закончен. Он был не о мести. Он был о цене молчания.
О том, как много лет можно прожить в роли второстепенного персонажа в чужой пьесе, пока однажды не наберешься смелости написать свою собственную.
И в ней ты будешь главным героем. Не потому, что ты лучше других, а потому, что это твоя жизнь. И только ты вправе решать, каким будет финал.
