— Лёнь, иди сюда скорее! Посмотри, что я нашла! Это же просто сказка!
Женя сидела на диване, поджав под себя ноги, и светилась от счастья. На экране ноутбука, стоявшего у неё на коленях, переливались всеми оттенками лазури фотографии шикарного отеля. Лёня подошёл сзади, заглядывая ей через плечо. Он увидел бесконечный бассейн, который визуально сливался с морским горизонтом, уютный балкончик с плетёными креслами и видом на закат, белоснежные бунгало, утопающие в тропической зелени.
— Видишь? Видишь? А вот наш номер! — она ткнула пальцем в фотографию просторной комнаты с огромной кроватью, усыпанной лепестками гибискуса. — Я доплатила за вид на море. Представляешь, будем просыпаться под шум волн. Никаких будильников, никаких начальников, никаких проблем. Только ты, я и вот это всё… — она обвела рукой экран, словно пытаясь обнять эту картинку. — Три года, Лёнь, мы три года никуда не выбирались. Я уже забыла, как выглядит море.
Лёня обнял её за плечи и потёрся щекой о её макушку. Его реакция была спокойной, даже немного отстранённой по сравнению с её бурным восторгом.
— Да, неплохо. Очень даже, — одобрительно хмыкнул он. — Молодец, что нашла. Красиво.
Женю ничуть не смутил его сдержанный тон. Она была настолько поглощена предвкушением, что не замечала ничего вокруг. Она уже мысленно паковала чемоданы, выбирала купальники и представляла, как они будут гулять по пляжу, держась за руки.
— Красиво — это не то слово! — продолжала она щебетать. — Тут ещё и спа есть, и несколько ресторанчиков прямо на берегу. Вечером зажигают фонарики, играет живая музыка… Мы будем лежать на шезлонгах, пить холодное вино и просто молчать. Нам даже говорить не нужно будет.
Она закрыла глаза, счастливо улыбаясь своим мыслям. Именно в этот момент Лёня решил, что настал подходящий момент.
— Кстати, я маме тоже билет купил, — как бы между прочим сказал он, выпуская её из объятий и направляясь на кухню за стаканом воды.
Улыбка не просто сползла с лица Жени — она будто разбилась на мелкие, невидимые осколки, оставив после себя маску холодного недоумения. Воздух в комнате вдруг стал плотным, тяжёлым, словно из него выкачали всю лёгкость и радость, которая наполняла его всего секунду назад. Она медленно повернула голову в его сторону, но он уже стоял к ней спиной у кухонного гарнитура.
Она молча смотрела на его широкую спину, а в голове гулко билась одна-единственная мысль, отказываясь укладываться в стройную фразу. Шум волн и живая музыка с фотографий на ноутбуке сменились оглушающим гулом в ушах. Несколько секунд она просто сидела неподвижно, пытаясь заставить себя поверить, что ей не послышалось.
— Ты серьёзно? — тихо спросила она. Голос был чужим, лишённым всяких эмоций, словно принадлежал другому человеку.
Лёня обернулся, держа в руке стакан. На его лице не было и тени сомнения или вины. Он смотрел на неё с искренним недоумением, совершенно не понимая причины внезапной перемены в её настроении.
— Абсолютно, — он кивнул и сделал глоток воды. — А что такого? Ей надо развеяться, отдохнуть от дачи и своих болячек. Да и мне, если честно, как-то спокойнее, когда она рядом. Всё-таки так далеко летим, в чужую страну. Пусть будет под присмотром. Она так обрадовалась, когда я сказал.
Стакан в его руке казался таким неуместным, таким обыденным на фоне рушащегося мира её маленьких, но таких важных надежд. Женя медленно опустила крышку ноутбука. Глянцевая поверхность отразила её лицо — искажённое, напряжённое, неузнаваемое. Звук тихого щелчка, с которым крышка встала на место, прозвучал в комнате как выстрел. Она встала.
— Ты вообще себя слышишь? — её голос, до этого тихий, начал набирать силу, в нём зазвенели металлические нотки. — Под присмотром? Лёня, твоей маме шестьдесят два года, а не пять лет. Она взрослый, дееспособный человек. Какой, к чёрту, присмотр?
— Женя, не начинай, — он устало отмахнулся, ставя стакан на стол. — Я не хочу сейчас это обсуждать. Я уже всё решил, билеты куплены. Моя мама полетит с нами, и это не обсуждается.
Вот это «не обсуждается» стало последней каплей. Оно взорвало ту плотину, что ещё сдерживала её ярость.
— Ты решил?! Ты один всё решил? А меня ты спросить не забыл? Или моё мнение в нашей семье уже ничего не значит? Этот отпуск — он НАШ! Наш, ты понимаешь? Мы три года откладывали, во всём себе отказывали. Я ночами подрабатывала, чтобы мы могли полететь не в какую-то Турцию по горящей путёвке, а в нормальное место, где можно побыть вдвоём! Вдвоём, Лёня! Без мам, пап и прочих родственников!
Она шагнула к нему, и он инстинктивно отступил на шаг. Её глаза, ещё недавно светившиеся счастьем, теперь метали молнии.
— Что ты молчишь? — наступала она. — Или тебе нечего сказать? Ты правда не понимаешь, что ты сделал? Ты просто взял и украл у меня мечту! Взял и растоптал её, даже не заметив!
— Прекрати орать, — поморщился Лёня. — Ты ведёшь себя как эгоистка. Моя мать всю жизнь на меня положила, она заслужила нормальный отдых. А ты думаешь только о себе и о своих «романтических прогулках». Какое это имеет значение по сравнению с её здоровьем?
— Здоровьем? — Женя горько усмехнулась. — Не прикрывайся её здоровьем! Если бы ты действительно о нём заботился, ты бы отправил её в хороший санаторий. Один билет туда стоит в три раза дешевле, чем тот, что ты купил ей к нам в компанию! Но тебе же нужно другое! Тебе нужна она!
Она остановилась прямо перед ним, глядя ему в глаза. Воздух между ними, казалось, трещал от напряжения.
— Я не собираюсь ехать на море с твоей мамой! Если тебе нужна эта «группа поддержки», то зачем тебе вообще нужна я, твоя жена?
— Жень, что ты так из-за этого…
— Чтобы было кому вещи стирать и ужин готовить, пока ты с мамочкой за ручку гуляешь по пляжу?
— Не неси чушь! — вспылил он в ответ. — Ты просто её не любишь и всегда была против неё настроена! А она прекрасный человек! И я просто заботливый сын!
— Заботливый? — переспросила Женя, и её голос вдруг стал спокойным, ледяным. Это было страшнее любого крика. Она смотрела на него так, словно видела впервые — не своего любимого мужчину, а чужого, слабого и до смешного нелепого человека. — Хорошо. Тогда будь заботливым до конца.
Лёня замер, не в силах подобрать ответ. Слово «заботливый» из уст жены прозвучало как приговор. Он ожидал продолжения криков, упрёков, чего угодно, но только не этой внезапной, звенящей тишины, которая накрыла их квартиру плотным, непроницаемым колпаком.
Женя, не дожидаясь его реакции, молча обошла его, как обходят неодушевлённый предмет, и вернулась к дивану. Она села на то же самое место, где всего несколько минут назад светилась от счастья. Движения её были выверенными и спокойными, словно она была не участницей скандала, а хирургом, готовящимся к сложной, но необходимой операции. Она подняла крышку ноутбука. Экран снова ожил, показав райский пляж, который теперь выглядел как издевательство.
— Что значит «до конца»? — растерянно спросил Лёня, наблюдая за её действиями. — Жень, давай поговорим нормально.
Она не ответила. Её пальцы без единого промаха забегали по тачпаду, открывая новые вкладки. Лёня увидел знакомый логотип авиакомпании. Сердце неприятно ёкнуло.
— Женя, что ты делаешь? Ты сайт авиакомпании открыла? — в его голосе появились панические нотки. — Прекрати это. Это уже не смешно.
Она продолжала игнорировать его, полностью сосредоточившись на экране. Её лицо было непроницаемо. Вот она ввела номер бронирования, вот фамилии… Его, её… и его матери. Она задержала курсор на своей фамилии, и Лёня понял, что это не блеф. Он шагнул к ней, собираясь вырвать ноутбук, но остановился. Что-то в её ледяном спокойствии парализовало его. Он мог только беспомощно наблюдать, как она ставит галочку в нужном поле и наводит курсор на кнопку «Аннулировать билет».
— Не смей, Женя! Ты слышишь меня? Ты пожалеешь! — крикнул он, но было уже поздно.
Раздался финальный щелчок тачпада, тихий, но окончательный. На экране появилось уведомление, подтверждающее отмену. Операция была завершена.
Женя медленно закрыла крышку ноутбука, отставила его в сторону и поднялась. Она посмотрела прямо на Лёню, и в её взгляде не было ни злости, ни обиды — только холодное, бесстрастное презрение.
— Вот. Теперь вы с мамой можете лететь вдвоём, — произнесла она ровным, безжизненным голосом. — Наслаждайтесь обществом друг друга. Проведёте прекрасный романтический отпуск. Мама и сын. Никто не будет вам мешать, портить настроение и вести себя как эгоистка.
Лёня смотрел на неё, не в силах вымолвить ни слова. Его мозг отказывался принимать реальность. Он всё ещё думал о деньгах, о штрафах за отмену, о том, что он теперь скажет матери.
— А я, — продолжила Женя, делая небольшую паузу, чтобы каждое слово вонзилось поглубже, — за эту неделю подумаю, нужен ли мне муж, который в свои тридцать пять лет до сих пор не отцепился от материнской юбки. Муж, для которого «мне так спокойнее» важнее, чем чувства собственной жены.
— Ты… ты с ума сошла, — пролепетал он наконец. — Ты понимаешь, что ты наделала? Это же деньги! Это…
— Это всего лишь деньги, Лёня, — прервала она его. — Ты же у нас заботливый, заработаешь ещё. Для мамы ничего не жалко, правда?
Он остался стоять посреди гостиной, один. Слова жены, произнесённые без тени эмоций, пронзили его глубже, чем любой крик. Он смотрел на закрытую дверь спальни, за которой она скрылась, и в голове царил хаос. Часть его сознания вопила, что он совершил чудовищную ошибку, но другая, более привычная и сильная, искала оправдания. Она эгоистка. Она не уважает его мать. Она просто устроила сцену.
Эта вторая часть победила. Рука сама потянулась к карману, нащупала телефон. Он не собирался сдаваться. Он был прав. Ему просто нужна была поддержка. Подтверждение его правоты от единственного человека, который никогда в нём не сомневался. Он нажал на быстрый набор.
— Мам, привет… — начал он сдавленным, полным обиды голосом. — Да, я… Нет, всё плохо. Ужасно всё.
Он прошёлся по комнате, нервно теребя в руке телефон. Он говорил тихо, но в пустой квартире его слова разносились отчётливо.
— Она просто… просто взбесилась. Из-за билета. Да, твоего… Представляешь, взяла и свой аннулировала. Прямо на сайте… Говорит, что я… ну, ты поняла. Что от тебя завишу… Да нет, я ей всё объяснил! Сказал, что ты заслужила, что мне так спокойнее… Ничего не слушает!
В этот момент дверь спальни бесшумно открылась. На пороге стояла Женя. Она переоделась в джинсы и простую футболку. В руке она держала ключи от машины. Она не смотрела на него, её взгляд был устремлён куда-то в стену за его спиной. Она просто стояла и слушала.
— Нет, мам, ты не понимаешь, она такое устроила! — продолжал жаловаться Лёня, не замечая её. — Говорит, что это наш отпуск, романтический… А я ей говорю, ты же моя мать! Как она не понимает…
Женя медленно, неспешным шагом двинулась в его сторону. Лёня наконец поднял на неё глаза и осёкся на полуслове. В его взгляде промелькнул испуг, который тут же сменился упрямой злостью. Он не собирался отступать. Не сейчас, когда на другом конце провода была его главная союзница.
— Ну что, доложил обстановку? — её голос был тихим, почти шёпотом, но каждое слово резало, как скальпель. — Получил порцию сочувствия и одобрения?
— Это не твоё дело! — огрызнулся он, прикрывая микрофон телефона ладонью, словно защищая мать от её яда. — Иди обратно в комнату!
Она подошла почти вплотную. На её лице не дрогнул ни один мускул.
— Знаешь, Лёня, я только что окончательно поняла одну вещь. Ты ведь даже поссориться со мной сам не можешь. Тебе и для этого мама нужна на телефоне, в качестве группы поддержки. Ты без неё ни шагу ступить не можешь. Ни в отпуск полететь, ни жене своей слово сказать. Ты не мужчина, Лёня. Ты — приложение к своей маме.
— Замолчи! — его лицо исказилось от ярости. Он убрал ладонь от телефона, словно нарочно давая матери услышать его праведный гнев. — Мама права! Ты никогда меня не ценила! Никогда не уважала! Только о себе и думала!
Женя на секунду замолчала. Потом на её губах появилась едва заметная, горькая усмешка. Это была улыбка человека, который увидел дно и больше не боится упасть.
— Конечно, права, Лёня, — сказала она спокойно и отчётливо. — Мама всегда права. Поэтому живи так, как она считает правильным. Отдыхай с ней, советуйся с ней, жалуйся ей на плохих, эгоистичных жён. А я не буду вам мешать.
Она развернулась и пошла к выходу. Не быстро, не убегая. Просто уходя. Лёня так и остался стоять посреди комнаты с телефоном в руке. Он услышал, как в трубке обеспокоенно зазвучал голос матери, но он не мог ей ответить. Он смотрел на дверь, за которой только что исчезла его жена, и до него медленно, мучительно стало доходить, что его «мне так спокойнее» только что стоило ему всего. В квартире снова стало тихо. Но это была уже не тишина перед бурей. Это была тишина после неё. Окончательная…
