— Я тебе ясно сказал, что мой кабинет — это моя территория! Какого чёрта твой сын-оболтус делает за моим рабочим столом в моих наушниках?!
Голос Игоря, усиленный узким коридором, ударил по квартире как кувалда. Он не кричал, он рявкнул — коротко, зло, с той рычащей интонацией, которая появляется, когда терпение не просто кончилось, а испарилось без остатка. Он замер на пороге комнаты, которую считал своим единственным убежищем в этом доме. Картина, открывшаяся ему, была хуже любого беспорядка.
За его столом, в его дорогом ортопедическом кресле, развалился Дима. Двадцатилетний лобень, с ногами, закинутыми на системный блок, на котором ещё утром Игорь монтировал сложный проект. На голове Димы красовались профессиональные студийные наушники Игоря, а на лице блуждала сосредоточенная ухмылка. Пальцы летали по клавиатуре. На огромном мониторе взрывались какие-то космические корабли. Рядом со священной для Игоря рабочей мышкой стояла запотевшая банка дешёвой газировки, оставляя на полированном дереве мокрый, липкий круг.
На грохот голоса из кухни выплыла Алевтина, вытирая руки о передник. На её лице было написано лёгкое, почти материнское укоризненное недовольство, адресованное не сыну, а мужу.
— Тише ты, соседей перебудишь. Что случилось-то? Пришёл с работы и сразу орать.
Она вошла в комнату, и запах жареного лука смешался с запахом озона от работающей техники. Дима нехотя стянул с головы один наушник, бросив на отчима скучающий взгляд.
— Да я уже ухожу, чего начинать-то, — пробурчал он, даже не пытаясь встать.
Игорь медленно перевёл взгляд с пасынка на жену. Его лицо окаменело.
— Что случилось? Аля, ты серьёзно спрашиваешь? Я просил. Сколько раз я просил не заходить сюда? Это не игровая комната. Это мой рабочий кабинет. Я здесь деньги зарабатываю. Те самые деньги, на которые куплена эта банка колы и компьютер, за которым он портит мне настройки.
Алевтина подошла и покровительственно положила руку Диме на плечо, словно защищая его от невидимой угрозы.
— Ну Игорь, не будь занудой. Что такого? Он же просто играет. Мальчику нужно как-то расслабляться. У него сложный период, он ищет себя. Не на улицах же ему болтаться.
«Мальчику». Это слово ударило Игоря сильнее крика. Двадцатилетнему детине, который за год сменил три института и нигде не продержался дольше сессии.
— Расслабляться? — Игорь сделал шаг в комнату. Он заставил себя говорить спокойнее, но от этого его голос стал только жёстче. — Расслабляться можно в своей комнате. У него есть свой компьютер. Не такой мощный, да. Но свой. А это — мой рабочий инструмент. Ты понимаешь разницу между игрушкой и инструментом? Или для тебя это одно и то же?
Он указал пальцем на мокрый след от банки на столе.
— Вот это что? Это тоже часть расслабления? Поставить липкую дрянь на стол из массива дерева?
Алевтина поджала губы. Защитная реакция включилась мгновенно.
— Ой, ну подумаешь, пятнышко. Вытрет он. Дим, вытри стол, — бросила она сыну через плечо и снова повернулась к Игорю. В её глазах появилось то самое выражение, которое он ненавидел больше всего — смесь жалости и превосходства. — Ты вечно ко всему придираешься. Особенно к нему. Будто ищешь повод, чтобы сорваться. Он же наш сын. Мы — семья. В семье не должно быть такого — «моё», «твоё». Всё общее.
Игорь усмехнулся. Усмешка вышла кривой и злой.
— Общее? Хорошо. Значит, моя зарплата — общая. Квартира, которую я оплачиваю, — общая. А его разгильдяйство и неуважение — это тоже общее? Мне тоже взять на себя часть?
— Перестань, — голос Алевтины потерял свою мягкость, в нём зазвенел металл. — Ты сейчас ядом брызжешь просто потому, что у тебя был плохой день. При чём здесь разгильдяйство? Дима — часть этой семьи. И да, его проблемы — это и твои проблемы тоже. Или ты думал, что женился только на мне, а сын — это так, бесплатное приложение, которое можно игнорировать?
Она скрестила руки на груди, принимая боевую стойку. Это был её любимый приём: перевести любой бытовой конфликт в плоскость его, Игоря, недостаточной любви к её ребёнку. Обвинить его в том, что он так и не стал «настоящим отцом».
Игорь медленно выдохнул, пытаясь удержать подступающую к горлу ярость.
— Аля, дело не в плохом дне. Дело в системе. Или ты уже забыла про мой телефон? Новый телефон, который я купил себе на день рождения. Который твой «мальчик» взял без спроса на вечеринку и утопил в кружке с пивом. Просто так, по приколу. Что ты тогда сказала? «Ну он же не специально, с кем не бывает».
Он смотрел ей прямо в глаза, но Алевтина отвела взгляд в сторону, на сына, который с демонстративной скукой начал ковыряться в телефоне, показывая всем своим видом, что этот разговор его не касается.
— А ноутбук? — не унимался Игорь. — Мой рабочий ноутбук, который он отдал каким-то своим дружкам на неделю, потому что у них сломался их собственный. А у меня там были все исходники проекта, который я должен был сдать заказчику. Я тогда чуть не поседел, разыскивая его по всему городу. И что я услышал от тебя? «Нужно делиться, Игорь. Он просто хотел помочь друзьям, у него доброе сердце».
Каждое его слово было пропитано горечью накопившихся обид. Это был не просто спор о компьютере. Это была попытка пробить стену тотального материнского обожания и обесценивания всего, что принадлежало ему.
— Ты передёргиваешь! — вспыхнула Алевтина. — Ты специально вспоминаешь все мелочи, чтобы выставить его монстром, а себя — жертвой! Это были случайности! Ребёнок просто не понимает ценности дорогих вещей, потому что он не горбатится на них с утра до ночи, как ты! Может, в этом проблема? Тебе просто жалко денег?
Дима, услышав это, оторвался от телефона и вставил свои пять копеек, глядя на отчима с ленивым превосходством.
— Да ладно вам, я же не умер. И телефон тот был не очень. Камера плохая.
Это было последней каплей. Игорь посмотрел на наглую, ухмыляющуюся физиономию пасынка, потом на жену, которая видела в этом великовозрастном оболтусе только невинное дитя. И в этот момент что-то внутри него сломалось. Горячий гнев, бурливший в нём, сменился холодным, кристально чистым пониманием. Спорить бесполезно. Доказывать что-то — унизительно. Они не слышали его слов. Они жили в своей собственной вселенной, где Дима был маленьким принцем, а он, Игорь, — обслуживающим персоналом, чьи ресурсы и чувства можно было не принимать в расчёт.
— Нет, Аля, — сказал он очень тихо. — Мне не жалко денег. Мне жалко себя. И своего времени, которое я трачу, пытаясь объяснить очевидные вещи человеку, который не хочет их слышать.
Он перестал смотреть на неё. Его взгляд скользнул по комнате: по столу, по его креслу, по монитору, на котором застыла картинка какой-то игры. Он смотрел на всё это как на чужое. Как на декорации к спектаклю, в котором ему отведена роль вечно недовольного статиста. Он понял, что больше не хочет играть эту роль.
— Мне жалко себя, — повторил Игорь, но уже не для неё, а для себя. Это была точка. Конечная станция.
Он больше не смотрел ни на жену, ни на пасынка. Взгляд его, до этого мечущийся и полный гнева, стал спокойным и сфокусированным, как у хирурга перед сложной операцией. Он молча обошёл стол. Дима, почувствовав эту перемену, инстинктивно убрал ноги с системного блока и чуть выпрямился в кресле. В воздухе повисло что-то новое, и это было страшнее крика. Это было решение.
Игорь наклонился за стол, и Алевтина с Димой увидели только его спину. Послышались тихие щелчки. Один, второй, третий. Он не рвал провода, не выдёргивал их с силой. Он методично, палец за пальцем, отсоединял кабели от разъёмов на задней панели компьютера. Щелчок отсоединяемого USB-концентратора. Лёгкий скрип выходящего из гнезда штекера DisplayPort. Глухой стук упавшего на ковёр силового кабеля.
— Что ты делаешь? — спросила Алевтина. В её голосе уже не было воинственности, только растерянное недоумение. Она ожидала продолжения ссоры, упрёков, может быть, даже ультиматума. Но это молчаливое, сосредоточенное действие выбивало почву из-под ног.
Игорь не ответил. Он выпрямился, держа в руках аккуратно смотанный пучок проводов, и положил его на край стола. Затем он посмотрел на Диму. Не со злобой, не с ненавистью. Он посмотрел на него так, как смотрят на предмет мебели, который мешает пройти.
— Встань.
Голос был ровный, безэмоциональный. Это была не просьба. Это был приказ, который не подразумевал обсуждения. Дима на мгновение запнулся, ища поддержки во взгляде матери, но, не найдя её, медленно, нехотя поднялся с кресла. Он впервые за весь вечер выглядел не наглым юнцом, а просто сбитым с толку парнем.
Игорь отодвинул своё кресло в сторону, сел на корточки и потянул на себя тяжёлый корпус системного блока. Компьютер, который он собирал сам, подбирая каждую деталь, каждую планку памяти, каждую вертушку охлаждения. Его рабочий инструмент. Его крепость.
— Игорь, прекрати этот цирк! — Алевтина сделала шаг к нему, её голос снова начал набирать силу. — Я с тобой разговариваю! Что ты задумал? Решил меня так напугать? Устроил тут театр одного актёра!
Он снова проигнорировал её. Он развернул системный блок, проверяя, все ли кабели отсоединены. Вентиляторы внутри уже остановились. В комнате стало необычайно тихо, слышно было лишь гудение старого холодильника из кухни. Это была тишина не перемирия, а смерти. Смерти привычного уклада жизни.
— Ты ведёшь себя как избалованный ребёнок! — почти кричала Алевтина, ходя по комнате кругами. — Из-за какой-то игрушки готов дом разнести! Ты не подумал, что ты нас унижаешь своим поведением? Диму, меня!
Игорь поднялся. В его руках был тяжёлый чёрный ящик — сердце его работы, его независимости. Он держал его не как оружие и не как трофей. Он держал его как чемодан, собранный для долгой дороги.
Он посмотрел на жену, и в его взгляде она впервые за много лет не увидела ни любви, ни раздражения, ни даже злости. Она увидела отстранённость. Полное, тотальное отчуждение. Он смотрел на неё как на постороннего человека, с которым его больше ничего не связывает.
И этот взгляд был страшнее любых проклятий.
С тяжёлым чёрным ящиком в руках Игорь двинулся из комнаты. Он не шёл — он нёс. Нёс то, что было его, то, что он создал, то, что кормило их всех. Каждый шаг по узкому коридору был выверенным и твёрдым. Он не смотрел на Алевтину, которая застыла посреди кабинета, он просто шёл мимо неё, как мимо колонны или вешалки. Этот игнор был громче любого оскорбления.
— Куда ты? — крикнула она ему в спину. Голос сорвался, в нём смешались паника и приказная злость. — Поставь на место! Я сказала, поставь! Игорь!
Он дошёл до прихожей и аккуратно, без стука, опустил системный блок на пол у порога. Потом так же спокойно распахнул дверцу шкафа, достал свою куртку и начал обуваться. Его движения были размеренными, будничными, словно он просто собирался в магазин за хлебом. И эта будничность была невыносима.
Алевтина подбежала к нему, загораживая выход. В её глазах плескался страх, смешанный с последними остатками гнева. Она всё ещё пыталась играть по старым правилам, пыталась давить и повелевать.
— Ты что, решил, что можешь вот так просто уйти? Собрать свои игрушки и уйти? Ты вообще в своём уме? А как же мы? Как же я?
Игорь закончил завязывать шнурки и медленно выпрямился. Он посмотрел на неё. Впервые за весь вечер он посмотрел ей прямо в лицо, но это был взгляд чужого человека, изучающего странное, непонятное ему существо.
— Мы? — переспросил он тихо, без всякого выражения. — Аля, нет никаких «нас». Есть ты и твой сын. А я… я был просто функцией. Ресурсом. Человеком, который обеспечивает комфорт и которого можно не замечать. Ты сама только что это объяснила. В семье ведь всё общее.
Из-за её плеча выглядывал Дима. На его лице было написано любопытство, как будто он смотрел интересный фильм, финал которого был ему непонятен, но интриговал. Он не вмешивался, просто наблюдал за крушением мира, который так долго и надёжно его оберегал.
— Ты просила меня понять, — продолжил Игорь, его голос был ровным и холодным, как сталь. — Я понял. Я очень хорошо всё понял. Это не мой дом. Это ваша с ним игровая комната. А раз так, то мне здесь больше не нужен рабочий кабинет.
Он наклонился, обхватил обеими руками тяжёлый корпус компьютера. Мышцы на его руках напряглись.
— Куда ты пойдёшь? — выдохнула Алевтина. Это был уже не приказ, а слабая, почти жалобная попытка уцепиться за уходящую реальность.
— Искать себе территорию, — ответил Игорь, глядя поверх её головы на дверь. — Место, где то, что я делаю, имеет ценность. Где мои вещи — это мои вещи. Сниму офис. Или квартиру. Ещё не решил. А вы тут играйте. Семьёй.
Последнее слово он произнёс с лёгкой, едва заметной усмешкой, которая полоснула Алевтину по сердцу хуже ножа. В этой усмешке было всё: и горечь, и презрение, и окончательное прощание.
Он взялся за ручку двери.
— Не смей! Игорь! Подумай о нас!
Но он уже не думал. Он открыл дверь, шагнул на лестничную клетку, втянул в лёгкие прохладный, пахнущий пылью подъездный воздух. Не оборачиваясь, он потянул дверь на себя. Не было хлопка. Раздался лишь сухой, чёткий щелчок замка, отрезавший его от прошлого.
Алевтина осталась стоять в прихожей, глядя на пустой коврик, на котором только что стоял её муж. За её спиной топтался Дима. Она медленно повернулась. Её мир, такой понятный и удобный, только что рухнул. В наступившей тишине, густой и тяжёлой, голос её сына прозвучал оглушительно глупо и просто.
— Мам, а что, ужина не будет?..
