— Нам надо поговорить, Марина. Серьезно.
Марина оторвала взгляд от книги. Олег стоял в дверях гостиной, скрестив руки на груди. Его лицо, обычно добродушное и открытое, сейчас было напряженным, а в глазах метался тот самый огонек, который она научилась распознавать за годы их совместной жизни. Этот огонек означал, что муж пришел после разговора со своей матерью, Светланой Петровной. И разговор этот, как всегда, не сулил ничего хорошего.
— Я слушаю, — спокойно ответила она, откладывая книгу на журнальный столик. Она намеренно не встала с уютного кресла, подсознательно желая сохранить хотя бы эту маленькую крепость личного пространства.
Олег прошел в комнату и остановился у окна, глядя на темнеющий осенний двор. Он не смотрел на нее. Плохой знак.
— Дело в Игоре, — начал он, и его голос прозвучал глухо. — У него опять проблемы. С квартиры их гонят, хозяин продает. А Ленка его на сносях, вот-вот родит. Куда им идти? На улицу?
Марина молчала, давая ему выговориться. Она знала Игоря, младшего брата Олега, как облупленного. Вечный страдалец, у которого всегда все было не так: работа плохая, начальник — самодур, жена — пилит, денег — нет. При этом Игорь никогда не задерживался ни на одной работе дольше полугода и свято верил, что мир ему должен. А главным спонсором этой веры была его и Олега мать.
— Я говорил с мамой, — продолжил Олег, подтверждая ее догадки. — Мы должны ему помочь. Он же мой брат, единственный. Семья — это главное.
— Мы помогали, — тихо, но твердо произнесла Марина. — Мы давали ему деньги на залог, когда они снимали эту квартиру. И прошлую. И позапрошлую. Олег, твой брат взрослый мужчина, ему скоро сорок. Может, ему стоит…
— Что? — резко обернулся муж. — Что ему стоит? Пойти вкалывать за копейки, как он и делает? Марина, не будь бессердечной. Речь идет о ребенке, моем племяннике! Они окажутся на улице!
— У них есть твоя мама. У нее трехкомнатная квартира, где она живет одна.
Олег скривился, будто съел лимон.
— Ты же знаешь маму. Она не может жить с кем-то. Да и тесно им будет. И вообще… — он замялся, подбирая слова. Снова отвернулся к окну, и его плечи поникли. — В общем, есть идея.
Сердце Марины сделало тревожный кульбит. Она уже догадывалась, к чему он клонит. Ее вторая квартира, та, что досталась ей от бабушки, была вечным яблоком раздора, немым укором для всей его семьи.
— Какая идея? — спросила она так ровно, как только смогла.
Олег глубоко вздохнул и выпалил на одном дыхании, не глядя на нее:
— Зачем тебе две квартиры? Одна пустует, мы ее даже не сдаем. Пусть Игорь с Ленкой там поживут. Временно, конечно. Пока на ноги не встанут.
Комната погрузилась в звенящую тишину. Марина смотрела на широкую, напряженную спину мужа и чувствовала, как внутри нее что-то обрывается. Тонкая нить терпения, которую она так долго и бережно пряла все эти годы.
— Нет, — сказала она.
Олег медленно повернулся. На его лице было написано искреннее недоумение, будто она сказала, что земля плоская.
— Что значит «нет»? — переспросил он. — Ты не поняла? Мой брат с беременной женой может остаться без крыши над головой.
— Я все поняла, Олег. И мой ответ — нет. Мы не пустим Игоря в мою квартиру.
Он подошел ближе, нависая над ее креслом. От него пахло дорогим парфюмом и раздражением.
— Твою квартиру? Марина, мы десять лет женаты! Какое «твою»? Все общее!
— Эта квартира — наследство от моей бабушки. Она не имеет никакого отношения к нашему совместно нажитому имуществу. И ты это прекрасно знаешь.
— Ах, вот как ты заговорила! — его голос начал набирать децибелы. — Значит, когда тебе нужна была моя помощь с ремонтом в этой самой квартире, ты не вспоминала, что она «твоя»? Когда я три месяца каждые выходные там пахал, стены ровнял, ты не говорила, что это «твое»?
— Я не просила тебя об этом, — спокойно парировала Марина. — Это была твоя инициатива. Ты сказал: «Давай сделаем из нее конфетку, будет наша дача в городе». Я предлагала нанять рабочих, ты отказался.
— Потому что я хотел сделать для нас! Для нашей семьи! А ты, оказывается, все это время считала копейки и делила имущество! — Олег уже почти кричал, размахивая руками. — Не ожидал от тебя такого!
— А я не ожидала, что ты потребуешь отдать мою квартиру твоему брату.
— Я не требую отдать! Я прошу пожить! Временно! Что ты за человек такой, а, Марина? Где твое сострадание?
— Мое сострадание заканчивается там, где начинается наглость. Твой брат не встанет на ноги, Олег. Никогда. Потому что ему это не нужно. Зачем, если есть сердобольный старший брат и мать, которые всегда решат его проблемы? Пусти мы его туда «временно», и это затянется на годы. А потом родится ребенок, и ты же первый мне скажешь: «Ну как же их теперь гнать, они же с маленьким». Я это уже проходила.
Она встала с кресла, чтобы быть с ним на одном уровне. Ее спокойствие бесило его еще больше.
— Да что ты понимаешь! — в его глазах стояли злые слезы обиды. — У тебя нет ни братьев, ни сестер! Ты не знаешь, что это такое!
— Зато я знаю, что такое иметь что-то свое. Что-то, что дала тебе твоя бабушка, которая всю жизнь работала, во всем себе отказывала, чтобы у ее внучки была опора в жизни. Она мне всегда говорила: «Мариночка, у женщины всегда должен быть свой угол, куда она может прийти, если что. Чтобы ни от кого не зависеть». И я не предам ее память. Я не отдам этот «угол» твоему ленивому брату.
— Значит, вот так? — процедил Олег. — Моя семья для тебя ничего не значит? Мой брат, моя мать…
— Твоя мать звонила тебе три часа назад. И все это время ты ходил по квартире кругами, набираясь смелости, чтобы озвучить мне ее гениальную идею. Не так ли?
Олег отшатнулся, как от пощечины. Она попала в точку.
— Это не ее идея! Это наше общее решение!
— Тогда передай ей и своему брату, что мой ответ — нет. Категорическое. Мы можем помочь Игорю. Снять ему комнату на первое время. Дать денег на детские вещи. Но свою квартиру я ему не отдам. Точка.
Она развернулась и пошла в спальню.
— Стой! — крикнул он ей в спину. — Если ты сейчас уйдешь… если ты так ставишь вопрос… То я не знаю, как мы будем жить дальше! Это моя семья, Марина! И я не позволю тебе их унижать! Выбирай: либо ты по-человечески нам помогаешь, либо…
Он не договорил. Марина остановилась у двери в спальню, на секунду прикрыла глаза. Внутри все похолодело. Вот оно. Тот самый выбор, который она всегда боялась. Но теперь страха не было. Была только ледяная, кристальная ясность.
— Я свой выбор сделала, Олег. Давно. Спокойной ночи.
Она вошла в спальню и плотно закрыла за собой дверь, повернув ключ в замке. Она слышала, как он что-то яростно прошипел, а потом с грохотом упал на диван в гостиной. В квартире снова воцарилась тишина, но теперь она была не просто звенящей. Она была мертвой.
Марина не легла. Она села на край кровати в полной темноте и долго смотрела в никуда. В ушах все еще звучали слова бабушки: «У женщины всегда должен быть свой угол». Бабушка Надя была мудрой женщиной. Пережила войну, потерю мужа, одна подняла дочь — маму Марины. Она знала цену независимости. И эти две маленькие квартирки в старом фонде, которые она оставила внучке, были не просто квадратными метрами. Это был завет. Завет стоять на своих ногах.
Марина думала о своей жизни с Олегом. Десять лет. Было ли в них счастье? Да, было. Вначале. Когда они только познакомились, он казался ей надежным, сильным, настоящим мужчиной. Он красиво ухаживал, дарил цветы, носил на руках. А потом в их жизнь плотно вошла его семья. Сначала это казалось нормальным. Воскресные обеды у свекрови, ее непрошеные советы, постоянные звонки. Потом начались просьбы. Мелкие. Помочь Игорю с деньгами. Посидеть с племянницей. Отвезти Светлану Петровну на дачу. Марина не отказывала. Она хотела быть хорошей женой, хорошей невесткой. Она старалась.
Но с каждым годом аппетиты росли. А Олег, ее надежный и сильный Олег, все больше превращался в передатчик воли своей матери. Он не был «маменькиным сынком» в классическом понимании — он не бежал к ней по первому зову и мог спорить. Но она умела давить на его чувство вины, на его обостренное понятие «долга перед семьей». И он ломался. Каждый раз. А крайняя всегда оставалась Марина.
Она вспомнила, как год назад Светлана Петровна завела разговор о том, что им с Олегом пора бы продать обе ее квартиры и купить одну большую, чтобы жить всем вместе. «И нам с отцом на старости лет помощь, и вам веселее будет», — щебетала она, глядя на Марину своими выцветшими глазами. Тогда Олег отшутился, но Марина видела, что мысль эта запала ему в голову.
И вот теперь — новый заход. Отдай квартиру брату. Не продай, не сдай в аренду, а просто отдай. Отдай то, что является твоей единственной страховкой в этой жизни.
Марина встала и подошла к шкафу. Она двигалась тихо, почти бесшумно. Достала большую дорожную сумку. Руки не дрожали. В голове была абсолютная тишина и порядок, как в ее библиотечных каталогах. Она методично начала складывать вещи. Не все.
Только самое необходимое. Документы, немного одежды, ноутбук, зарядные устройства. Она не собиралась устраивать сцен. Не собиралась ничего делить и доказывать. Она просто уходила.
Она вспомнила, как Олег говорил: «Я не позволю тебе их унижать!». А разве он сейчас не унизил ее? Своим требованием, своим ультиматумом. Он поставил ее перед выбором, и сам же этот выбор обесценил, заранее записав ее в эгоистки и бессердечные особы, если она откажется. Он не оставил ей пространства для маневра, не попытался понять ее. Он просто транслировал волю своей семьи, прикрываясь высокими словами о долге.
Когда сумка была собрана, Марина присела за туалетный столик. Достала лист бумаги и ручку. Что написать? «Прощай, я ухожу к маме»? Смешно. Она написала всего несколько строк. Кратко и по делу. Как в служебной записке. Положила записку на самое видное место. Рядом оставила свой ключ от их общей квартиры. Потом подошла к двери, тихо повернула ключ и выскользнула в коридор.
Олег спал на диване в гостиной, отвернувшись к стене. Он что-то бормотал во сне. Марина на мгновение остановилась, глядя на его широкую спину, на взъерошенные светлые волосы. Сердце кольнула острая жалость. Не к нему. К ним. К тем десяти годам, которые сейчас превратились в пепел. Она тихо прикрыла за собой входную дверь. Щелчок замка прозвучал в ночной тишине как выстрел.
Олег проснулся от настойчивого солнечного луча, бившего прямо в глаза. Голова гудела, шея затекла от неудобной позы. Он сел на диване, пытаясь сообразить, который час. В квартире стояла непривычная тишина. Обычно в это время Марина уже гремела чашками на кухне, собираясь на работу.
Он потер лицо руками. Вчерашний скандал всплыл в памяти во всех деталях. Стало совестно. Ну, погорячился, конечно. Наговорил лишнего. Но и она хороша! «Моя квартира», «память бабушки»… Как будто он враг ей.
Он же для семьи старается, для брата. Ладно, сейчас он примет душ, сварит кофе на двоих, и они поговорят. Спокойно. Он извинится за резкость, она поймет, что была неправа. В конце концов, можно найти компромисс. Пусть не отдаст, но хотя бы пустит пожить на полгода. Это же не сложно.
Олег встал и пошел в спальню. Дверь была приоткрыта. Кровать аккуратно заправлена. Марины не было. Он заглянул в ванную — пусто. На кухне тоже никого. Только на столе лежал белый лист бумаги и ключ.
Сердце пропустило удар. Он подошел ближе. Почерк Марины — ровный, каллиграфический.
«Олег, я переехала в свою квартиру на Фонтанке. Вещи заберу позже. Мой адвокат свяжется с тобой по поводу развода. Не ищи меня и не звони. Марина».
Он перечитал записку дважды. Трижды. Слова плясали перед глазами, но смысл не укладывался в голове. Развод? Адвокат? Переехала? Из-за чего? Из-за того, что он попросил помочь брату? Это какая-то глупая, злая шутка.
Он бросился к шкафу. Ее полки были полупустыми. Пропала ее любимая серая кофта, джинсы, пара футболок. Исчез ее ноутбук со стола. Дорожная сумка, стоявшая на антресолях, тоже пропала.
Это не шутка.
Олег почувствовал, как пол уходит из-под ног. Он остолбенел, стоя посреди комнаты, и тупо смотрел на опустевший шкаф. Она ушла. Просто взяла и ушла. После одного разговора. Он схватил телефон, трясущимися пальцами набрал ее номер. Длинные гудки. Снова и снова. Она не брала трубку.
Паника сменилась гневом. Ах так! Она решила его проучить? Напугать разводом? Ну, нет! Он ей покажет! Он сейчас поедет туда, на Фонтанку, и устроит ей такой скандал, что она мигом забудет про своих адвокатов!
Он наспех оделся, даже не умывшись, выбежал из дома и поймал такси. Всю дорогу он мысленно прокручивал гневную речь, которую сейчас ей выскажет. Как она посмела? Так унизить его! Поставить в такое положение!
Вот и знакомый дом. Старый, с лепниной и обшарпанным фасадом. Он взбежал по лестнице на третий этаж, позвонил в дверь. Тишина. Позвонил еще раз, уже настойчивее, колотя кулаком по обитой дерматином поверхности.
— Кто там? — раздался за дверью незнакомый мужской голос. Низкий, с хрипотцой.
Олег опешил.
— Мне Марину. Марину Волкову.
— Ее нет, — коротко ответил голос.
— Как это нет? Я ее муж! Откройте дверь! — заорал Олег, снова ударяя по двери.
— Я вам еще раз повторяю, ее нет. И не советую вам ломать дверь, молодой человек. Я вызову полицию.
Дверь не открыли. За ней снова воцарилась тишина. Олег стоял на лестничной клетке, и его ярость сменилась ледяным ужасом. Мужчина. Там мужчина. Значит, вот в чем дело. Она не просто так ушла. Она ушла к кому-то. Все эти разговоры про бабушку, про независимость — это все было ложью. Прикрытием. Она просто нашла себе другого, а вчерашний скандал стал удобным предлогом, чтобы уйти.
Он сполз по стене и сел на пыльные ступеньки. В голове был полный туман. Как? Когда она успела? Он ничего не замечал. Или не хотел замечать? Он вспомнил ее частые задержки на работе, которые она объясняла «отчетным периодом». Ее внезапную отстраненность в последние месяцы. Все сходилось. Она его предала.
Он достал телефон и набрал номер матери.
— Мама, — прохрипел он в трубку, — она ушла. И она там не одна.
Прошла неделя. Неделя ада. Олег жил как в бреду. Днем он изображал на работе бурную деятельность, а по вечерам возвращался в пустую, гулкую квартиру и либо тупо смотрел в телевизор, либо звонил матери и часами слушал ее причитания и проклятия в адрес «этой неблагодарной». Светлана Петровна была в своей стихии. Она всегда знала, она предупреждала, что Марина — женщина с двойным дном, эгоистка, которая думает только о себе. Игорь тоже подливал масла в огонь, сокрушаясь, что из-за этой ситуации он теперь точно останется на улице.
Олег верил им. Он хотел верить. Потому что поверить в то, что его жена — предательница, было проще, чем поверить в то, что он сам, своими руками, разрушил свой брак. Образ Марины-изменщицы оправдывал его, делал его жертвой, а не виновником.
А потом позвонил адвокат. Сухой женский голос в трубке сообщил, что его хотели бы видеть для обсуждения деталей бракоразводного процесса и раздела имущества. Олег, подстрекаемый матерью, решил идти в наступление. Он явится туда и разоблачит ее. Он расскажет адвокату про любовника, про обман. Он потребует свою долю в ее квартире, как компенсацию за моральный ущерб.
Офис адвокатской конторы находился в центре. Олег вошел в кабинет с таким видом, будто пришел на поле боя. За большим дубовым столом сидела та самая женщина с сухим голосом. Рядом с ней — Марина. Она выглядела… спокойной. Слишком спокойной для женщины, которую сейчас будут разоблачать. На ней было простое темное платье, волосы собраны в хвост. Никакой «безупречной укладки», никаких слез. Только прямой, ясный взгляд.
— Олег Игоревич, присаживайтесь, — предложила адвокат, кивнув на стул напротив. — Меня зовут Анна Борисовна. Мы представляем интересы Марины Аркадьевны.
Олег сел, бросив на Марину испепеляющий взгляд. Она даже не вздрогнула.
— Я не понимаю, о чем тут говорить, — начал он с места в карьер, как и репетировал. — Ваша клиентка бросила меня, ушла к другому мужчине, поселила его в квартире, которая, между прочим, ремонтировалась на мои деньги! Я считаю, что…
— Минуточку, — прервала его Анна Борисовна, поднимая руку. — Давайте по порядку. Насчет другого мужчины. Вы это о ком?
— О том, кто открыл мне дверь в ее квартире! — выпалил Олег. — Не надо делать из меня глупца!
Марина впервые подала голос. Тихо, но отчетливо.
— Олег, это был сотрудник охранного агентства. Я наняла его на первые несколько дней, потому что боялась, что ты придешь и устроишь скандал. Как видишь, я не ошиблась.
Олег захлопнул рот. Охранник? Не любовник? Эта версия была настолько неожиданной, что сбила его с толку.
— А теперь по поводу квартиры, — продолжила адвокат, будто и не заметив его замешательства. — Марина Аркадьевна не претендует ни на что из вашего общего имущества. Машина, дача, счета — все остается вам. Она забирает только свои личные вещи и то, что принадлежало ей до брака.
Олег уставился на нее. Он ожидал битвы, дележки, скандала. А ему предлагают все отдать. Это было не по правилам.
— А квартира? Та, на Фонтанке? — выдавил он.
— Квартира на Фонтанке, как и вторая квартира в Купчино, является личной собственностью Марины Аркадьевны, полученной по наследству. Она не подлежит разделу, — монотонно пояснила Анна Борисовна. — Тем более, что квартира на Фонтанке больше не пустует.
— Я знаю, — зло сказал Олег. — Там теперь живет ее охрана.
— Охраны там уже нет. Там живут другие люди, — адвокат пододвинула к нему несколько бумаг. — Вот. Ознакомьтесь. Это договор долгосрочной безвозмездной аренды.
Олег взял в руки документы. Слова прыгали, но он заставил себя вчитаться. Договор. Аренда. Безвозмездная. Срок — пять лет. Арендатор — благотворительный фонд «Теплый дом». Квартира предоставлена для проживания семьи беженцев из Донецка: муж, жена и двое детей-подростков. Договор был подписан и зарегистрирован… утром, на следующий день после их ссоры.
Олег поднял глаза на Марину. Она смотрела на него все так же прямо, без тени злорадства или упрека. Просто смотрела. И в этот момент он все понял.
Он понял, что не было никакого любовника. Понял, что она не спонтанно психанула и ушла. Это было взвешенное, обдуманное решение. Он требовал отдать квартиру его здоровому, работоспособному, но ленивому брату. А она отдала ее тем, кто действительно потерял все. Не «временно», а на пять лет. Не из-под палки, а по своей воле. Она не просто сказала «нет». Она сделала так, что любой дальнейший разговор на эту тему стал бессмысленным.
Он сидел, оглушенный этим пониманием. Вся его праведная ярость, все обвинения и обиды, которые он лелеял эту неделю, рассыпались в прах. Осталась только звенящая пустота и жгучий, невыносимый стыд. Он вспомнил свои слова: «Что ты за человек такой? Где твое сострадание?». Оказалось, что сострадание у нее было. Просто оно было настоящим, а не показным. И оно было направлено не на тех, кто громче всех кричит о своих проблемах, а на тех, кто молча в них тонет.
Он посмотрел на жену — уже почти бывшую. И впервые за долгие годы увидел ее по-настоящему. Не как функцию — хозяйку, любовницу, удобного партнера. А как отдельного, цельного человека. Сильного, принципиального, с несокрушимым внутренним стержнем. Человека, которого он потерял. По своей глупости, слабости и трусости.
— Я… я все понял, — прохрипел он, вставая. Ноги были ватными. — Мне нечего делить. Я на все согласен.
Он развернулся и, не глядя, пошел к выходу. Он остолбенел не утром, когда нашел записку. Он остолбенел по-настоящему только сейчас. От осознания масштаба своей ошибки и глубины своей потери.
Домой он ехал как в тумане. В ушах звучал спокойный голос Марины: «Это был сотрудник охранного агентства». А он… он напридумывал себе целый роман, поверил в ложь матери, унижал жену в своих мыслях и словах.
Дома его ждали. Светлана Петровна и Игорь сидели на кухне. Увидев его бледное лицо, мать засуетилась.
— Ну что? Что эта стер… эта дамочка сказала? Будет делить?
Олег молча прошел в комнату.
— Олежек, ну не молчи! — в кухню заглянул Игорь. — Что с квартирой? Нам съезжать через три дня!
Олег медленно повернулся к ним. Он посмотрел на свою мать, с ее вечно недовольным лицом. На своего брата, сорокалетнего мужчину с повадками капризного подростка. И тот морок, в котором он жил столько лет, наконец-то спал.
— Квартиры не будет, Игорь, — сказал он тихо и глухо. — Никогда. Марина сдала ее. Беженцам. Бесплатно.
На лицах матери и брата отразилось недоумение, которое быстро сменилось злостью.
— Как сдала? Кому? — взвизгнула Светлана Петровна. — Она не имела права! Мы подадим в суд!
— Имела, мама. Она на все имела право, — Олег горько усмехнулся. — А мы — нет. Так что ищите себе жилье сами. И денег я вам больше не дам. Ни копейки.
Он прошел мимо ошеломленных родственников в спальню и закрыл за собой дверь. Ту самую дверь, которую неделю назад закрыла за собой Марина. Только ее уход был началом новой жизни. А он оказался в тупике. В пустой квартире, в разрушенной жизни, наедине со своим стыдом. И он знал, что из этого тупика ему придется выбираться очень долго. И совсем одному.
