Ключи лежали на ладони Галины Петровны тяжело, как ответственность. Или как возможность.
— Только цветы поливать и Мурзика кормить, мам, — говорил Дима, целуя её в щёку. — Мы через две недели вернёмся.
— Да я всё понимаю, Димочка, — Галина Петровна сжала ключи в кулаке. — Отдыхайте спокойно.
Катя стояла в стороне с чемоданом, улыбаясь той натянутой улыбкой, которая всегда появлялась на её лице при свекрови. Три года замужем, и они с Галиной Петровной так и не научились быть рядом без этого невидимого электрического поля между ними.
— Спасибо, Галина Петровна, — сказала Катя, старательно вежливо.
— Не за что, Катенька, — ответила свекровь, и в этом «Катенька» слышалось что-то такое, от чего Катя поёжилась.
Такси увезло их к Шереметьево, а Галина Петровна поднялась в квартиру сына на третий день. Мурзик встретил её голодным мяуканьем, а цветы на подоконнике уже пора было поливать. Она насыпала коту корм, налила воды, методично прошлась с лейкой по горшкам.
А потом остановилась на пороге спальни.
Красное атласное бельё на кровати резало глаз. Стены цвета «пыльной розы», как называла это Катя, на самом деле были просто вызывающе-розовыми. Ковёр с каким-то абстрактным узором, который Галина Петровна считала безвкусным. На стене — фотография в рамке, на которой Катя в каком-то платье с глубоким декольте. И эти подушки. Боже, эти декоративные подушки с бахромой и блёстками.
«Как в борделе», — думала Галина Петровна всякий раз, когда заходила сюда. Но вслух не говорила. Хотя очень хотелось.
Она постояла ещё минуту, кусая губу. Потом достала телефон и позвонила своей подруге Людмиле.
— Люда, помнишь, ты предлагала отдать мне то постельное бельё? Бежевое такое, приличное? Оно ещё у тебя?
Через неделю спальня выглядела совершенно иначе. Галина Петровна работала с удовольствием художника, исправляющего чужую неудачную картину. Бежевое бельё вместо красного. Скромный бежево-коричневый ковёр вместо того кошмара. Часть Катиных платьев — самые вызывающие, с вырезами и разрезами — Галина Петровна аккуратно сложила в пакеты и отнесла в благотворительный фонд. «Может пригодятся кому-то», — думала она без тени сомнения. Взамен повесила в шкаф несколько вещей, которые купила на распродаже: закрытые блузки, юбку до колена, кардиган нейтрального серого цвета.
Фотографию с декольте сняла со стены и заменила семейным портретом, где все выглядели прилично.
Подушки с блёстками отправились на антресоли.
Когда Галина Петровна закрывала за собой дверь в последний раз перед их возвращением, она испытывала странное удовлетворение. Вот теперь спальня выглядела как нормальная супружеская комната, а не как будуар содержанки.
Такси остановилось у подъезда поздно вечером. Катя и Дима поднимались в лифте, обсуждая отпуск, загорелые и расслабленные. Мурзик встретил их мурлыканьем и потёрся о ноги.
— Сейчас разберу чемодан и сразу в душ, — зевнула Катя, идя в спальню.
Дима услышал её крик через три секунды.
— ЧТО?! ДИМА!
Он влетел в комнату, сердце колотилось — что случилось, воры, пожар?
Катя стояла посреди спальни, медленно оборачиваясь вокруг своей оси, как заводная кукла, у которой сломался механизм.
— Что… что это? — её голос дрожал.
Дима растерянно огляделся. Комната. Их комната. Вроде бы. Но какая-то… другая. Постель бежевая вместо красной. Ковёр… где их ковёр? Это что за офисный половик?
— Твоя мать ВСЁ поменяла в нашей комнате, пока нас не было! — кричала ошарашенная супруга, распахивая шкаф. — Дима! Где мои вещи?! Где моё чёрное платье? Где красная блузка? ЧТО ЭТО?!
Она вытаскивала из шкафа серый кардиган, как будто держала в руках мёртвую крысу.
— Это не моё! Я такое никогда не носила! Дима, что происходит?!
Дима стоял и молчал, чувствуя, как закипает злость. Он понимал, что происходит. Он прекрасно понимал.
— Я сейчас позвоню маме, — сказал он тихо.
— Маме? — голос Кати взлетел ещё выше. — Дима, ты понимаешь, что она сделала? Она выбросила мои вещи! Она переделала нашу комнату! Она не имела права!
— Я знаю, — он уже доставал телефон. — Я знаю, Катюш.
Галина Петровна взяла трубку со второго гудка.
— Димочка? Вы уже дома? Как отдохнули?
— Мама, — голос Димы был ровным, но в нём звучала сталь. — Что ты сделала с нашей спальней?
Пауза.
— Я просто немного привела в порядок, — в голосе Галины Петровны появилось что-то оборонительное. — Там было… ну ты же знаешь, как там было. Я подумала…
— Ты подумала, — перебил её Дима, и Катя замерла, услышав такой тон впервые за три года. — Ты подумала, что можешь зайти в нашу квартиру, в нашу спальню, и просто переделать всё по своему вкусу? Выбросить вещи Кати?
— Я не выбросила, я отдала нуждающимся! — Галина Петровна повысила голос. — И вообще, эти платья были неприличные! Я не понимаю, как можно…
— Мама, — Дима сжал переносицу пальцами. — Это была не твоя квартира. Не твоя комната. Не твои вещи. Ты не имела права.
— Я твоя мать!
— И это не даёт тебе права распоряжаться нашей жизнью!
В трубке повисла оглушительная тишина.
— Хорошо, — наконец произнесла Галина Петровна, и голос её звучал так, будто каждое слово застывало вырезано из куска льда. — Я поняла. Значит, для тебя жена важнее матери. Я всё поняла, Дима.
— Мам, не надо…
— Нет, всё в порядке. Спокойной ночи.
Она повесила трубку.
Катя сидела на краю кровати — чужой, бежевой кровати — и плакала. Не громко, просто слёзы текли по щекам сами собой.
— Я не могу спать здесь, — сказала она. — Дим, я не могу. Это не наша комната больше.
Он сел рядом, обнял её.
— Завтра всё поменяем обратно, — пообещал он. — Купим новое бельё, новый ковёр. Найдём твои вещи. Или купим новые. Всё вернём, как было.
Она прижалась к нему, и они сидели так долго, в чужой комнате, которая пахла свежевыстиранным чужим бельём и чужими решениями.
Следующие два дня прошли в молчаливой войне. Галина Петровна не звонила. Дима тоже не звонил. Катя носилась по магазинам, восстанавливая интерьер, и каждая покупка давалась ей с каким-то яростным удовольствием мести.
На третий день Дима не выдержал и поехал к матери.
Она открыла дверь, и он увидел, что она постарела. Или просто выглядела уставшей. Под глазами тёмные круги.
— Мам, — сказал он, и она отвернулась, пропуская его в квартиру.
Они сидели на кухне, пили чай, который она всегда заваривала слишком крепким.
— Я хотела как лучше, — сказала она наконец, не глядя на него. — Димочка, ты же понимаешь. Я просто хотела, чтобы у вас было… нормально. Прилично.
— У нас и было нормально, мам. По-нашему.
— По-вашему, — она усмехнулась горько. — Этому она тебя научила.
— Мам, перестань.
— Нет, ты послушай, — она наконец посмотрела на него, и в глазах блестели слёзы. — Я тебя одна растила. Когда отца не стало, я старалась, чтобы ты ни в чём не нуждался. Я мечтала о невестке, которая будет мне как дочь. А получила…
Она осеклась.
— Что получила? — тихо спросил Дима.
— Чужую, — выдохнула Галина Петровна. — Я получила чужого человека, который отобрал у меня сына.
— Никто меня не отбирал, мам. Я вырос. Я создал свою семью.
— И забыл о матери.
— Я не забыл, — Дима потянулся через стол, взял её руку. — Мам, я люблю тебя. Но Катя — моя жена. Моя семья. И то, что ты сделала… это было неправильно. Ты понимаешь?
Галина Петровна молчала, глядя на их сплетённые руки.
— Я просто хотела, чтобы было красиво, — прошептала она. — По-настоящему красиво.
— Это для тебя красиво. А нам хочется по-своему.
Она кивнула, вытерла глаза краем фартука.
— Извинись перед Катей, — попросил Дима. — Пожалуйста.
— Я не умею, — призналась она. — Димочка, я правда не умею. Мне так тяжело с ней. Она такая… другая.
— Попробуй, мам. Ради меня.
Она приехала к ним вечером, с домашним пирогом. Стояла на пороге, как провинившаяся школьница.
— Катя, — начала она, и голос сел. — Я… мне жаль. Я не должна была. Это ваша квартира, ваша жизнь. Прости меня.
Катя смотрела на неё долго. Потом вздохнула.
— Проходите, Галина Петровна. Чай будете?
Они пили чай на кухне, неловко, с паузами. Но напряжение между ними, немного ослабло.
Прошёл год. Тихий, спокойный год, в котором они учились быть семьёй — все трое, с осторожностью и компромиссами.
И вот Галина Петровна уезжала в санаторий, на три недели.
— Ключи вам оставлю, — сказала она, передавая связку Диме. — Если что, проверьте иногда, всё ли в порядке. Цветы поливать не забывайте.
— Конечно, мам. Отдохни хорошо.
Когда за ней закрылась дверь, Катя и Дима переглянулись.
— Ты подумала о том же, о чём и я? — спросила Катя, и в глазах её плясали чертики.
— Катюша, — начал Дима, но она уже улыбалась той улыбкой, которую он знал слишком хорошо.
— Дим, ну послушай. Она же сама начала. Год назад. Помнишь?
— Конечно помню.
— И мы простили. Мы взрослые люди, мы простили. Но урок она должна получить. Понимаешь? Иначе как она научится?
— Катя…
— Дим, это будет весело. И она поймёт. Наконец-то поймёт, каково это.
Он смотрел на жену — на её лукавое лицо, на боевой блеск в глазах — и понимал, что она права. Как бы дико это ни звучало… но почему бы и нет?
— Хорошо, — сдался он. — Но только с условием: ничего не выбрасываем. Просто… декорируем.
— Обещаю!
Они начали на следующий день. Катя подошла к делу с размахом художника-авангардиста. В спальне Галины Петровны появилось леопардовое постельное бельё — яркое, кричащее, невозможное. На стенах — постеры времен Ленинградского рок-клуба. На комоде — целая коллекция любовных романов с откровенными обложками. А в шкаф Катя повесила кружевные комбинации, шёлковый халатик с перьями, пеньюар цвета фуксии.
— Думаешь, не перебор? — засомневался Дима, глядя на результат.
— Нет, — Катя стояла с руками на боках, довольная. — В самый раз. Она поймёт, как мне было год назад.
Галина Петровна вернулась из санатория отдохнувшей, посвежевшей. Она зашла в свою квартиру, поставила чемодан, включила свет в прихожей.
Крик, который она издала через минуту, услышала, наверное, вся лестничная площадка.
Дима с Катей явились через двадцать минут после её гневного звонка. Галина Петровна стояла посреди своей спальни в состоянии, близком к шоку.
— Что… это… такое? — каждое слово она выговаривала с трудом.
— Мы немного обновили интерьер, — невинно сказала Катя. — Пока вас не было.
Галина Петровна медленно повернулась к ней. На лице был весь спектр эмоций от ужаса до ярости.
— Ты… ты это сделала назло! — выдохнула она.
— Я? — Катя изобразила удивление. — Галина Петровна, я просто подумала, что вам нужно освежить обстановку. Как вы говорили год назад? «Привести в порядок»?
Лицо свекрови из бледного стало красным.
— Это не одно и то же!
— Почему? — Катя шагнула ближе. — Почему, когда вы переделываете мою спальню — это «забота», а когда я ваши — это «назло»?
— Потому что у тебя было безвкусно! А здесь… здесь…
— Здесь как в борделе? — Катя усмехнулась. — Именно так вы говорили о моей спальне, верно?
Повисла тишина. Галина Петровна и Катя стояли друг напротив друга, как два бойца перед поединком.
— Катя, мама, — вмешался Дима. — Может, хватит?
И вдруг Галина Петровна рассмеялась. Тихо сначала, потом громче. Она опустилась на край кровати с леопардовым покрывалом и смеялась, смеялась до слёз.
— Боже мой, — выдохнула она, вытирая глаза. — Боже мой, Катя. Ну ты и змея.
— Учусь у лучших, Галина Петровна, — Катя села рядом с ней.
— Справедливо, — кивнула свекровь. — Честное слово. Я это заслужила.
Она взяла в руки кружевную комбинацию, повертела перед собой.
— Знаешь, — задумчиво сказала она, — мне шестьдесят один. Но я же не настолько старая, правда? Может, мне и правда пригодится такое. Мало ли.
Катя расхохоталась.
— Вы серьёзно?
— А почему нет? — в глазах Галины Петровны появилась озорная искорка. — Я в санатории познакомилась с одним мужчиной. Владимир Степанович. Вдовец. Очень интеллигентный. Он стихи читал мне по вечерам.
— Галина Петровна! — Катя подалась вперёд с неподдельным интересом. — И что дальше?
— А дальше — ничего. Я же приличная женщина, — свекровь фыркнула. — Но он номер телефона просил.
— И вы дали?
— Дала.
Они переглянулись и снова рассмеялись — вместе на этот раз.
— Знаете что, — сказала Катя, доставая телефон. — Я сейчас научу вас пользоваться сайтом знакомств. Там можно найти кого-то… приличного. Или не очень приличного. Как захотите.
— Сайтом знакомств? — Галина Петровна округлила глаза. — Катя, мне шестьдесят один!
— И что? Моя начальница в пятьдесят девять вышла замуж за мужчину, которого встретила в интернете. Они ездили вместе в Италию в прошлом году.
Галина Петровна задумалась, глядя на леопардовое бельё.
— Может, и правда… — протянула она. — Может, пора перестать быть такой… правильной? Может, я слишком долго боялась.. ну знаете…
— Чего?
— Что люди подумают. А надо было бояться другого — что жизнь пройдёт мимо.
Катя молча обняла её за плечи.
— Тогда оставим леопардовое бельё? — улыбнулась она.
— Оставим, — кивнула Галина Петровна. — И комбинации тоже. Мало ли что будет с этим Владимиром Степановичем.
— Или с кем-то другим.
— Или с кем-то другим, — согласилась свекровь.
Дима стоял в дверях и смотрел на них — на свою жену и свою мать, сидящих на кровати с леопардовым покрывалом, и создающих ей профиль на сайте знакомств.
Ему вдруг стало легко. Впервые за все эти годы по-настоящему легко.
— Галина Петровна, — говорила Катя, тыкая пальцем в экран. — Так, фотографию надо загрузить. У вас есть хорошая?
— В санатории одна есть, около фонтана…
— Покажите! О, да вы красотка! Точно, эту ставим.
— И что писать-то? Про себя?
— Пишите честно. Что любите, чем занимаетесь. Только, пожалуйста, не пишите, что ищете «серьёзные отношения для создания семьи». Пишите, что ищете интересного человека для общения, прогулок, может быть, путешествий.
— А можно про стихи написать? Что люблю, когда мне читают?
— Конечно можно! Это очень романтично.
Они возились с телефоном ещё полчаса. Создали профиль, выбрали фотографии, придумали описание. Галина Петровна нервничала, смеялась, краснела как девчонка.
Когда они уходили, она проводила их до двери.
— Катя, — сказала она, и в голосе не было привычной холодности. — Спасибо. И прости меня. За то, что сделала год назад. Я правда была неправа.
— Я тоже прошу прощения, — улыбнулась Катя. — За леопардовое бельё. Хотя оно вам идёт.
Они обнялись — впервые за три года по-настоящему, без натянутости.
В лифте Дима поцеловал Катю в макушку.
— Ты гений, — сказал он.
— Я просто женщина, которая знает, что иногда нужно дать людям почувствовать то же, что чувствуешь ты. Чтобы они поняли.
— И она поняла.
— Она поняла, — кивнула Катя. — А ещё она поняла, что всего ей шестьдесят один! И что жизнь продолжается. И что можно носить кружевные комбинации и знакомиться с мужчинами в интернете. И что это нормально.
— Думаешь, этот Владимир Степанович ей позвонит?
— Если не он, то кто-то другой. Главное, что теперь она готова ответить.
Они вышли на улицу, взялись за руки. Где-то наверху, в квартире на седьмом этаже, Галина Петровна сидела на кровати с леопардовым покрывалом и улыбалась.
А на комоде, среди любовных романов с яркими обложками, лежал её телефон. И на экране высвечивалось уведомление: «Вами заинтересовались».
Жизнь продолжалась. И это было прекрасно.
