— Это всё? Это действительно всё, что ты хочешь мне сказать в этот день?
— Да, Алиса. Я устал делать вид, что между нами что-то осталось.
Его слова упали между нами острыми осколками, прорезая тишину праздничной квартиры. Я замерла, всё ещё сжимая в руках полотенце, которым вытирала запотевшие бокалы — те самые, что купила специально для сегодняшнего вечера.
Бутылка охлаждённого шампанского ждала своего часа в холодильнике. Свечи, ещё не зажжённые, стояли в центре стола, накрытого белоснежной скатертью.
А Сергей смотрел мимо меня, словно я уже превратилась в призрак.
— Но сегодня восьмое марта, — прошептала я, понимая нелепость своих слов.
Он усмехнулся. Не той улыбкой, которая когда-то заставляла моё сердце трепетать, а какой-то новой, чужой, с оттенком презрения.
— И что? Думаешь, праздник что-то меняет? Я давно хотел это сказать. Просто сегодня решился.
Запах малины от пирога, который я готовила всё утро, вдруг показался приторным до тошноты. Пять лет. Пять лет семейной жизни, и вот так просто?
— Но почему? — мой голос дрогнул. — Я что-то сделала не так?
— Ты? — он наконец посмотрел на меня, но его взгляд скользил по мне, как по предмету мебели. — Ты ничего не делаешь. Ни хорошо, ни плохо. Ты просто… есть. Как диван или торшер. Удобно. Но я хочу большего.
В глубине квартиры тикали часы — подарок его матери на нашу свадьбу. Тик-так. Тик-так. Отсчитывали секунды моей прежней жизни.
— Я собрал твои вещи, — продолжил он спокойно, кивая на чемодан у двери. — Там самое необходимое.
— Ты… выгоняешь меня? Сегодня? — реальность никак не могла пробиться сквозь стену шока.
— А когда, по-твоему? Завтра? Через неделю? Смысл оттягивать? — он потёр переносицу жестом, который я всегда ассоциировала с его усталостью от работы. Теперь понимаю — от меня. — К тому же, через пару часов приедет Катя.
— Катя? — эхом отозвалась я.
— Моя девушка. Уже полгода вместе.
Комната вдруг стала вращаться. Каждая деталь интерьера, который я с такой любовью создавала — каждая подушка, каждая картина на стене — всё казалось частью какого-то сюрреалистичного сна.
— Полгода? Но как…
— Алиса, — он прервал меня с интонацией, с которой говорят с капризным ребёнком, — у тебя два варианта. Или ты берёшь вещи и уходишь по-хорошему. Или я вызываю полицию, и тебя выведут силой. Квартира записана на меня, ты даже не прописана здесь.
Я не узнавала этого человека. Где тот, кто пять лет назад обещал заботиться обо мне всю жизнь? Кто говорил, что моя задача — создавать уют, а его — обеспечивать семью?
— Куда мне идти? — голос звучал чужим, будто принадлежал другой женщине.
— Это не мои проблемы, — он пожал плечами и взглянул на часы. — У тебя сорок минут. Потом я вызываю наряд.
Словно в трансе, я прошла в ванную. Взглянула на своё отражение — бледное лицо, глаза, полные слёз, которые я не помнила, когда начала проливать. Я ведь собиралась быть красивой сегодня. Утром нанесла макияж, уложила волосы.
Для кого?
Механически я умылась, собрала косметичку. Вышла и, не глядя на Сергея, взяла чемодан. Он был тяжелее, чем я ожидала, но всё равно слишком лёгким для целой жизни.
— Телефон и паспорт не забудь, — бросил он мне вслед, когда я уже открывала дверь.
Я обернулась в последний раз. Он стоял в центре нашей — теперь его — гостиной, освещённый мягким светом торшера, который я выбирала три года назад на распродаже. В руках он держал телефон, улыбаясь тому, что видел на экране.
Дверь захлопнулась, отрезая меня от прошлой жизни.
В подъезде пахло весной и чьими-то духами. Я автоматически вдохнула запах сирени, спускаясь по лестнице. На третьем этаже из квартиры слышался детский смех и звон бокалов — там праздновали. Кто-то был счастлив в этот день.
Выйдя из подъезда, я остановилась. Вечерний город шумел вокруг, словно ничего не случилось. Люди спешили по своим делам. Женщины с букетами тюльпанов улыбались. Машины сигналили.
А я стояла посреди всего этого, сжимая ручку чемодана, и понимала — мне абсолютно некуда идти.
Ночь опускалась на город, а вместе с ней — холод, который пробирался под лёгкое пальто. Я брела по улицам, катя за собой чемодан, колёсики которого ритмично стучали по брусчатке, отсчитывая шаги в никуда.
Телефон в кармане давно разрядился — бесполезный кусок пластика. Да и кому звонить? Подруги остались в прошлой жизни, до замужества, а потом… потом их вытеснили дом, готовка, ожидание мужа с работы.
Сквер возле ТЦ «Рассвет» встретил меня пустыми скамейками и тусклым светом фонарей. Я выбрала самую дальнюю, спрятанную в полумраке, и села, прижимая к себе чемодан. Мысли разбегались, как тараканы от внезапного света. «Что я буду делать? Где спать сегодня? Почему это случилось именно со мной?»
Гостиница отпадала — у меня с собой было всего две тысячи рублей. На хостел, может, и хватило бы, но нужно оставить на еду. Первые слёзы просто катились по щекам. Вторые — уже сопровождались беззвучными всхлипами. К третьей волне присоединился озноб — то ли от холода, то ли от стресса, сложно сказать.
— Э-э-э, дамочка, вы чего тут? Неприятности?
Я вздрогнула. Передо мной стоял мужчина в потрёпанной куртке с надписью «Адибас», с небритым лицом и цепким взглядом. Инстинктивно я вжалась в спинку скамейки.
— Да не боись ты, — он поднял руки в примирительном жесте. — Я Игорёк. Местный. Вижу — сидишь, трясёшься. В первый раз, что ли?
— В первый раз что? — голос дрожал, а рука нащупала в кармане брелок с перцовым баллончиком. Хоть что-то Сергей мне подарил полезное.
— Ну, на улице осталась, — он сел на противоположный край скамейки, сохраняя дистанцию. — По глазам вижу — домашняя. Выгнали?
Я кивнула, сама не понимая, почему отвечаю незнакомцу.
— Муж?
Снова кивок.
— Значит, так, — он почесал затылок. — Сейчас ночь. Холодно. К нам пойдёшь. Не бойся, мы не маньяки. У нас там Нинка есть — тоже от мужа сбежала. Был у неё благоверный — кулаками любил разговаривать. А утром что-нибудь придумаем.
— К вам — это куда?
Игорь махнул рукой в сторону заброшенной стройки, тёмной громадой возвышавшейся за сквером.
— У нас там… ну, назовём это «временное жилье».
И тут я рассмеялась. Истерически, до слёз. Временное жильё. Десять часов назад я стояла на своей кухне, готовила праздничный ужин в трёхкомнатной квартире. А теперь мне предлагают переночевать на стройке.
— Эй, ты это, давай без нервов, — Игорь явно растерялся. — Пойдём уже. Померзнешь тут — это точно никому не поможет.
В другой ситуации я бы никогда не пошла с незнакомцем. Но выбора не было. Я поднялась, схватила чемодан и последовала за ним.
Внутри заброшенной многоэтажки оказалось неожиданно… уютно? Одну из комнат первого этажа обжили по всем правилам выживания: картон на полу для теплоизоляции, самодельная буржуйка из железной бочки с выведенной в окно трубой, несколько матрасов, принесённых с помоек, пара кресел с лопнувшей обивкой.
В углу — сложенные аккуратными стопками вещи, пакеты с едой, канистры с водой.
— Господи, Игорь, кого ты ещё притащил? — из темноты к нам приблизилась женщина лет пятидесяти с седыми, аккуратно собранными в хвост волосами. — У нас тут не приют для… — она замолчала, вглядываясь в моё лицо. — Плакала? Из дома выгнали?
Я кивнула в третий раз за вечер.
— Ниночка, ну куда ей идти? Смотри — в туфельках, с чемоданчиком. Домашняя.
— Вижу, не слепая, — она подошла ближе, от неё пахло дешёвым мылом и чем-то травяным. — Сядь, девочка. Ты как зовёшься-то?
— Алиса.
— Как из сказки, — хмыкнула она. — А я Нина Петровна. Учительница была. Литературу преподавала. А теперь… — она обвела рукой их жилище. — Вот где поэзия жизни.
— Василич спит уже? — спросил Игорь, стаскивая куртку.
— Дрыхнет, — кивнула Нина. — Завтра с утра на стоянку пойдёт, машины мыть. А ты, Алиса, завтра что делать будешь?
Я растерянно моргнула.
— Не знаю. У меня… нет плана.
— Это понятно, — она села напротив, глядя прямо в глаза. — Но искать будешь что? Работу? Жильё? Или надумала назад к мужу ползти?
— Нет, — слово вырвалось резче, чем я ожидала. — К нему — никогда.
— Вот и правильно, — Нина улыбнулась, и в улыбке проступили следы былой красоты. — Значит, будем тебя к жизни возвращать. А сейчас спать. Утро вечера мудренее, как говорил мой дедушка.
Она постелила мне на одном из матрасов, дала одеяло, пахнущее стиральным порошком.
— Всё стираем, не думай, — заметила мой взгляд Нина. — Мы бездомные, но не свиньи.
Я легла, прижимая к себе сумочку с документами, слушая тихий разговор моих неожиданных спасителей и потрескивание буржуйки. В голове крутились обрывки мыслей, осколки прошлой жизни, страхи и вопросы. Но сквозь всё это пробивалась странная, неуместная мысль: «Кажется, эти люди добрее тех, кого я знала раньше».
***
— Поздравляю с первой зарплатой, Алиса Викторовна! — Марина Степановна, администратор кафе «Ландыш», протянула мне конверт. — Честно заработанные.
17 тысяч рублей — не космические деньги, но мои собственные. Заработанные руками, которые Сергей считал созданными только для готовки и уборки. Я крепко сжала конверт и улыбнулась.
Прошло время с того праздничного дня, который перевернул мою жизнь. Три недели скитаний, поисков, слёз по ночам и упрямого движения вперёд днём.
Нина Петровна оказалась моим ангелом-хранителем. Утром после той первой ночи она разбудила меня на рассвете, протянула чашку крепкого чая, заваренного на самодельной горелке.
— План такой, — сказала она решительно. — Василич знает одно место — промышленную прачечную. Там всегда нужны руки, платят каждый день наличными. Документы не особо проверяют. Начнёшь с малого.
Я тогда просто кивнула, сжимая горячую чашку озябшими пальцами. Выбора у меня всё равно не было.
Прачечная оказалась настоящим адом — влажный жар, тяжёлые мокрые простыни, грохот машин, запах химикатов. К вечеру руки саднило, спина разламывалась, ноги гудели. Но за день я заработала шестьсот рублей. На следующий день — снова туда же.
Через неделю Нина нашла мне место в дешёвом хостеле — койко-место за четыреста рублей в сутки. Не золотые хоромы, но лучше, чем стройка.
А ещё через неделю Василич — морщинистый, кряжистый старик с глазами, полными житейской мудрости, — привёл меня в кафе «Ландыш».
— Марина, — сказал он хозяйке, — девчонка толковая. В навозе не тонет, в огне не горит. Возьми помощницей.
Так я стала работать официанткой. Сначала на подхвате — мыла посуду, протирала столы. Потом доверили подносы с заказами.
И вот теперь — первая настоящая зарплата. Первые деньги на съём комнаты.
— Спасибо, Марина Степановна, — я спрятала конверт в карман. — Можно я сегодня заканчиваю пораньше? Мне нужно посмотреть комнату.
— Конечно, иди, — она махнула рукой. — Завтра с восьми, не опаздывай.
Выйдя из кафе, я на мгновение остановилась, подставив лицо апрельскому солнцу. Улица пахла сиренью — кусты вдоль аллеи распустились, наполняя воздух сладким ароматом надежды.
Мой телефон неожиданно зазвонил — я недавно купила дешёвую подержанную модель и новую сим-карту. Старый продала. На экране высветился незнакомый номер.
— Алло?
— Алиса? — голос Сергея заставил меня вздрогнуть. — Наконец-то я тебя нашёл.
Сердце предательски дрогнуло, но я промолчала.
— Слушай, я… я хотел извиниться. С Катей не сложилось. Она… не такая, как ты. Не умеет создать уют, постоянно куда-то тащит меня, требует внимания. Я подумал… может, ты вернёшься?
Два месяца назад эти слова были бы для меня спасением, долгожданным билетом обратно в привычную жизнь. Но сейчас они звучали фальшивой нотой в новой мелодии моей судьбы.
— Знаешь, Сергей, — я вдруг поняла, что говорю спокойно, без дрожи в голосе, — ты мне когда-то сказал, что я как торшер или диван. Удобный предмет интерьера. И знаешь… ты был прав.
— Алиса, я не это имел в виду, я был зол и…
— Нет, дослушай, — я перебила его впервые за пять лет. — Я действительно была предметом. Красивым, удобным, бесправным. Но сейчас я человек.
Со своими деньгами, своими решениями и своей жизнью. И возвращаться в мебельный гарнитур я не собираюсь. Прощай, Сергей. И… спасибо тебе.
— За что? — его голос звучал растерянно.
— За восьмое марта. За то, что выставил меня за дверь. Иначе я бы так и прожила жизнь в золотой клетке. Прощай.
Я отключила телефон и направилась к метро. Нужно было успеть посмотреть комнату до вечера.
***
— Кофе и чизкейк — столик три, — я записывала заказ, когда колокольчик на двери звякнул, оповещая о новом посетителе.
Подняв глаза, я увидела мужчину лет сорока, в твидовом пиджаке и с растрёпанными ветром волосами. Он выглядел рассеянным и немного смешным — типичный профессор из кино.
— Добрый день, — улыбнулась я. — Столик на одного?
— Да, пожалуйста, — он улыбнулся в ответ, и морщинки в уголках глаз сделали его лицо удивительно тёплым. — И можно меню?
Я проводила его к столику у окна и принесла меню. Он заказал кофе и сэндвич, а потом достал книгу. «Грозовой перевал» Эмили Бронте — одна из моих любимых.
— Перечитываете? — не удержалась я.
— В шестой раз, — он поднял глаза, в которых танцевали искорки. — А вы читали?
— Конечно. Это одна из тех книг, которые открывают новые грани с каждым прочтением.
Он на секунду замер, а потом широко улыбнулся: — Именно! Большинство считает её просто любовной историей, но там столько слоёв…
Я принесла его заказ, и мы продолжили разговор. Его звали Андрей, он преподавал литературу в университете. Любил Пушкина, прогулки под дождём и старые джазовые пластинки.
Он стал приходить каждый день. Всегда в одно и то же время, всегда с новой книгой. Мы разговаривали — о литературе, о жизни, о мечтах.
Однажды, когда я убирала его столик после ухода, я нашла маленькую записку: «Красивым женщинам обычно дарят цветы. Но Вам я осмелюсь подарить слова. Встретимся завтра в семь у фонтана в парке?»
Записка обожгла пальцы, и я торопливо спрятала её в карман форменного фартука. Вечером, раздевшись и приняв душ, перечитала несколько раз, водя пальцем по бумаге, словно пытаясь прикоснуться к человеку, написавшему эти слова.
Моя съёмная комната уже не казалась чужой. Выцветшие обои я закрыла картиной с маяком — нашла на барахолке за сущие копейки, и хозяйка не возражала против гвоздика в стене.
Фиалки на подоконнике — черенки от растений Марины Степановны — выбросили первые робкие бутоны. Стопка потрёпанных книг от Андрея источала тот особый запах старой бумаги, который невозможно перепутать ни с чем.
Присев у окна с чаем, я наблюдала, как закатное солнце плавит горизонт. Странно устроена жизнь — иногда тебя должны раздавить, чтобы ты научилась дышать заново. Должны сжечь дотла, чтобы ты восстала из пепла. Как будто без этой боли твоя душа никогда не смогла бы найти силы для полёта.
Потянувшись за истрёпанным блокнотом в мягкой обложке цвета морской волны — моя первая самостоятельная покупка на честно заработанные — я записала: «Полгода без крыши. Без денег в кармане. Без руки, поддерживающей за локоть.
Тогда казалось — рухнул мир. А теперь понимаю: не рухнул — раскрылся».
