Звонок раздался поздним вечером, когда Вера разбирала документы в своём домашнем кабинете. За окном панорамного окна мерцал ночной город — тысячи огней, каждый из которых казался маленькой победой над темнотой. Вера не сразу взяла трубку. Она знала этот номер наизусть, хотя не видела его на экране больше трёх лет.
— Верочка, доченька, — голос матери дрожал, словно натянутая струна. — Нам нужна твоя помощь.
Вера молча положила ручку на стол. В груди что-то сжалось — старая, давно забытая боль, которую она научилась прятать так глубоко, что почти поверила в её исчезновение.
— Что случилось? — спросила она ровным, деловым тоном.
— У папы… у него проблемы с сердцем. Нужна операция. А у меня артрит совсем замучил, я уже ходить толком не могу. Верочка, нам нужны деньги на лечение.
Вера закрыла глаза. Перед ней возникла картина из прошлого, такая яркая, словно это было вчера.
Ей было семь лет, когда родилась Лиза — маленький красный комочек с громким плачем. И всё изменилось.
— Вера, принеси бутылочку! — Вера, посиди с сестрой! — Вера, помоги мне!
Девочка послушно делала всё, что от неё требовали. Она рано научилась быть нужной — потому что другого способа заслужить внимание родителей у неё не было. Лизу они любили просто так, за сам факт существования. Вера же должна была эту любовь зарабатывать.
Когда Лизе исполнилось три года, она устроила истерику в магазине игрушек. Мать тут же купила ей огромную куклу, какую Вера никогда не смела даже попросить.
— Малышка у нас слабенькая, болезненная, — объясняла мать, заметив взгляд старшей дочери. — Ей нельзя нервничать.
Вера научилась не просить. Не жаловаться. Не плакать. Зачем, если всё равно никто не услышит?
В десять лет Вера начала подрабатывать — разносила газеты по подъездам, помогала соседке с огородом. Деньги она отдавала матери, которая благодарно вздыхала:
— Хоть ты у нас помощница. Не то что Лизочка — та только деньги тратить умеет.
Но говорила она это с какой-то умилённой нежностью, словно расточительность младшей была особым шармом, достойным восхищения.
Лиза росла, как оранжерейный цветок — красивая, изнеженная, привыкшая к тому, что всё в этом мире существует для её удобства. Она капризничала за столом — ей готовили отдельно. Не хотела идти в школу — ей обещали подарки. Ей покупали дорогую одежду, записывали на танцы, музыку, рисование.
Вера ходила пешком через весь город, чтобы сэкономить на проезде. Учителя хвалили её за прилежание — она училась отлично, потому что понимала: образование — её единственный шанс вырваться из этой клетки молчаливого служения.
— Верка-то у нас умная, сама пробьётся, — говорил отец. — А Лизоньке нужна поддержка.
И они поддерживали. Когда Вере было шестнадцать, а Лизе девять, родители продали дачу, чтобы оплатить младшей дочери участие в конкурсе красоты.
— Это её шанс! — горячо объясняла мать. — Представляешь, если она победит? Это откроет ей все двери!
Вера молча кивнула. Дача была единственным местом, где она чувствовала себя по-настоящему счастливой. Там, среди старых яблонь и зарослей малины, можно было спрятаться с книгой и забыть о том, что она — вечная тень своей сестры.
Лиза не прошла даже во второй тур.
Вера поступила в университет на бюджет — иначе было нельзя. Она жила в комнате в общежитии с ещё тремя студентками и устроилась работать официанткой по вечерам. Учёба давалась легко, работа — тяжело, но она терпела. У неё была цель.
Лиза в это время училась в престижной частной школе, на которую родители тратили половину семейного бюджета.
— Она же такая красивая, — повторяла мать, словно мантру. — Ей нужно достойное окружение, чтобы найти хорошую партию.
Слово «партия» мать произносила с особым придыханием, словно речь шла о королевской семье.
Когда Вере было двадцать три, она получила предложение о работе в крупной компании в Москве. Зарплата была в три раза больше, чем могла предложить её провинциальный город.
— Уезжаешь? — удивилась мать, когда Вера сообщила новость. — А как же мы? Лиза собирается поступать в институт, ей нужна помощь с репетиторами.
— Я больше не могу, мам, — тихо сказала Вера. — Мне нужно жить своей жизнью.
— Эгоистка, — бросила мать и отвернулась.
Вера уехала с двумя чемоданами и твёрдым решением никогда не оглядываться назад.
Москва встретила её равнодушно, как встречает всех провинциалов с амбициями и пустыми карманами. Первый год был адом — Вера работала по двенадцать часов в сутки, снимала комнату в коммуналке, экономила на всём. Но она не сдавалась.
Через три года она стала младшим менеджером. Через пять — руководителем отдела. Через семь — коммерческим директором. Она купила квартиру с панорамными окнами, из которых был виден весь город. Каждый вечер она стояла у этих окон и думала: «Я сделала это. Я сама.»
Родители звонили редко. Поздравляли с днём рождения — коротко, дежурно. Иногда мать жаловалась на жизнь — вскользь, между делом.
— Лиза никак замуж не выйдет. Такая красавица, а женихи какие-то всё не те. То денег нет, то машины даже приличной. Мы ей помогаем, конечно, как можем. Квартиру разменяли на меньшую, зато ей отдельное жильё купили.
Вера молчала. Её молчание родители принимали за согласие.
Лизе было уже двадцать восемь. Она сменила три института — ни один не закончила. Работала пару раз — увольнялась через месяц, потому что начальники были «хамы», коллеги «завистницы», а работа «не для неё».
— Она ищет себя, — объясняла мать. — Творческая натура.
Творческая натура жила на деньги родителей, регулярно влюблялась в «перспективных» мужчин, которые оказывались женатыми, альфонсами или просто проходимцами, а между романами требовала, путёвки на курорты и красивые вещи.
Родители продавали последнее, брали кредиты и снова обращались к ней.
— Верочка, ты же знаешь, как мы любим Лизу. Она у нас такая ранимая. Помоги нам поддержать её.
Первый раз Вера отправила деньги молча. Второй раз — тоже. На третий раз она написала короткое сообщение: «Это последний перевод. Больше не обращайтесь.»
Они не обращались. Три года. Молчали, как будто её не существовало. И вот теперь этот звонок.
— Сколько нужно? — спросила Вера, глядя на ночной город в стекле.
— Двести тысяч, — выдохнула мать. — Верочка, я понимаю, что у тебя своя жизнь, но мы же родители. И потом… Лиза не может помочь, у неё сейчас трудный период. Она развелась, совсем одна осталась…
— Развелась? — переспросила Вера. — Я даже не знала, что она вышла замуж.
— Ну… это был недолгий брак. Мужчина оказался не тем, за кого себя выдавал. Лизочка так переживает.
— Понятно, — Вера открыла ноутбук и зашла в банковское приложение. — Скиньте реквизиты.
— Доченька, ты не представляешь, как мы тебе благодарны! — в голосе матери прорезалось облегчение. — Знаешь, я всегда говорила папе, что ты у нас самая надёжная…
— Мам, реквизиты, — повторила Вера тоном, которым обычно обрывала нудных партнёров на переговорах.
Через минуту деньги были переведены.
— Вера, спасибо, родная. Может, приедешь в гости? Давно тебя не видели…
— Нет.
— Но…
— Мам, послушай меня внимательно, — Вера говорила медленно, отчётливо, взвешивая каждое слово. — Я перевела деньги, потому что не хочу, чтобы папа умер. Не потому что я вам что-то должна. Не потому что мы семья. А потому что я могу себе это позволить.
— Верочка, о чём ты говоришь?..
— Подожди. Дай мне договорить. — Вера повернулась спиной к окну, словно ей нужна была опора. — Всю жизнь я была для вас запасным вариантом. Нежеланным ребёнком, который появился не вовремя и разрушил ваши планы. Вы никогда этого не скрывали — я всегда это чувствовала. А когда родилась Лиза, я стала ещё и бесплатной няней, помощницей, той, на которую можно скинуть любую работу.
— Мы тебя любили…
— Нет, — Вера покачала головой, хотя мать не могла этого видеть. — Вы меня терпели. Это разные вещи. Лизу вы любили. Ей вы покупали игрушки, платья, образование. Для неё вы продали дачу, разменяли квартиру, влезли в кредиты. А я… я должна была быть благодарна за то, что меня вообще оставили.
— Это несправедливо! Мы делали для тебя всё, что могли!
— Вы делали для меня то, что не могли не делать, — жёстко ответила Вера. — Кормили, одевали, давали крышу над головой. Это обязанности родителей, а не проявление любви. Любовь — это когда интересуются твоими мечтами, утешают, когда больно, радуются твоим успехам. Вы хоть раз спросили, чего хочу я? Чем я живу? О чём мечтаю?
Молчание в трубке было громче любых слов.
— Когда я получала диплом, вы не пришли на вручение, потому что у Лизы был выпускной в школе, — продолжала Вера, и в её голосе впервые за эти годы прорезалась боль. — Когда меня повысили в первый раз, я позвонила вам, а вы сказали, что я не вовремя, потому что Лиза поссорилась с очередным парнем и рыдала в своей комнате. Когда я купила квартиру — на свои деньги, заработанные потом и кровью, — вы сказали: «Молодец, умница», и через минуту попросили одолжить денег для Лизы.
— Мы не думали… Мы не хотели тебя обидеть…
— Вы не думали обо мне вообще. Я была удобным приложением к вашей жизни. Нужна помощь — Вера придёт. Нужны деньги — Вера даст. Но позвонить просто так, узнать, как дела, пригласить в гости, сказать, что гордитесь мной… Это никогда не приходило вам в голову.
— Вера…
— Мама, я отправила деньги. Лечитесь. Поправляйтесь. Но больше никогда — слышишь, никогда — не звоните мне. Не пишите. Не появляйтесь в моей жизни. Я выплатила свой долг. Того, что не существовал, но который вы всегда считали само собой разумеющимся.
— Как ты можешь так говорить с матерью?!
— А как вы могли так обращаться с дочерью? — парировала Вера. — Знаешь, что самое страшное? Не то, что вы меня не любили. А то, что вы даже не понимаете, что было не так. Даже сейчас, в эту минуту, ты не думаешь о том, как мне было больно все эти годы. Ты думаешь только о том, как несправедливо я к тебе отношусь.
Она услышала всхлип в трубке, но продолжила:
— Вы воспитали Лизу беспомощной. Вы научили её, что мир ей должен, что достаточно быть красивой, чтобы получать всё, что хочется. Она не умеет работать, не умеет добиваться целей, не умеет справляться с трудностями. Потому что всегда были вы, готовые расстелить перед ней соломку. И знаешь, что случилось? Она несчастна. Потому что мир не работает по тем правилам, которым вы её научили.
— Не смей так говорить о сестре!
— А меня вы закалили. Спасибо вам за это — без иронии. Вы научили меня не ждать помощи, не надеяться ни на кого, кроме себя, бороться за каждую крошку счастья. Я стала сильной, потому что у меня не было выбора. И я благодарна судьбе за то, что родилась первой. Потому что я бы не хотела бы быть Лизой. Тридцать лет, и вся жизнь впереди — но она уже не умеет жить. Вы её этому не научили.
— Мы любили её…
— Вы её погубили, — твёрдо сказала Вера. — Своей слепой, удушающей любовью. Любовью, которая требует ничего не делать самому, потому что всё сделают за тебя. Любовью, которая превращает человека в беспомощное существо, неспособное к самостоятельной жизни.
Долгая пауза. Потом мать заговорила тише, почти шёпотом:
— Что же нам теперь делать?
— Вот теперь вы задали правильный вопрос, — Вера вздохнула. — Но ответить на него я не могу. Это ваша жизнь, ваш выбор. Я сделала свой выбор три года назад, когда сказала, чтобы вы больше не обращались. Ты нарушила эту просьбу. Я перевела деньги, потому что в глубине души я всё ещё та маленькая девочка, которая хочет быть нужной, хочет заслужить любовь. Но этой девочке пора повзрослеть. А мне — отпустить вас.
— Ты не можешь так…
— Могу. И должна. Ради себя. Знаешь, мама, я долго злилась на вас. Потом я начала ходить к психологу — да, я могу себе это позволить, — и поняла, что злость съедает меня изнутри. Поэтому я приняла решение: я отпускаю вас. Я больше не жду извинений, признания, любви. Я больше ничего от вас не жду. Это освобождает.
— Но мы же семья…
— Нет, мама. Семья — это не кровь. Семья — это люди, которые любят, поддерживают, уважают друг друга. Мы с вами связаны только биологически. Этого недостаточно.
Она слышала сбивчивое дыхание матери, представляла, как та судорожно ищет слова, как сжимает трубку дрожащими руками.
— А что вы ко мне-то приползли? — вырвалось вдруг у Веры, и в этих словах прорвалась вся накопившаяся боль, вся усталость от недолюбленности, вся горечь несбывшихся надежд. — У вас же есть та, которой вы всё отдали, которую любили, которой помогали! Лиза — ваша любимица, ваша принцесса, смысл вашей жизни. Так идите к ней за помощью! Просите её продать квартиру, найти работу, взять кредит. Или для этого я подхожу, а она — нет?
— Вера, прости…
— Не надо, — устало оборвала её Вера. — Просто живите дальше. Поправляйтесь. Но без меня. Прощай, мама.
Она отключилась первой. Телефон в дрожащих руках казался тяжёлым, как камень. Вера медленно опустилась в кресло и закрыла лицо ладонями.
Слёзы не текли. Она давно разучилась плакать.
Утро пришло серое и холодное. Вера встала, как обычно, в шесть, сделала пробежку, приняла душ. В зеркале на неё смотрела красивая, ухоженная женщина с уверенным взглядом. Успешная. Самодостаточная. Одинокая.
Но не несчастная. Нет, определённо не несчастная.
За завтраком она проверила почту. Среди деловых писем обнаружила сообщение от неизвестного адреса. Открыла — и застыла.
«Вера, это Лиза. Достала твою почту через маму. Не злись. Я слышала ваш разговор вчера — не специально, просто была рядом. Мне нужно с тобой поговорить. Не об их здоровье и не о деньгах. О нас. Пожалуйста».
Вера долго смотрела на экран. Потом нажала «удалить».
Некоторые мосты лучше оставить сожжёнными. Дороги назад нет — только вперёд. В свою жизнь, построенную своими руками, где нет места призракам прошлого и фантомным болям недолюбленного детства.
Она взяла сумку, посмотрела на себя в зеркало в прихожей и улыбнулась. Впервые за много лет эта улыбка была настоящей.
Дверь закрылась с тихим щелчком.
За окном занималась новая жизнь.
