Ключи в замке звякнули так знакомо, что Лена даже не подняла головы от ноутбука. Вторник, половина одиннадцатого утра. Значит, Галина Петровна.
— Леночка, я на минуточку! — донеслось из прихожей. — Принесла вам витаминов, в аптеке акция была. И капусту морскую, сегодня только привезли какую-то новую, от нового производителя.
Лена закрыла глаза и досчитала до десяти. Потом до двадцати. Работа не ладилась, дедлайн горел, а тут опять…
— Добрый день, Галина Петровна, — выдавила она из себя максимально ровным голосом, выходя из комнаты.
Свекровь уже сняла туфли и, не дожидаясь приглашения, прошла на кухню. В руках у нее была огромная сумка, из которой торчали какие-то баночки и пакеты.
— Вы же говорили, что сегодня у вас встреча с поставщиками, — осторожно напомнила Лена, глядя, как Галина Петровна начинает выкладывать содержимое сумки на стол.
— А-а, перенесли. Ничего страшного, — отмахнулась та. — Зато я смогла зайти к вам. Давненько не была, уже неделю.
«Три дня», — мысленно поправила Лена. Три дня назад свекровь заглядывала «на минуточку», чтобы принести «полезный» травяной сбор вместо их обычного чая, который она, естественно, выбросила, посчитав вредным из-за кофеина.
— Вот, витамин Д принесла, омега-3, и вот этот комплекс для иммунитета. В передаче говорили, что сейчас всем не хватает. А вы, молодежь, о здоровье совсем не думаете, — Галина Петровна уже открывала холодильник, и Лена почувствовала, как напряжение скручивается в животе тугой пружиной.
— Галина Петровна, я сейчас работаю, у меня срочный проект… Дима тоже…
— Я мешать не буду, ты не обращай внимания! — свекровь уже вытаскивала из холодильника упаковку дорогой ветчины. — Ой, Леночка, ну это же сплошные нитраты! Я вот недавно программу смотрела, там эксперты говорили, что эта вся колбаса — сплошная химия. Рак от нее, понимаешь, рак! А вы с Димочкой еще детей планируете…
Лена сжала кулаки. Ветчину эту она покупала в дорогом фермерском магазине, специально выбирала без консервантов. Но объяснять это бесполезно — уже проходили.
— А это что? Вино? — Галина Петровна извлекла бутылку дорогого красного, которое Лена собиралась открыть на годовщину свадьбы. — Леночка, ну алкоголь — это же яд! Чистый яд! Особенно в ваши годы, когда организм готовиться должен…
— Мы не…
— Вот я вместо этого принесла чудесную морскую капусту. Йод, микроэлементы! И йогурты биологические, живые бактерии. Вот это действительно полезно!
Ветчина отправилась в пакет, следом за ней — дорогой сыр, который Дима так любил. Бутылку вина свекровь с осуждающим видом поставила на стол.
— Это вылить, да? Или вы сами…
— Мы сами, — процедила Лена сквозь зубы.
Она наблюдала, как полки холодильника освобождаются от их продуктов и заполняются баночками с морской капустой, обезжиренными йогуртами и какими-то биодобавками. Внутри нарастала ярость, но Лена держала себя в руках. Как всегда.
— Галина Петровна, может быть, оставим хотя бы сыр? Дима его очень любит…
— Димочка? Да он даже не заметит! А здоровье заметит, вот увидишь. У мужчин после тридцати холестерин начинает откладываться, это ужас просто. Нет-нет, я лучше знаю, что моему сыну нужно.
Когда холодильник был реорганизован, Галина Петровна направилась в ванную. Лена застыла на месте, чувствуя, как внутри все кипит.
— А у вас тут что? — донеслось из ванной. — Леночка, ну это же такие деньги на ветер! Я тебе детский крем принесла, он гораздо полезнее. И натуральнее! А эти ваши лосьоны — сплошные силиконы, кожа совсем не дышит.
Лена медленно прошла в ванную. Ее дорогой французский лосьон для тела, на покупку которого она копила два месяца, уже стоял в пакете. Рядом с ним — любимый крем для рук, тушь, которую она только что купила на распродаже.
— А зубная паста эта — полная ерунда, — продолжала Галина Петровна, не замечая каменного лица невестки. — Вот зубной порошок — это да, это правильно! Мы в наше время только им и чистили, и зубы все целые были. А сейчас эти пасты с фтором — фтор вреден, это доказано!
В животе у Лены что-то оборвалось. Она развернулась и пошла к компьютеру, открыла файл. Работать все равно не получится — руки дрожали. Она написала Диме в соседнюю комнату: «Твоя мать снова здесь. Я не могу больше».
Ответ пришел через пять минут: «Потерпи, солнце. Она же безобидная. У меня сейчас совещание, позже выйду и поговорим».
Безобидная.
Это слово Дима повторял после каждого визита свекрови. После того, как Галина Петровна переставила всю посуду в шкафах, потому что «так неправильно, так неудобно». После того, как выбросила половину специй, решив, что они «слишком острые и вредные для желудка». После того, как заменила их стиральный порошок на хозяйственное мыло, «потому что порошки — это аллергены».
Безобидная.
После того, как полезла в их шкаф с одеждой и устроила проверку — какие вещи «надо отдать бедным», потому что «зачем столько тряпок, это же расточительство». Лена тогда обнаружила, что пропало ее любимое коктейльное платье, в котором Дима делал ей предложение.
— Леночка, — свекровь вернулась на кухню. — А шкафчики ты протираешь? А то я посмотрела, там пыль. И на люстре тоже. Может, тебе помочь? А то ты, вижу, работой загружена, дом запускаешь…
Что-то щелкнуло внутри. Лена подняла голову и посмотрела на свекровь — действительно посмотрела, в первый раз за все эти месяцы. Увидела самодовольное выражение лица, привычку распоряжаться, уверенность в своей правоте.
— Я дом не запускаю, — медленно проговорила она. — Я работаю. Удаленно. Это называется работа, если вы не в курсе.
Галина Петровна моргнула, явно не ожидая такого тона.
— Да я же не… Я просто хотела помочь…
— Помочь? — Лена встала. — Вы выбрасываете наши продукты. Меняете нашу косметику. Лезете в наши шкафы. Приходите без предупреждения по несколько раз в неделю. У вас же есть ключи от нашей квартиры — для экстренных случаев! Но вы используете их, как будто это ваш дом!
— Димочка — мой сын, и я имею право…
— Димочка — взрослый мужчина, у которого своя семья! — голос Лены зазвенел от напряжения. Она знала, что сейчас переходит черту, но остановиться уже не могла. — Своя квартира! Своя жизнь! А вы… вы даже не спрашиваете, можно ли вам прийти!
Галина Петровна побледнела.
— Я… я думала, что делаю вам лучше. Вы же молодые, неопытные…
— Мне тридцать один год! — Лена почувствовала, как по щекам текут слезы — от ярости, от бессилия, от накопившегося годами напряжения. — Я закончила университет с красным дипломом, я работаю в международной компании, я умею готовить, убирать и выбирать косметику! Мне не нужна нянька!
— Ты на меня кричишь? — свекровь схватилась за сердце. — На меня, на пожилого человека?
— Вам пятьдесят восемь, вы в прекрасной форме и водите машину, — отрезала Лена. — Хватит изображать немощную старушку!
Галина Петровна открыла холодильник — автоматически, по привычке, — и Лена сорвалась окончательно. Вся вежливость, все «Галина Петровна» и «вы» испарились.
— А ну-ка закрыла мой холодильник и вон отсюда, — невестка устала от постоянных ревизий свекрови, — Это мой дом. Мой холодильник. Моя жизнь. И если ты не можешь уважать границы, то здесь тебе больше не место.
Её голос звучал твёрдо и отчётливо.
Повисла тишина. Галина Петровна стояла, побелевшая, с открытым ртом. Потом схватила сумку и бросилась в комнату, где обычно работал Дима.
— Димочка! Димочка! — голос свекрови дрожал. — Ты слышал, как она со мной разговаривает? Я… я столько для вас делаю, а она… она меня выгоняет!
— Что случилось? Мама плачет?
— Проходи, — Лена посторонилась, когда Дима вышел из дальней комнаты, котоая служила ему рабочим кабинетом.
Галина Петровна кинулась к сыну.
— Димочка, я просто хотела помочь, принесла витамины, полезные продукты, а она… она меня оскорбляет! Кричит на меня! Говорит ужасные вещи!
Дима растерянно посмотрел на жену. Лена стояла спокойно, слишком спокойно. На кухонном столе красовалась гора продуктов “на выброс”, пакет с косметикой и бытовой химией из ванной. В холодильнике — морская капуста и обезжиренные йогурты.
— Лен…
— Дима, — перебила она. — Нам нужно поговорить. Сейчас же. И твоей матери тоже нужно это услышать.
— Я не позволю…
— Галина Петровна, — Лена повернулась к свекрови. — Либо мы сейчас установим правила, либо я собираю вещи и ухожу. У меня есть квартира, которую я сдаю. Вернусь туда. А ты, Дима, можешь решать, кто тебе важнее — жена или мать, которая не уважает ни тебя, ни твой выбор, ни твою семью.
— Ты не можешь быть серьезна, — прошептал Дима.
— Я абсолютно серьезна. Я больше не могу так жить. Твоя мать приходит сюда по три раза в неделю без предупреждения. Она выбрасывает наши продукты, меняет нашу косметику, средства для стирки и мытья посуды, проверяет шкафы, критикует, как я веду дом. А ты отмахиваешься. Говоришь, что она безобидная. Говоришь, что бывает хуже.
— Но она действительно хочет помочь…
— Помочь? — Лена подошла к столу, взяла упаковку ветчины. — Это стоит две тысячи рублей. Я покупала ее в фермерском магазине, проверяла состав. Твоя мать выбросила ее, потому что в телепередаче сказали, что вся колбаса вредная. Вот это, — она подняла флакон с лосьоном, — я копила два месяца. Твоя мать заменила его детским кремом за сто пятьдесят рублей. Потому что так лучше знает.
Дима молчал. Галина Петровна всхлипывала.
— Мама, — наконец выдавил он. — Это правда? Ты выбрасываешь её личные вещи?
— Я… я заменяю вредное на полезное! Это же во благо!
— Без спроса? — голос Димы стал жестче. — Мама, мы взрослые люди. У нас своя квартира.
— Но я же мать! Я лучше знаю!
— Нет, — твердо сказал Дима, и Лена впервые за долгое время почувствовала что-то похожее на надежду. — Не знаешь. Лена — моя жена. Это наш дом. И если она говорит, что ты нарушаешь границы, значит, так и есть.
— Димочка…
— Мама, я люблю тебя. Но Лена права. Ты не можешь приходить когда захочешь и делать здесь что хочешь. Это не твоя квартира.
Галина Петровна смотрела на сына так, будто он ее предал. Потом схватила сумку и направилась к двери.
— Значит, я вам не нужна. Хорошо. Прекрасно. Живите, как хотите. Только когда вам будет плохо, когда заболеете от всей этой химии, которую едите, не приходите ко мне!
— Мама, — Дима перехватил ее у двери. — Послушай. Мы не говорим, что ты нам не нужна. Мы говорим, что нужны правила. Звони перед визитом. Не трогай наши вещи. Не меняй продукты в холодильнике. Если хочешь что-то подарить — спрашивай, нужно ли нам это. Уважай наше пространство. Это все. Мы будем рады видеть тебя. По приглашению.
Свекровь стояла, стиснув губы.
— И ключи, — тихо добавила Лена. — Оставьте ключи. Для экстренных случаев они вам не понадобятся.
Это было последней каплей. Галина Петровна вытащила из сумки связку ключей, швырнула ее на тумбочку и выбежала из квартиры. Дверь хлопнула так, что задрожали стены.
Дима и Лена остались стоять в прихожей. Молчали долго.
— Извини, — наконец сказал он. — Я правда не понимал, насколько все плохо. Ты никогда так не говорила…
— Я говорила. Много раз. Ты отмахивался.
— Знаю. — Он потер лицо руками. — Господи, я знаю. Мне просто… легче было не замечать. Она всегда такая была, понимаешь? Всю жизнь. Я привык. Но ты права. Это неправильно.
Лена прислонилась к стене. Адреналин отпускал, оставляя после себя усталость.
— Я не хочу лишать тебя матери, — сказала она. — Правда. Но я не могу жить в постоянном напряжении. Не могу каждый день ждать, что она появится и начнет все переделывать.
— Не будешь, — Дима обнял ее. — Обещаю. Я поговорю с ней. Нормально поговорю. Объясню, что это не обсуждается.
В тот вечер Лена готовила ужин из продуктов, которые удалось спасти из пакета. Дима звонил матери — долго, терпеливо, но твердо объяснял новые правила. Галина Петровна не брала трубку первые пять раз, потом все-таки ответила, плакала, обвиняла, требовала. Дима не сдавался.
— Мам, либо мы живем по этим правилам, либо не общаемся вообще. Выбирай.
Повисла долгая пауза.
— Ты выбираешь ее, а не меня, — наконец прозвучало в трубке.
— Я выбираю свою семью. Лена — моя семья. Ты тоже моя семья. Но иерархия именно такая — сначала жена, потом родители. И с этим придется смириться.
Галина Петровна повесила трубку.
Следующие две недели она не выходила на связь. Не отвечала на звонки, не открывала дверь, когда Дима приезжал. Лена видела, как он переживает, но не давала слабину. Это был их шанс установить границы раз и навсегда.
А потом, в субботу утра, Диме пришло сообщение: «Можно я приеду сегодня в четыре? Хочу отдать вам пирог. Испекла яблочный, как ты любишь».
Дима показал сообщение Лене.
— Пирог, — пробормотала она. — Она хочет принести пирог. Это… это ведь хорошо?
— Она спросила разрешения, — Дима улыбнулся. — Впервые за много лет.
— Напиши, что мы будем рады.
В четыре часа раздался звонок в дверь. Галина Петровна стояла на пороге с пирогом в руках, нарядная, причесанная, но с напряженным лицом.
— Здравствуйте, — сказала она, глядя куда-то в сторону.
— Здравствуй, мам. Проходи.
Она прошла на кухню, поставила пирог на стол. Повисла неловкая пауза.
— Спасибо за пирог, — сказала Лена. — Дима его очень любит.
— Я помню, — кивнула Галина Петровна. Помолчала. — Лена, я… я подумала о том, что ты сказала. О границах. Мне трудно с этим смириться. Но я понимаю. Вы взрослые. Это ваша жизнь.
— Мам…
— Нет, подожди, Дима. Дай мне договорить. — Свекровь взяла себя в руки. — Я привыкла все контролировать. Всю жизнь так было. А потом ты вырос, женился, и я… я испугалась, что стала не нужна. Что меня забудут. Вот и придумывала поводы приезжать, помогать, быть полезной. Но я делала это неправильно. Понимаю теперь.
Лена почувствовала, как что-то сжимается в груди. Впервые она увидела в свекрови не врага, не надоедливую контролершу, а просто женщину, которая боится одиночества и ненужности.
— Галина Петровна, вы нужны. Правда. Но иначе. Не через проверки холодильника и замену косметики. Просто… как семья. Как бабушка будущим внукам. Как мама для Димы. Как свекровь, с которой можно нормально общаться.
— Я могу научиться, — тихо сказала Галина Петровна. — Если вы дадите шанс.
— Конечно дадим, — Дима обнял мать. — Но по правилам, да?
— По правилам, — кивнула она. Помолчала. — А можно я… можно я все-таки буду иногда что-то приносить? Ну, пироги там, или варенье. Я просто… я люблю готовить. И люблю делиться.
— Конечно, — улыбнулась Лена. — Но предупреждай заранее, ладно? И никакой морской капусты вместо наших продуктов.
— Никакой, — пообещала Галина Петровна. И впервые за долгое время улыбнулась — не натянуто, а искренне.
В тот вечер они втроем пили чай с яблочным пирогом. Разговор шел неловко, осторожно — слишком свежи были раны. Но это был новый разговор, с новыми правилами. И когда Галина Петровна собиралась уходить, она не полезла в холодильник, не заглянула в ванную, не проверила шкафы.
— Можно я приеду в следующее воскресенье? — спросила она у двери. — Если вы не против, конечно.
— Приезжай, мам, — сказал Дима. — Будем рады.
Когда дверь за ней закрылась, Лена прислонилась к Диминому плечу.
Это было только начало. Впереди будут срывы — привычки меняются медленно, и Галина Петровна не раз забудется, попытается снова взять контроль. Будут новые конфликты, новые сложные разговоры. Но главное произошло — граница была установлена. Четко, ясно, без возможности разных толкований.
И Лена знала, что теперь, если понадобится, она сможет повторить те слова снова. Спокойно, твердо, без извинений: «А ну-ка закрыла мой холодильник и вон отсюда». Потому что это ее дом. Ее жизнь. Ее выбор.
И право на этот выбор не обсуждается.
