Пятница началась, как всегда, с сообщения в семь утра.
«Лен, сегодня придут ребята. Часам к восьми. Не забудь чипсы купить, а? И колбаску ту, копчёную, они прошлый раз хвалили».
Лена смотрела на экран телефона, лёжа ещё в постели, и чувствовала, как внутри закипает злость. Не злость даже — что-то более тяжёлое, вязкое. Усталость, наверное. Та самая усталость, которая накапливается месяцами, годами, и однажды становится невыносимой.
Она не ответила. Встала, включила кофеварку, посмотрела в окно на серое ноябрьское утро. Пару лет назад, когда они только поженились, эти пятничные посиделки казались милой традицией. Антон с друзьями смотрел футбол, она могла присоединиться или заниматься своими делами. Всё было просто и естественно.
Потом что-то изменилось. Незаметно, постепенно. Сначала Антон попросил принести пива из холодильника — сам увлёкся матчем. Потом она сама догадалась нарезать колбасы, поставить тарелку с сыром. Друзья благодарили, Антон улыбался ей с гордостью: смотрите, какая у меня жена заботливая. И ей было приятно.
Но время шло, и эта «забота» превратилась в обязанность. Теперь она не просто могла что-то принести — она должна была. Должна была купить продукты (на свои деньги, между прочим), приготовить закуски, следить, чтобы пиво не кончалось, убирать пустые бутылки, вытирать пролитое, мыть гору посуды после того, как все разойдутся. А потом ещё и пылесосить, а то и полы мыть; потому что кто-то обязательно рассыплет чипсы, а кто-то наступит в размазанный по полу кетчуп.
Антон не замечал ничего странного. Для него это было естественно и привычно. Он работал, он уставал, он имел право отдохнуть с друзьями. А она… ну, она же дома. У неё свободный график, она фрилансер, работает когда хочет. Значит, может и по хозяйству успеть.
То, что она в этот «свободный график» втискивает полноценную работу, сдаёт проекты в сжатые сроки и зарабатывает почти столько же, сколько он, Антон как-то упускал из виду. Для него «работа» — это когда в офис ходишь. А если дома сидишь — так, баловство.
Вечером Лена вернулась из магазина с двумя тяжёлыми пакетами. Потратила полтора часа и три с половиной тысячи рублей. Копчёная колбаса, сырокопчёная, несколько видов сыра, чипсы трёх сортов (у Серёги аллергия на паприку, нужно брать просто с солью), орешки, сухарики, пиво — ящик любимого, а для Димы отдельно крафтовое, он теперь «простое» не пьёт. Ещё кетчуп, горчица, маринованные огурцы.
Она выгрузила всё на кухонный стол и посмотрела на часы. Шесть вечера. Два часа до прихода гостей. Нужно всё помыть, нарезать, разложить по тарелкам, расставить на журнальном столике в гостиной. Потом пропылесосить, проветрить.
Антон пришёл в половине седьмого, весёлый, с блестящими глазами.
— Лен, ты молодец, всё купила? — Он заглянул в пакеты. — О, отлично! Кстати, я ребятам ещё пиццу закажу, ладно? А то мало будет.
— Антон, тут на четыре тысячи еды, — устало сказала Лена.
— Ну так что? Нас пятеро будет, мужики голодные. Ты же знаешь, как мы жрём, когда футбол смотрим.
Он прошёл в комнату, плюхнулся на диван, достал телефон. Через минуту Лена услышала, как он заказывает три большие пиццы. Ещё две тысячи сверху.
Она стояла посреди кухни, глядя на пакеты с продуктами, и вдруг поймала себя на мысли: а зачем? Зачем она это делает? Почему она должна тратить свой вечер, свои деньги, свои силы на то, чтобы обслуживать мужа и его друзей?
Когда-то она пыталась поговорить об этом. Несколько месяцев назад, после особенно тяжёлой пятницы, когда Серёга разбил бокал, и она до трёх ночи собирала осколки и оттирала какой-то яркий соус с белого ковра.
«Тош, может, давай как-то по-другому организуем эти ваши пятницы? Ну не знаю, можете в бар сходить? Или очерёдность какую-нибудь сделать — один раз у нас, потом у Серёги, потом у Димы…»
Антон посмотрел на неё с искренним удивлением.
«Лен, ну что ты? Нам же у нас удобно. Тут телевизор большой, диван нормальный. И вообще, у Серёги вечно бардак, у Димы жена вообще не разрешает никого приглашать. Только у нас можно нормально посидеть».
«Но мне тяжело каждую неделю…»
«Да брось, что там тяжёлого? Тарелку принести, пиво достать. Десять минут делов».
Десять минут. Лена тогда не стала спорить. Просто кивнула и ушла в спальню. Ей не хватило сил объяснять, что дело не в десяти минутах. Дело в том, что она чувствует себя прислугой в собственном доме. В том, что её время и её желания не имеют никакого значения.
В восемь вечера начали приходить гости. Первым, как всегда, был Серёга — шумный, с вечно красным лицом и громким смехом. Следом Дима с Пашей. Последним Олег, тихий бухгалтер, который почти не разговаривал, только смотрел футбол и методично пил пиво.
Лена открыла им дверь, приняла куртки, развесила в прихожей. Антон обнимал друзей, хлопал по спинам, смеялся. В гостиной уже грохотал телевизор — премьер-лига.
— Лен, давай пива! — крикнул Антон, устраиваясь на диване.
Она молча пошла на кухню. Открыла холодильник, достала пять бутылок. Холодные, запотевшие. Унесла в гостиную, расставила на столике. Серёга взял одну, не отрывая взгляда от экрана.
— Спасибо, Ленок, ты лучшая.
Лучшая прислуга, хотелось ответить ей. Но она только улыбнулась и вернулась на кухню.
Следующие два часа прошли как в тумане. Она таскала закуски, меняла тарелки, относила пустые бутылки, открывала новые. Принесла пиццу, когда её доставили. Вытерла стол, когда Паша пролил пиво. Сходила в магазин за сигаретами, потому что у Димы кончились, а отрываться от матча никому не хотелось.
Мужчины сидели, кричали на телевизор, спорили о пенальти, о судье-уроде, о том, что тренер дурак и тактика никуда не годится. Антон был в центре всего этого, громкий, довольный, совершенно счастливый.
Ни разу он не посмотрел на Лену. Ни разу не сказал спасибо. Не спросил, не устала ли она. Не предложил помощи. Она была просто частью интерьера, как холодильник или телевизор.
В половине одиннадцатого терпение лопнуло.
Может быть, это была последняя капля — когда Серёга щёлкнул пальцами, не отрывая взгляда от экрана, и небрежно бросил: «Лен, ещё пивка». Как официантке. Даже не повернув головы.
А может, она просто устала. Устала притворяться, что всё нормально. Что ей не обидно. Что она не чувствует себя использованной.
Лена поставила поднос с пустыми бутылками на кухонный стол. Руки тряслись. Она посмотрела на гостиную, где мужчины орали, переживая за очередной момент, на разбросанные по всему столику упаковки и крошки.
И вышла в коридор.
Достала из шкафа дорожную сумку. Начала складывать вещи. Джинсы, свитера, бельё. Руки двигались механически, а в голове была пустота. Нет, не пустота — там была абсолютная ясность. Как после долгой болезни, когда температура наконец спадает.
— Лен, ты чего там?! — донёсся из гостиной голос Антона. — Пиво кончилось!
Она не ответила. Застегнула сумку, достала телефон, написала маме: «Приеду через час».
Потом вернулась в гостиную. Встала в дверях, скрестив руки на груди. Мужчины не обращали на неё внимания — шёл решающий момент матча.
— Антон, — сказала она громко.
Он не услышал. Или не захотел услышать.
— Антон! — повторила она резче.
Он обернулся, раздражённый.
— Что? Ты видишь, матч идёт!
— Мне нужно с тобой поговорить. Сейчас.
— Лен, потом, ладно? Видишь, счёт равный, последние десять минут…
— Сейчас, — повторила она, и что-то в её голосе заставило его насторожиться.
Антон нехотя встал, прошёл за ней на кухню. Друзья продолжали смотреть футбол, не обращая внимания на их уход.
— Что случилось? — спросил он, глядя на неё с недоумением.
Лена глубоко вдохнула. Теперь, когда настал этот момент, она вдруг поняла, что не знает, с чего начать. Слов было слишком много. Или слишком мало. Как объяснить то, что копилось месяцами?
— Я ухожу, — сказала она просто.
Антон моргнул.
— Куда ухожу?
— К маме. Сегодня.
Он посмотрел на неё так, будто она сказала, что улетает на Марс.
— Ты о чём? Какая мама? Лен, у нас гости…
— Вот именно, — её голос прозвучал тихо, но в нём была сталь. — У тебя гости. Каждую пятницу. Уже два года. И знаешь что? Я устала быть обслуживающим персоналом.
— При чём тут…
— При том! — она повысила голос, и слова хлынули потоком, которого больше нельзя было сдержать. — При том, что я трачу каждую пятницу на то, чтобы обслуживать тебя и твоих друзей! Я покупаю еду на свои деньги, я готовлю, я ношусь туда-сюда с этим проклятым пивом, я убираю за вами, как за детьми! А потом, когда вы наконец уходите, я до ночи мою посуду и оттираю пятна!
— Лен, ты преувеличиваешь…
— Я преувеличиваю?! — она засмеялась, и смех этот был горьким. — Антон, когда ты последний раз сам сходил в магазин за продуктами для этих посиделок? Когда ты сам помыл хоть одну тарелку после того, как твои друзья ушли?
Он молчал, растерянно глядя на неё.
— Никогда! — ответила она за него. — Потому что для тебя это естественно. Я же жена, я же должна. Должна готовить, должна убирать, должна улыбаться твоим друзьям и быть благодарной за то, что они снисходят до комплиментов вроде «Ленок, ты лучшая».
— Но ты же никогда не говорила, что тебе это не нравится…
— Говорила! — она почувствовала, как к горлу подступают слёзы, но сдержала их. — Я говорила. Три месяца назад. Ты сказал, что это «десять минут делов». Помнишь?
Антон отвёл взгляд.
— Я думал…
— Ты не думал, — перебила она. — Ты вообще не думал обо мне. Не думал о том, что я тоже устаю. Что у меня тоже есть работа, дедлайны, проекты. Что я, может быть, тоже хочу в пятницу вечером расслабиться, а не носиться с подносами. Знаешь, что самое обидное?
Он молчал.
— То, что ты меня не видишь. Совсем. Я для тебя — пустое место. Жена, которая должна обеспечивать твой комфорт. А по пятницам — я бесплатная прислуга! Хватит, я уезжаю к маме!
Последние слова прозвучали почти криком. Из гостиной донёсся вопль — кто-то забил гол. Этот контраст — их спор на кухне и беззаботное веселье в соседней комнате — вдруг показался ей символичным. Её мир рушился, а для всех остальных это была обычная пятница.
— Лен, погоди, — Антон шагнул к ней, но она отступила. — Давай спокойно поговорим. Ты просто устала, перенервничала…
— Не смей! — она подняла руку. — Не смей говорить мне, что я чувствую. Я не устала и не перенервничала. Я просто наконец поняла, что не хочу так жить. Не хочу быть невидимкой в собственном доме. Не хочу чувствовать себя прислугой.
— Но это же мои друзья…
— И что? Это даёт им право относиться ко мне как к официантке? А тебе — право меня использовать?
— Я не использую…
— Используешь, — она устало покачала головой. — Может, не специально. Может, ты правда не понимаешь. Но факт остаётся фактом. Я — твоя жена, Антон. Не домработница. Не прислуга. Жена. Равная тебе. У меня есть своя работа, свои интересы, своё время. И я больше не буду тратить его на то, чтобы обеспечивать твой комфорт, ничего не получая взамен.
— Что значит «ничего не получая»? Я же…
— Что ты? — перебила она. — Зарабатываешь? Так и я зарабатываю. Обеспечиваешь семью? Я тоже вношу свой вклад. Так в чём твоя заслуга, за которую я должна быть благодарна и прислуживать?
Он открыл рот, но ничего не сказал. Кажется, до него наконец начало доходить.
— Я не хочу разводиться, — продолжила Лена тише. — Но мне нужно уехать. Подумать. Понять, хочу ли я дальше жить в таких отношениях. А ты… ты тоже подумай. О нас. О том, что ты делаешь не так. О том, как ты относишься ко мне.
Она взяла сумку, стоявшую у двери, накинула куртку.
— Лен, подожди… — Антон наконец сдвинулся с места, но она уже открыла дверь.
— Прощайся с друзьями за меня, — бросила она через плечо. — И убери сам, пожалуйста. В этот раз сам.
Дорога к маме заняла сорок минут. Лена вела машину автоматически, почти не думая о том, куда едет. В голове была странная пустота. Как после долгого шума.
Мама встретила её на пороге, обняла, не задавая вопросов. Просто обняла и провела в дом, в её старую комнату, где пахло детством и безопасностью.
— Чай? — спросила мама.
Лена кивнула.
Они сидели на кухне, пили ромашковый чай с мёдом, и Лена рассказывала. Всё, что копилось. Мама слушала молча, только иногда кивала.
— Ты правильно сделала, что уехала, — сказала она наконец. — Иногда нужно расстояние, чтобы человек понял, что теряет.
— А если не поймёт?
Мама пожала плечами.
— Тогда ты по крайней мере будешь знать правду. Лучше знать, чем годами жить в иллюзиях.
Антон позвонил через час. Лена не взяла трубку. Потом пришло сообщение: «Прости. Давай поговорим». Она не ответила.
Вторую ночь она спала тревожно, просыпаясь каждые пару часов. К утру голова раскалывалась. Она встала, выпила кофе с мамой, попыталась поработать, но не могла сосредоточиться.
В субботу вечером Антон приехал. Лена увидела его машину из окна и почувствовала, как колотится сердце. Она не знала, чего хочет. Чтобы он уехал? Чтобы остался? Чтобы всё было как раньше — или совсем по-другому?
Мама открыла дверь, поговорила с ним о чём-то, потом позвала Лену. Она спустилась. Антон стоял в прихожей, помятый, с тёмными кругами под глазами.
— Можно поговорить? — спросил он тихо.
Они вышли во двор, сели на старую скамейку у калитки. Молчали. Потом Антон заговорил.
— Я всю ночь думал, — начал он, не глядя на неё. — О том, что ты сказала. И понял, что ты права. Полностью права.
Лена молчала.
— Я действительно не думал о тебе. Не видел, как тебе тяжело. Для меня это всё было… естественным, что ли. Жена заботится о доме, о муже, о гостях. Так у моих родителей было. Мама всегда…
— Я не твоя мама, — тихо сказала Лена.
— Знаю, — он наконец посмотрел на неё. — Знаю. И не хочу, чтобы ты была как мама. Хочу, чтобы ты была… собой. Счастливой. Рядом со мной. Но счастливой.
— Антон…
— Подожди, дай досказать, — он взял её за руку. — Вчера, после того как ты ушла, я выставил всех. Серёга удивился, но я был непреклонен. Потом я убирал. До трёх ночи. Мыл посуду, вытирал столы, пылесосил. И понял, сколько ты делаешь. Каждую неделю.
Лена почувствовала, как к горлу подступает комок.
— Мне стыдно, — продолжал Антон. — Стыдно, что я был таким… слепым. Эгоистом. Что использовал тебя, даже не осознавая этого. Прости меня. Пожалуйста.
— Мне не нужны извинения, — сказала она. — Мне нужно, чтобы всё изменилось. По-настоящему.
— Изменится, — кивнул он. — Обещаю. Больше никаких пятничных посиделок. Или, если будут, то совсем по-другому. Мы можем в бар ходить. Или очерёдность сделать, как ты говорила. Или я сам буду всё готовить и убирать. Главное…
Он замолчал, подбирая слова.
— Главное, чтобы ты вернулась. Я без тебя не могу. Не хочу. Только теперь я понимаю, насколько ты важна для меня.
Лена закрыла глаза. Ей хотелось верить. Так сильно хотелось. Но она боялась — вдруг это временное прозрение, вдруг через месяц всё вернётся на круги своя?
— Мне нужно время, — сказала она наконец. — Чтобы подумать. Чтобы поверить, что ты действительно понял.
— Сколько угодно, — Антон сжал её руку. — Хоть неделю, хоть месяц. Я подожду. Но знай — я правда всё понял. И буду стараться. Каждый день. Чтобы ты больше никогда не чувствовала себя так, как в пятницу.
Они сидели молча, глядя на осеннее небо.
— Приезжай домой, — попросил Антон. — Пожалуйста. Я всё исправлю. Дам тебе все основания мне верить.
Они вернулись домой вечером в воскресенье. Квартира была идеально чистой — Антон не только убрал после пятницы, но и сделал генеральную уборку. На кухонном столе стоял букет роз и лежала записка: “ Люблю”.
Лена улыбнулась. Это был только первый шаг. Впереди была долгая дорога — перестраивать отношения, учиться заново видеть друг друга, договариваться о границах и правилах. Но теперь у них был шанс.
Потому что самое главное уже произошло: они оба поняли, что проблема есть. И захотели её решить.
А это, как ни странно, уже было победой.
