— И это что?
Голос Алины прозвучал так ровно и безжизненно, что Павел, вышедший из кухни, вздрогнул. Он вытирал руки о полотенце, на лице застыла виноватая и одновременно умоляющая улыбка. Алина стояла в прихожей, не снимая плаща. Ее взгляд был прикован к двум раздутым чемоданам из дешевого кожзаменителя, которые примостились у стены, и ярко-розовому рюкзаку, небрежно брошенному на пуфик для обуви.
— Алин, ты только не начинай, пожалуйста, — тихо попросил он. — Войди, разденься. Устала, наверное.
Она не сдвинулась с места. Только медленно перевела взгляд с чемоданов на мужа. В ее серых глазах не было ни злости, ни удивления. Только смертельная, всепоглощающая усталость. Та самая, что приходит, когда раз за разом случается то, чего ты больше всего боялся, и ты уже не находишь в себе сил даже на возмущение.
— Чьи это вещи, Паша? — спросила она так же тихо.
Он замялся, подбирая слова. В этот момент из гостиной донесся звонкий, чуть капризный голос:
— Паш, а у вас пароль от вай-фая какой? Я тут свой ноут подключить хочу.
Алина медленно закрыла глаза. Катя. Конечно, Катя. Кто же еще. Она сделала глубокий вдох, расстегнула пуговицы на плаще и повесила его на крючок. Движения были выверенными, механическими, словно она экономила последние капли энергии.
— Павел, — произнесла она, поворачиваясь к мужу. — Я задала тебе вопрос.
Он подошел ближе, попытался взять ее за руку, но она едва заметно отстранилась.
— Алин, ну войди в положение. У Катьки опять проблемы. Хозяйка квартиры… в общем, попросила ее съехать. Срочно. Ей буквально некуда было идти.
— Понятно, — кивнула Алина. Она прошла на кухню, налила себе стакан воды и выпила залпом. Павел последовал за ней, как побитый щенок. — Опять музыку громко слушала? Или подружек привела, которые прожгли диван сигаретой? Или просто решила, что платить за аренду — это для слабаков?
— Ну зачем ты так… Там сложная ситуация. Хозяйка просто неадекватная, придиралась ко всему.
— Как и предыдущие четыре хозяйки, — безэмоционально закончила Алина. Она посмотрела на мужа в упор. — Надолго она у нас?
Павел отвел взгляд.
— Пока не найдет что-нибудь. Пару недель, может, месяц…
В кухню заглянула Катя. Девушка лет двадцати двух, с выкрашенными в платиновый блонд волосами, собранными в неряшливый пучок. На ней были короткие шорты и растянутая футболка с принтом какой-то рок-группы, которую она вряд ли когда-либо слушала. Она смерила Алину оценивающим взглядом.
— О, привет. А я уж думала, ты сегодня на работе ночуешь, — бросила она и снова обратилась к брату. — Так что с паролем? Мне срочно надо.
— Кать, подожди, — пробормотал Павел.
Алина поставила стакан на стол. Звук получился неожиданно громким в наступившей тишине.
— А с чего ты вообще решил, что твоя сестра будет жить с нами? — спросила она ледяным тоном, глядя на Павла.
Катя фыркнула.
— Ну не на вокзале же мне ночевать. Пашка же мой брат.
Алина проигнорировала ее. Все ее внимание было сосредоточено на муже. Он выглядел жалко. Высокий, обычно уверенный в себе мужчина сейчас сутулился, не зная, куда деть руки.
— Алинка, ну это же временно… — начал он снова свою песню.
— Нет, — отрезала она. — Это не временно. Это уже было. Три раза. Сначала она жила у нас месяц после университета, потому что искала «себя». Потом две недели, когда поссорилась с парнем. Потом еще три недели, когда ее уволили с работы и нечем было платить за комнату. Хватит.
— Ты такая бессердечная, — надула губы Катя. — Семья должна помогать друг другу.
— Семья — это мы с Павлом, — четко произнесла Алина. — А ты его сестра. И ты совершеннолетняя, дееспособная девушка. У тебя есть руки, ноги. Ты можешь работать. Почему мы должны решать твои проблемы?
— Потому что он мой брат! — почти взвизгнула Катя.
Алина снова посмотрела на Павла. Он молчал, и это молчание было красноречивее любых слов. Он снова сделал выбор за них обоих. Он снова поставил ее перед фактом, надеясь, что она, как всегда, промолчит, поджимает губы и будет терпеть.
— Значит так, — сказала Алина с пугающим спокойствием. — Либо ее вещи сегодня же исчезают из нашей квартиры, либо ты собираешь свои. Вещи в руки и вперед на съемную квартиру. Вместе с сестрой. Можете там жить долго и счастливо, помогать друг другу, искать себя и ругаться с хозяйками. Но не здесь.
Она развернулась и вышла из кухни, оставив Павла и Катю в ошеломленном молчании. В спальне она закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Сердце колотилось где-то в горле. Это был ультиматум. Последний. И она знала, что на этот раз отступать не станет.
Первые дни превратились в тягучую холодную войну. Павел ходил по квартире тенью, пытаясь поймать взгляд Алины, заговорить, но она отвечала односложно, по делу: «купи хлеб», «нужно заплатить за свет», «я буду поздно». Она перестала готовить ужины на двоих. Приходила с работы, делала себе легкий салат, ела в тишине и уходила в спальню с книгой. Она отгородилась от него невидимой стеной, и он не знал, как ее пробить.
Катя же, наоборот, вела себя так, будто ничего не произошло. Ультиматум невестки ее, казалось, ничуть не смутил. Она освоилась в квартире с поразительной скоростью. Гостиная превратилась в ее филиал: на диване валялись ее вещи, на журнальном столике стояла кружка с недопитым чаем и ноутбук, из которого постоянно доносились звуки сериалов или громкая музыка.
Алина старалась не заходить в гостиную. Их двухкомнатная квартира, еще недавно казавшаяся ей уютным гнездышком, превратилась в минное поле. Каждый угол мог таить в себе неприятный сюрприз: брошенное Катей полотенце в ванной, крошки на кухонном столе, переполненное мусорное ведро, потому что Катя «забыла» его вынести.
Это были мелочи, но из них, как из ядовитых капель, складывалось море раздражения. Алина чувствовала себя чужой в собственном доме. Она приходила с тяжелой работы, где целый день занималась логистикой поставок — цифры, таблицы, ответственность, — и мечтала только об одном: о тишине и покое. Но дома ее ждал новый уровень стресса.
Однажды вечером она зашла в ванную и увидела на своей полочке с дорогой косметикой беспорядок. Ее крем для лица был открыт, а рядом виднелся жирный отпечаток пальца. Сыворотка, которую она заказывала специально, была почти пуста. Алина молча собрала остатки своей косметики в косметичку и убрала в ящик комода в спальне, под ключ.
Вечером Павел снова предпринял попытку к примирению.
— Алин, ну сколько можно дуться? — спросил он, когда они столкнулись в коридоре. — Я поговорю с Катей. Она съедет, обещаю. Просто ей нужно время.
— Время? — Алина горько усмехнулась. — Паша, мы женаты пять лет. И все эти пять лет твоя сестра перманентно нуждается во «времени». То ей нужно время найти работу, то время понять, чего она хочет от жизни, то время, чтобы пережить расставание. А нам с тобой кто-нибудь даст время, чтобы просто пожить спокойно, своей семьей?
— Это разные вещи. Она моя единственная сестра. Родителей нет, ты же знаешь. Я обещал отцу, что присмотрю за ней.
Это был его главный козырь. Их родители погибли в автокатастрофе, когда Павлу было двадцать пять, а Кате — семнадцать. С тех пор он взвалил на себя эту ношу — роль отца, защитника и спонсора для инфантильной и не желающей взрослеть сестры. Алина всегда с пониманием относилась к этому. Она жалела Павла, видела, как ему тяжело. Но со временем ее сочувствие испарилось, сменившись глухим раздражением. Катя беззастенчиво пользовалась его чувством вины.
— Ты обещал присмотреть, Паша, а не положить свою жизнь и жизнь своей жены к ее ногам, — жестко ответила Алина. — Присмотреть — это помочь найти работу, дать совет, поддержать в трудную минуту. А не селить ее в нашей квартире каждый раз, когда у нее случается очередная «сложная ситуация», которую она сама же и создает.
— Ты просто ее не любишь.
— А я и не обязана ее любить! — сорвалась Алина. — Я выходила замуж за тебя, а не за твою сестру. Я хочу приходить домой и чувствовать себя хозяйкой. Я хочу отдыхать, а не думать о том, что опять не убрано, не помыто, и кто съел мой йогурт! Это мелочи, понимаешь? Но они убивают все!
Она замолчала, тяжело дыша. Павел смотрел на нее растерянно, словно видел впервые.
— Я не думал, что все так серьезно…
— А ты вообще думал? — спросила она устало. — Ты думал обо мне, когда притащил ее сюда? Ты подумал, каково мне будет? Или ты просто решил, что я, как всегда, потерплю?
Он не ответил. И тогда Алина поняла, что это конец. Неважно, съедет Катя или нет. Что-то фундаментальное в их отношениях треснуло безвозвратно. Его нежелание видеть очевидное, его привычка прятать голову в песок, его вечное «Алин, ну войди в положение» — все это разрушило то доверие, на котором держался их брак.
Напряжение достигло пика в субботу. Алина решила устроить генеральную уборку. Она с самого утра мыла, чистила, разбирала шкафы — выплескивала в физической работе все свое накопившееся напряжение. Павел уехал к другу помогать с ремонтом — удобный предлог, чтобы сбежать из дома. Катя же спала до полудня.
Когда Алина, уставшая, но довольная блеском квартиры, решила выпить чаю, из спальни выплыла ее золовка. Она окинула взглядом сияющую чистотой кухню и заявила:
— О, убралась? Молодец. А то грязища была, дышать нечем. Слушай, сделай мне кофе, а? Голова раскалывается.
Алина медленно повернулась к ней.
— Кофемашина там, — она кивнула в угол. — Капсулы в ящике. Сама справишься.
Катя удивленно вскинула брови.
— Тебе сложно, что ли? Я вообще-то гость.
— Гости так долго не живут, — отрезала Алина. — Гости не пользуются чужими вещами без спроса, не разбрасывают свою одежду и хотя бы иногда моют за собой тарелку. Ты не гость, Катя. Ты проблема.
— Да как ты смеешь! — взвилась та. — Я брату все расскажу! Он тебе покажет, как со мной разговаривать!
— Обязательно расскажи, — спокойно посоветовала Алина. — Может, заодно и про мой крем расскажешь, который ты вымазала за неделю? И про то, как твои друзья курили на нашем балконе, хотя я просила этого не делать? И про деньги, которые ты взяла из кошелька Павла, пока он был в душе? Думала, я не заметила?
Катя побледнела. Ее спесь моментально улетучилась.
— Я… я не брала, — пролепетала она. — Это он сам мне дал!
— Он дал тебе две тысячи вчера утром. А пропало пять. Не сходится, правда? — Алина подошла к ней вплотную. Ее голос был тихим, но в нем звенела сталь. — Слушай сюда, девочка. Мое терпение закончилось. У тебя есть время до завтрашнего вечера, чтобы собрать свои вещи и исчезнуть из моей жизни. Иначе я сама вышвырну твои чемоданы на лестничную клетку. А брату своему можешь жаловаться сколько угодно. Мне уже все равно.
Катя смотрела на нее испуганными глазами. Она привыкла к молчаливой неприязни Алины, но с такой открытой, холодной яростью столкнулась впервые. Она поняла, что это не пустые угрозы.
Вечером, когда вернулся Павел, его ждала сцена. Катя рыдала у него на плече, сбивчиво рассказывая, как «эта мегера» Алина ее унижала, оскорбляла и угрожала выгнать на улицу.
— Она меня воровкой назвала, Паш! Сказала, что я у тебя деньги украла! — всхлипывала она.
Павел помрачнел. Он вошел в спальню, где Алина читала книгу, делая вид, что ничего не происходит.
— Алина, это правда? Ты назвала ее воровкой?
— Я назвала вещи своими именами, — не отрываясь от книги, ответила она. — Она взяла деньги без спроса. Это называется воровство.
— Она бы отдала! — вспылил Павел. — Зачем нужно было устраивать этот цирк? Унижать ее?
— А приводить ее в наш дом без моего ведома — это не унижение для меня? Терпеть ее свинство неделями — не унижение? Паша, я тебя предупреждала. Мой срок истек. Завтра ее здесь быть не должно.
— Ты не можешь так поступить! Она же…
— …твоя сестра, да, я помню. Поэтому ты и поступишь, как мужчина. Возьмешь на себя ответственность. Снимешь ей квартиру. Дашь денег на первое время. Поможешь переехать. Это и называется «присмотреть». А не прятать ее за моей спиной.
Он смотрел на нее, и в его глазах была паника. Он был загнан в угол. С одной стороны — рыдающая сестра, манипулирующая его чувством долга. С другой — жена, холодная и непреклонная, как айсберг. И он должен был сделать выбор.
На следующий день Алина, придя с работы, увидела в прихожей собранные чемоданы. Ее сердце на мгновение замерло — чьи? Ее или Катины? Из гостиной вышел Павел. Лицо у него было измученное, серое.
— Я нашел ей комнату, — глухо сказал он. — Недалеко отсюда. Сейчас вызову такси.
Алина молча кивнула. Она не чувствовала ни радости, ни триумфа. Только опустошение. Она победила в этой битве, но война еще не была окончена. Самое страшное было впереди.
Катя уехала, громко хлопнув дверью и бросив на прощание Алине взгляд, полный ненависти. В квартире воцарилась непривычная, звенящая тишина. Но она не приносила облегчения. Наоборот, она подчеркивала ту пропасть, которая образовалась между супругами.
Они почти не разговаривали. Павел замкнулся в себе, стал раздражительным. Любая мелочь могла вывести его из себя. Он явно винил Алину в произошедшем, считал ее жестокой и эгоистичной. А она, в свою очередь, не могла простить ему его слабости, его нежелания защитить их семью.
Однажды ночью она проснулась оттого, что он говорил по телефону на кухне. Она не хотела подслушивать, но его голос был напряженным, и обрывки фраз долетали до спальни.
— Мам, я все понимаю… Да, я снял ей комнату… Нет, денег у нее нет… Я плачу… Алина? Мам, не надо про Алину… Она просто устала…
Алина закрыла глаза. Тамара Викторовна. Конечно. Мать, которая жила в другом городе, но незримо присутствовала в их жизни, постоянно напоминая сыну о его «долге». Она наверняка сейчас накручивала его, рассказывая, какая дрянь ему досталась в жены, выгнавшая родную кровиночку на улицу.
На следующий день Павел пришел с работы мрачнее тучи. Он молча прошел на кухню, налил себе водки — чего раньше никогда не делал посреди недели — и залпом выпил.
— Что-то случилось? — осторожно спросила Алина.
— Катьку уволили, — бросил он, не глядя на нее. — Хозяин сказал, что она постоянно опаздывает и грубит клиентам. Теперь ей снова нечем платить за комнату. Довольна?
Алина почувствовала, как внутри все холодеет.
— При чем здесь я? Я ее на работу устраивала или заставляла опаздывать?
— Но это ты ее выгнала! — взорвался он. — Если бы она жила здесь, ничего бы этого не было! Она была бы под присмотром!
— Под чьим? Под моим? — Алина встала. — Я должна была ее по утрам будить, за ручку на работу водить и следить, чтобы она клиентам не хамила? Паша, ей двадцать два года, а не пять! До каких пор ты собираешься быть ей нянькой? До пенсии?
— Ты ничего не понимаешь! У тебя нет ни сестер, ни братьев! Ты не знаешь, что такое родная кровь!
— Зато я знаю, что такое семья! Семья — это когда муж и жена смотрят в одну сторону. Когда они — команда. А мы с тобой кто? Соседи по квартире, которые друг друга ненавидят? Я так больше не могу, Паша.
Он смотрел на нее с яростью и отчаянием.
— И что ты предлагаешь? Чтобы я бросил сестру на произвол судьбы?
— Я предлагаю тебе наконец повзрослеть. И ей помочь повзрослеть. Перестать платить за ее комнаты, кормить ее и потакать ее капризам. Пусть идет и работает. На любую работу. Дворником, уборщицей, посудомойкой. Пусть узнает, как деньги зарабатываются. Тогда, может, и ценить их начнет.
— Ты жестокая, — прошептал он.
— Нет, — покачала головой Алина. — Я реалистка. А ты живешь в иллюзиях. Ты думаешь, что помогаешь ей, а на самом деле калечишь ее жизнь и разрушаешь нашу.
В тот вечер они впервые спали в разных комнатах. Алина ушла в гостиную, на тот самый диван, где еще недавно хозяйничала Катя. Она лежала без сна, глядя в потолок, и понимала, что обратной дороги нет. Это был не просто скандал. Это было столкновение двух мировоззрений, двух разных взглядов на жизнь, на долг, на семью. И компромисс здесь был невозможен.
Утром она приняла решение. Спокойно, без слез и истерик. Она просто поняла, что больше не хочет тратить свою жизнь на эту бессмысленную борьбу. Она хотела покоя. Она хотела домой. А этот дом перестал быть ее.
Она начала действовать методично. Позвонила агенту по недвижимости. В обеденный перерыв съездила, посмотрела небольшую, но уютную однокомнатную квартиру на другом конце города. Вечером, когда Павел еще не вернулся, начала собирать свои вещи. Не все подряд, а только самое необходимое: одежду, книги, документы, ту самую косметичку, которую прятала под ключ.
Павел застал ее за этим занятием. Он замер на пороге спальни, глядя на полупустые полки в шкафу и коробку с ее вещами на полу.
— Ты… ты что делаешь? — растерянно спросил он.
— Собираюсь, — спокойно ответила Алина, не прекращая своего занятия. — Я нашла квартиру. Завтра переезжаю.
Он бросился к ней, схватил за руки. В его глазах был страх.
— Алина, постой! Не надо! Это все из-за Кати? Я решу этот вопрос! Я все решу, честно! Я отправлю ее к матери в другой город! Только не уходи!
Она мягко высвободила руки.
— Дело уже не в Кате, Паша. Дело в тебе. Я поняла, что никогда не буду у тебя на первом месте. Всегда найдется кто-то или что-то важнее — сестра, чувство долга, мамино мнение. Ты не выбрал ее вместо меня. Ты просто не способен выбрать меня. Ты будешь вечно пытаться усидеть на двух стульях, а в итоге больно будет всем. Особенно мне.
— Но я люблю тебя! — почти крикнул он.
— Я знаю, — грустно улыбнулась Алина. — Наверное. По-своему. Но иногда одной любви недостаточно. Я устала. Я просто хочу жить спокойно. Без драм, без ультиматумов, без чувства, что я постоянно кому-то мешаю.
Она говорила это, и сама удивлялась своему спокойствию. Внутри была пустота, выжженная пустыня, но на поверхности — ледяное самообладание. Она сделала свой выбор. Болезненный, страшный, но единственно верный для нее.
На следующий день она ушла. Павел пытался ее удержать, обещал, умолял, но она была непреклонна. Когда за ней закрылась дверь, он долго стоял посреди прихожей, глядя на то место, где еще вчера стояли Катины чемоданы.
Вечером ему позвонила Катя.
— Паш, привет. Слушай, тут такое дело… Хозяин комнаты сказал заплатить до завтра, а у меня ни копейки. Можешь подкинуть? И еще, может, я пока к тебе вернусь, а? Всего на недельку, пока новую работу не найду. А то тут так тоскливо одной…
Павел слушал ее звонкий, беззаботный голос и смотрел на пустое место рядом с собой на диване. Квартира казалась огромной и гулкой. Тишина, о которой так мечтала Алина, теперь давила на него свинцовой тяжестью. Он добился своего.
Он не бросил сестру. Он выполнил свой долг. Вот только цена этого долга оказалась непомерно высокой. Он потерял женщину, которую любил. Он остался один. Вернее, не один. С сестрой. Которая так и не повзрослеет. Никогда.
