— Кстати, Лер, я тут подумал, — Стас лениво потянулся на диване, откладывая в сторону пульт от телевизора, звук которого он тут же приглушил до едва слышного бормотания. Он смотрел куда-то в стену, словно разглядывая невидимый узор на обоях, и эта его манера говорить о важном, не глядя в глаза, всегда немного напрягала Леру. — С этого месяца кредит за мотоцикл будешь ты платить.
Лера, уютно устроившаяся в кресле с ноутбуком на коленях и чашкой остывающего чая на столике рядом, на мгновение замерла, её пальцы зависли над клавиатурой. Она даже не сразу поняла, расслышала ли. Переспросила, всё ещё глядя в экран, где до этого увлечённо выбирала отель для их предполагаемого осеннего отпуска, который они, впрочем, ещё даже не начинали толком обсуждать:
— Что, прости? Я, кажется, ослышалась. Повтори, что ты там придумал?
Стас наконец повернул к ней голову. На его лице была та самая смесь ленивой уверенности и едва заметной самодовольной ухмылки, которая обычно предшествовала каким-то его очередным «гениальным» идеям, чаще всего касающимся трат или перекладывания ответственности.
— Говорю, кредит за мой новый байк с этого месяца на тебе. Так будет правильно.
Лера медленно закрыла крышку ноутбука. Звук показался в наступившей тишине оглушительным. Она поставила чашку на блюдце, стараясь делать это аккуратно, чтобы не расплескать остатки чая, хотя внутри уже всё начинало закипать. Она посмотрела на мужа долгим, изучающим взглядом, пытаясь понять – это какая-то извращённая шутка, проверка её реакции, или он действительно это всерьёз.
— Стас, ты сейчас пошутил, да? – голос её звучал пока ещё относительно спокойно, но в нём уже появились металлические нотки. – Потому что шутка, если честно, так себе. Совсем не смешная.
— А что тут смешного? – он пожал плечами, снова отводя взгляд, на этот раз к своим рукам, которые он принялся рассматривать с преувеличенным интересом, словно только что обнаружил на них что-то невероятно важное. – Всё логично. У меня же алименты на Даньку списывают, ты знаешь. Если я ещё и за мотик буду платить в полном объёме, мне вообще на жизнь не останется. Ну, на мои личные нужды, ты понимаешь. Бензин там, посидеть с парнями, мало ли что. Я же не могу совсем без денег оставаться.
Вот теперь Лера поняла, что он не шутит. И волна возмущения, до этого момента сдерживаемая остатками самоконтроля, начала подниматься в ней, горячая и неудержимая. Она всегда считала, что раздельный бюджет – это честно и правильно. Каждый зарабатывает, каждый тратит на себя, на общие нужды скидываются. Мотоцикл Стаса, этот сверкающий хромом монстр, купленный пару месяцев назад вопреки её здравым доводам о его непрактичности и дороговизне, был исключительно его прихотью, его «мечтой детства», как он выражался. И она ни единым словом не обмолвилась, что будет участвовать в оплате этой дорогой игрушки.
— Так, стоп, – Лера подняла руку, останавливая его дальнейшие рассуждения о «личных нуждах». Она встала с кресла, чувствуя, как кровь приливает к лицу. – Давай-ка по порядку.
— Что ещё?
— А с какой стати вдруг, ты стал распоряжаться моей зарплатой, милый? Ты не много ли на себя взял? И кредит за свой мотоцикл выплачивай сам!
Её голос, начавший набирать силу, заполнил комнату. Стас поморщился, словно от зубной боли, и тоже поднялся с дивана. Он был выше Леры на голову, и обычно в спорах пытался использовать своё физическое превосходство, нависая над ней, но сейчас Лера стояла так прямо, так уверенно, что его обычный приём не сработал.
— Ну Лер, ну что ты сразу начинаешь? – недовольно протянул он, в его голосе зазвучали те самые капризные нотки, которые она терпеть не могла. – Я же тебе объясняю по-человечески. Алименты – это серьёзная статья расходов. Я же не виноват, что так получилось. Ребёнку помогать надо.
— Твои алименты – это твои алименты, Стас, – отрезала Лера, её взгляд стал жёстким. – Это результат твоего прошлого брака и твоих решений. Я к этому не имею никакого отношения, и я не собираюсь взваливать на себя ещё и эту ношу. Ты прекрасно знал о своих обязательствах, когда брал этот чёртов мотоцикл в кредит. Ты рассчитывал свои силы? Или ты уже тогда предполагал, что повесишь это на меня?
Она сделала шаг к нему, сокращая дистанцию, и теперь уже она смотрела на него снизу вверх, но в её взгляде было столько холодной ярости, что Стас невольно отступил на полшага.
— Это твои игрушки, Стас. Твоя «мечта». Вот и плати за неё сам. Из своих денег. А если тебе на «личные нужды» не хватает после всех выплат, то, может, стоило выбирать мотоцикл поскромнее? Или, может, умерить аппетиты в этих самых «личных нуждах»? Это твои проблемы, а не мои. И я не позволю тебе решать их за мой счёт.
Стас нахмурился ещё больше, желваки заходили на его скулах. Он явно не ожидал такого решительного отпора. Видимо, рассчитывал, что Лера повозмущается для вида, а потом смирится, как это иногда бывало раньше в менее принципиальных вопросах. Но сейчас он понял, что задел её за живое.
Стас скривился, словно проглотил что-то кислое. Он явно не был готов к такому прямому и жёсткому отпору. Его план, такой простой и логичный в его собственной голове, давал трещину на глазах. Он рассчитывал на некоторое сопротивление, возможно, на пару дней дутья губ, но никак не на открытое объявление войны из-за, по его мнению, такой мелочи.
— Ты что, хочешь, чтобы я вообще без копейки сидел? — попытался он надавить, используя свой излюбленный приём — выставить себя жертвой обстоятельств. — Тебе меня совсем не жалко, да? Я и так кручусь как белка в колесе, эти алименты просто удавка на шее. А ты, вместо того чтобы поддержать, помочь мужу, сразу в позу становишься. Где твоя женская солидарность, твоё понимание?
Лера едва заметно усмехнулась, но усмешка эта была холодной, как январский ветер. «Женская солидарность» — вот уж чего она точно не собиралась проявлять к его финансовым махинациям за её счёт.
— Стас, давай не будем играть в мелодраму, — её голос оставался твёрдым, без тени сочувствия, на которое он так рассчитывал. — Во-первых, о «копейке». Ты получаешь вполне приличную зарплату, и даже после вычета алиментов у тебя остаётся сумма, на которую многие семьи живут месяц, и не жалуются. Во-вторых, когда ты покупал этот мотоцикл, ты же не со мной советовался, нужен ли он нашей семье. Ты просто пришёл и поставил меня перед фактом: «Смотри, какую цацку я себе купил!» Ты даже не поинтересовался, а может, у нас были другие, более насущные планы на эти деньги. Ты решил — ты купил. Так почему же теперь я должна расплачиваться за твою «цацку»?
Она подошла к окну, посмотрела на серый городской пейзаж за ним. Вечер опускался на город, зажигались первые огни. В такие моменты обычно хотелось уюта, тепла, спокойного разговора, а не вот этого вот выяснения отношений, кто кому больше должен.
— Ты говоришь, «помочь мужу», — продолжила она, не оборачиваясь. — А ты когда-нибудь думал, что помощь должна быть взаимной? Когда я хотела пойти на курсы повышения квалификации, которые стоили приличных денег, помнишь, что ты сказал? «Лер, ну куда тебе ещё учиться, у тебя и так хорошая работа. Давай лучше эти деньги на что-то более полезное потратим». И под «полезным» ты, конечно же, подразумевал очередной апгрейд своего компьютера или новую удочку. Мои интересы, мои стремления тебя никогда особо не волновали. Главное, чтобы тебе было комфортно.
Стас насупился. Он ненавидел, когда Лера припоминала ему старые грехи, особенно те, где он выглядел откровенным эгоистом.
— Ну это же совсем другое! — возмутился он. — Одно дело — какие-то там курсы, которые неизвестно, принесли бы пользу или нет, а другое — реальные финансовые трудности! Я же не для себя прошу, я для семьи стараюсь, чтобы мы могли нормально жить!
— Для семьи? — Лера резко обернулась, и в её глазах вспыхнули гневные искорки. — Стас, не смеши меня! Этот мотоцикл — он для семьи? Мы на нём будем картошку с дачи возить или детей в школу? Это твоя личная игрушка, дорогая и бессмысленная с точки зрения семейного бюджета. И ты сейчас пытаешься заставить меня оплачивать твои развлечения, прикрываясь «семейными нуждами» и своими алиментами. Это низко, Стас. Очень низко.
Она снова подошла к нему вплотную, и теперь её голос, хоть и негромкий, звучал так, что у Стаса по спине пробежал неприятный холодок.
— Запомни раз и навсегда: мой кошелёк — это мой кошелёк. Я сама решаю, на что тратить свои заработанные деньги. И уж точно не на погашение кредита за твой мотоцикл. Если тебе не хватает денег, значит, ты неправильно рассчитал свои силы. Продавай свою «мечту», бери что-то подешевле, ищи вторую работу, в конце концов. Но ко мне с такими предложениями больше не подходи. Ты меня понял?
Стас молчал, сверля её тяжёлым взглядом. Он видел, что она настроена решительно, и его обычные уловки на неё не действуют. Это бесило его ещё больше. Он привык, что в конечном итоге Лера уступает, идёт на компромиссы, лишь бы сохранить мир в доме. Но сейчас перед ним стояла другая Лера — жёсткая, непреклонная, не желающая прогибаться под его хотелки.
— А ты хотела, чтобы я твои хотелки оплачивал, оставаясь без копейки? — наконец выдавил он из себя, переиначивая её же слова, но звучало это жалко и неубедительно. — Ты просто не хочешь войти в моё положение! Ты думаешь только о себе!
— О да, я думаю о себе, — спокойно подтвердила Лера. — И знаешь, мне это начинает нравиться. По крайней мере, это честнее, чем прикрывать свой эгоизм заботой о семье. Так что, Стас, забудь. Просто забудь о том, что я буду платить за твой мотоцикл. Этот разговор окончен.
Она развернулась и пошла на кухню, демонстративно давая понять, что продолжать эту бесполезную дискуссию она не намерена. Стас остался стоять посреди комнаты, чувствуя, как внутри всё кипит от злости и бессилия. Он понял, что сегодня потерпел сокрушительное поражение на финансовом фронте, и это было для него совершенно новым и очень неприятным ощущением. Но сдаваться он не собирался.
Тишина, повисшая в квартире после ухода Леры на кухню, была тяжёлой и давящей, как грозовая туча перед ливнем. Стас ещё несколько минут постоял посреди гостиной, переваривая её слова. Его лицо то бледнело, то наливалось краской. Он никак не мог смириться с тем, что его, казалось бы, безупречный план потерпел такое фиаско. Лера не просто отказала, она унизила его, выставила эгоистичным инфантилом, не способным нести ответственность за собственные решения. Этого он простить не мог.
Он прошёл на кухню. Лера стояла у плиты, демонстративно помешивая что-то в кастрюльке, словно ничего не произошло, словно их только что не разделяла пропасть непонимания и взаимных упрёков. Этот её вид, это спокойствие, которое он расценивал как полное пренебрежение к его «проблемам», взбесили его ещё больше.
— Значит, так, да? — начал он, стараясь придать голосу максимальную жёсткость, хотя внутри всё клокотало от обиды. — Тебе плевать, что у меня будут финансовые трудности? Тебе плевать, что я, возможно, не смогу даже заправить свой мотоцикл, чтобы просто съездить куда-то развеяться?
Лера медленно повернулась, в её руке всё ещё была ложка, с которой медленно стекала какая-то ароматная подлива. Она посмотрела на него так, будто видела впервые.
— Стас, я тебе уже всё сказала. Это твой мотоцикл, твои «развлечения» и, соответственно, твои финансовые трудности, если они возникнут. И да, откровенно говоря, меня мало волнует, сможешь ли ты его заправить. Это не предмет первой необходимости, без которого наша семья не сможет прожить. У нас есть машина, если уж на то пошло, и она требует гораздо меньше затрат.
— Ах, вот как ты заговорила! — Стас упёр руки в бока, его ноздри раздувались. — Значит, когда тебе нужно было новое платье на корпоратив, или когда ты захотела тот дорогущий телефон, я должен был молча раскошеливаться, потому что это же «для тебя, любимой»? А как мне нужна помощь, так сразу «мои проблемы»? Где справедливость, Лера?
Лера поставила кастрюльку на выключенную конфорку и скрестила руки на груди. Её спокойствие начинало давать трещины, в голосе появились стальные нотки.
— Во-первых, Стас, давай не будем путать божий дар с яичницей. Моё платье на корпоратив, который, между прочим, был мероприятием компании, где я работаю и зарабатываю деньги, в том числе и на общие нужды, и твой мотоцикл за несколько сотен тысяч, купленный в кредит исключительно для твоего удовольствия, – это вещи несравнимые. И телефон, о котором ты говоришь, я купила на свои собственные деньги, из своей зарплаты, ни копейки у тебя не попросив. Я, в отличие от некоторых, умею рассчитывать свой бюджет.
Она сделала паузу, давая ему возможность осознать сказанное, но он, похоже, был не в настроении слушать разумные доводы. Его захлестнула волна праведного, как ему казалось, гнева.
— Да что ты вообще понимаешь в бюджете! — взорвался он. — Ты всегда тратила деньги на всякую ерунду! Вспомни ту свою дурацкую коллекцию фарфоровых кукол! Сколько денег ты на них спустила? А пользы от них – ноль! Пыль только собирают! А я, между прочим, всегда старался вкладываться в полезные вещи, в то, что приносит радость, в то, что делает жизнь ярче!
Лера горько усмехнулась. Вот оно, началось. Переход на личности, припоминание старых обид, попытка обесценить её увлечения. Классический приём Стаса, когда у него заканчивались аргументы.
— Мои фарфоровые куклы, Стас, это моё хобби, — произнесла она отчётливо, разделяя слова. — И я тратила на них свои, подчёркиваю, свои деньги. Я не просила тебя покупать мне их, я не вешала на тебя кредиты за них. И если уж на то пошло, то от твоего мотоцикла пользы для семьи ещё меньше, чем от моих кукол. Они хотя бы стоят на полке и никому не мешают, а твой «железный конь» занимает полгаража, требует постоянных вложений в тюнинг и бензин, и катаешься на нём исключительно ты один, демонстрируя свою «крутизну» перед такими же великовозрастными мальчишками.
Её слова были как пощёчины. Стас побагровел. Он не привык, чтобы Лера так открыто и безжалостно критиковала его «священную корову» — его увлечение мотоциклами.
— Да ты просто завидуешь! — выкрикнул он. — Завидуешь, что у меня есть настоящая страсть, настоящее мужское увлечение, а у тебя — только эти твои куклы да сериалы! Ты просто не можешь понять, что такое свобода, что такое ветер в лицо, что такое рёв мотора! Ты серая мышь, которая боится всего нового, всего яркого!
— Серая мышь? — Лера вскинула бровь. — Знаешь, Стас, эта «серая мышь» почему-то умудряется зарабатывать не меньше твоего, а иногда и больше. И эта «серая мышь» как-то умудряется планировать бюджет так, чтобы хватало и на жизнь, и на «пылесборники» в виде кукол, и даже на то, чтобы иногда побаловать себя чем-то приятным, не влезая при этом в долги и не перекладывая свои финансовые проблемы на других. А вот ты, такой «свободный» и «яркий», почему-то не можешь справиться с кредитом за свою «мужскую страсть» без того, чтобы не попытаться залезть в чужой карман.
Она подошла к нему почти вплотную, глядя ему прямо в глаза, и её голос, хоть и негромкий, звенел от сдерживаемой ярости.
— Ты знаешь, Стас, я долго терпела твой эгоизм. Твоё вечное «я», «мне», «моё». Твоё нежелание считаться с моими интересами, с нашими общими планами. Я думала, что это пройдёт, что ты повзрослеешь, что поймёшь, что семья – это не только брать, но и отдавать. Но, видимо, я ошибалась. Ты так и остался тем самым мальчишкой, которому все должны, а он никому ничего. И этот твой мотоцикл – это просто очередное подтверждение этому. Так что, извини, дорогой, но свои «мужские страсти» оплачивай сам. А я, «серая мышь», пойду, пожалуй, займусь своими «скучными» делами.
С этими словами она обошла его и вышла из кухни, оставив Стаса одного наедине с его праведным гневом, который постепенно начал сменяться растерянностью и каким-то неприятным предчувствием, что этот скандал – не просто очередная бытовая ссора. Это что-то гораздо более серьёзное. И виноват в этом, как бы ему ни хотелось думать иначе, был только он сам.
Стас ещё долго стоял на кухне, оглушённый последними словами Леры. «Мальчишка, которому все должны» — эта фраза больно резанула по его самолюбию. Он всегда считал себя щедрым, открытым, душой компании. А тут — такое. Он попытался убедить себя, что Лера просто сорвалась, что она не это имела в виду, что она просто устала и не поняла всей серьёзности его финансового положения. Но где-то в глубине души шевелился неприятный червячок сомнения, подсказывавший, что она, возможно, во многом права.
Он вышел из кухни, намереваясь продолжить разговор, попытаться как-то сгладить углы, может быть, даже пойти на какие-то уступки, хотя мысль об этом была ему крайне неприятна. Лера сидела в кресле в гостиной, том самом, где ещё недавно так безмятежно выбирала отель. Ноутбук был закрыт, взгляд устремлён в окно, на мерцающие огни ночного города. В её позе было что-то окончательное, какая-то холодная отрешённость, которая заставила Стаса остановиться на пороге.
— Лер, ну послушай, — начал он примирительно, стараясь, чтобы голос звучал мягче, — может, мы погорячились? Давай всё-таки обсудим это спокойно. Я же не прошу чего-то невозможного. Просто небольшая помощь, пока я не разберусь со своими финансами.
Лера медленно повернула голову. В её глазах не было ни гнева, ни обиды. Только холодное, почти ледяное спокойствие, от которого Стасу стало не по себе.
— Стас, мы уже всё обсудили, — её голос был ровным, безэмоциональным. — И я не вижу смысла повторять одно и то же по десятому кругу. Моё решение окончательное: я не буду платить за твой мотоцикл. Ни копейки. Ни сейчас, ни потом.
— Но почему ты такая упёртая? — в голосе Стаса снова зазвучали нотки раздражения. Он не привык к такому тотальному игнорированию своих «разумных» доводов. — Неужели тебе так трудно помочь мужу? Ты же понимаешь, что если я не смогу платить кредит, то у меня будут проблемы? Коллекторы, испорченная кредитная история… Тебе это нужно?
— Мне это не нужно, Стас, — спокойно ответила Лера. — Но это твои проблемы, не мои. Ты взрослый мужчина, и ты должен нести ответственность за свои решения. Ты захотел этот мотоцикл — ты его купил. Ты взял на себя обязательства по кредиту — ты их и выполняй. А пытаться переложить эту ответственность на меня — это, как минимум, не по-мужски.
— Ах, вот оно что! — Стас почувствовал, как новая волна гнева поднимается в нём. — Теперь ты ещё и будешь меня учить, как быть мужчиной? А сама-то ты кто? Идеальная жена? Да ты просто эгоистка, которая думает только о себе и своих куклах! Если ты такая независимая и самостоятельная, то, может, тебе и муж тогда не нужен? Может, тебе лучше жить одной, раз ты не способна на элементарное человеческое сочувствие и поддержку?
Он ожидал, что эти слова заденут её, вызовут ответную реакцию, может быть, даже слёзы. Но Лера оставалась невозмутимой. Она смотрела на него долгим, внимательным взглядом, словно оценивая, стоит ли он вообще её ответа.
— Знаешь, Стас, — наконец произнесла она тихим, но твёрдым голосом, — а ведь ты, пожалуй, прав. Может быть, мне действительно лучше жить одной. По крайней мере, мне не придётся выслушивать постоянные упрёки в эгоизме только за то, что я не хочу оплачивать чужие прихоти. Мне не придётся оправдываться за каждую потраченную на себя копейку. И мне не придётся чувствовать себя виноватой за то, что у меня есть свои интересы и увлечения, отличные от твоих.
Она встала с кресла. В её движениях не было суетливости или нервозности. Только спокойная, холодная решимость.
— Я устала, Стас, — продолжила она, глядя ему прямо в глаза. — Я устала от твоего инфантилизма, от твоего эгоизма, от твоего вечного желания жить за чужой счёт, прикрываясь красивыми словами о «семейных ценностях» и «мужских страстях». Я устала быть для тебя удобной подушкой, на которую можно свалить все свои проблемы. Я устала от того, что ты видишь во мне не партнёра, не любимую женщину, а просто ресурс, который можно использовать в своих интересах.
Её слова били точно в цель, без промаха. Стас почувствовал, как у него перехватило дыхание. Он хотел что-то возразить, что-то крикнуть в ответ, но не мог выдавить из себя ни слова. Он вдруг понял, что этот разговор – не просто очередной скандал из-за денег. Это точка невозврата.
— Ты… ты что, серьёзно? — только и смог прошептать он, когда к нему вернулся дар речи.
— Абсолютно серьёзно, Стас, — кивнула Лера. — Я больше так не могу. И не хочу. Этот твой мотоцикл, эта твоя дурацкая идея с кредитом… это просто последняя капля. Это показало мне, что ты никогда не изменишься. Что ты всегда будешь ставить свои интересы превыше всего. А я так жить не хочу.
Она подошла к шкафу, достала небольшую дорожную сумку и начала молча складывать в неё свои вещи — самое необходимое. Стас смотрел на неё, не в силах поверить в происходящее. Этого не могло быть. Это какой-то дурной сон. Лера не может вот так просто взять и уйти.
— Лера, подожди… — он шагнул к ней, протянул руку, но она отстранилась.
— Не надо, Стас, — её голос был тихим, но твёрдым. — Всё уже сказано. Я поживу пока у подруги, а завтра начну искать себе квартиру. Тебе так будет проще платить за свой мотоцикл, когда не нужно будет тратиться ещё и на «эгоистичную жену».
Она застегнула сумку, взяла её в руку и, не оборачиваясь, пошла к выходу. Стас остался стоять посреди комнаты, раздавленный и опустошённый. Он смотрел на закрывшуюся за Лерой дверь, и в его голове билась только одна мысль: «Что я наделал?». Он вдруг с ужасающей ясностью осознал, что своим упрямством, своим эгоизмом, своей глупой гордыней он только что разрушил то немногое, что ещё оставалось от их брака. Мотоцикл, стоявший в гараже, вдруг показался ему не символом свободы и крутизны, а тяжёлым, холодным надгробием на их отношениях. И платить за него теперь придётся не только деньгами, но и гораздо более высокой ценой — ценой одиночества и запоздалого раскаяния. Воздух в квартире стал густым и неподвижным, пропитанным горечью окончательного разрыва и тишиной, которая была громче любого крика. Все поссорились. Окончательно и бесповоротно…
