Галина сидела на кухне. За окном моросил сентябрьский дождь. В квартире пахло сыростью и чем-то неуловимо старым, как будто время здесь остановилось лет двадцать назад. Она вздохнула, глядя на пожелтевший абажур, который так и не собралась заменить.
— Галя, ты где? — раздался из комнаты голос свёкра. Громкий, с хрипотцой — голос человека, привыкшего, что его слушают.
— На кухне, Иван Петрович, — отозвалась она, нехотя поднимаясь.
Иван Петрович, Галин свёкор, восседал в кресле у телевизора. На экране мелькали кадры какого-то сериала про ментов, но он, кажется, смотрел в пустоту. Его густые брови были нахмурены, а пальцы нервно перебирали край клетчатого пледа.
— Чайник поставь, — буркнул он, не глядя на неё. — И поговорить надо.
Галина кивнула, хотя внутри всё сжалось. Разговоры с Иваном Петровичем никогда не были лёгкими. Он был из тех мужчин, что считают себя центром вселенной, а всех остальных — обслуживающим персоналом. Даже после смерти жены, Зинаиды Павловны, он не утратил этой уверенности. Галина, невестка, для него была чем-то вроде мебели — должна быть, должна функционировать, но мнения её никто не спрашивал.
Она включила чайник и вернулась в комнату, вытирая руки о фартук.
— Что случилось? — спросила она, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
Иван Петрович повернул голову и уставился на неё. Глаза у него были светлые, почти прозрачные, и от этого взгляда всегда становилось не по себе.
— Ты вчера с Лёшкой разговаривала? — спросил он, и в голосе послышалась подозрительность.
Лёшка — Алексей, её муж — был сейчас в командировке. Работал он инженером на заводе, и раз в пару месяцев его отправляли в какой-нибудь Таганрог или Воронеж налаживать оборудование. Галина привыкла к его отлучкам, но каждый раз, когда он уезжал, свёкор начинал вести себя так, будто она обязана отчитываться за каждый шаг.
— Звонил вечером, — ответила она. — Сказал, что всё нормально, вернётся в пятницу.
— А про квартиру что сказал? — прищурился Иван Петрович.
Галина замерла. Это была больная тема. Эта трёхкомнатная квартира на окраине Подольска принадлежала свёкру, но жили в ней все вместе: Иван Петрович, Галина, Лёша и их дочь Катя, которой уже исполнилось девятнадцать. Катя училась в Москве, в педагогическом, и домой приезжала только на выходные. А вот свёкор был здесь всегда, и его присутствие ощущалось в каждом углу.
— Ничего не говорил, — осторожно ответила Галина. — А что с квартирой?
Иван Петрович хмыкнул и откинулся в кресле.
— Я тут подумал, может, продать её, — сказал он, как будто речь шла о старом диване. — Мне в деревню охота. Там воздух, тишина. А вы с Лёшкой себе что-нибудь снимете.
Галина почувствовала, как кровь прилила к щекам. Продать квартиру? Эту, где они с Лёшкой двадцать лет прожили, где Катя росла? Где каждый угол был наполнен воспоминаниями? Она открыла рот, чтобы возразить, но свёкор поднял руку, как будто останавливая её.
— А ты кто, чтобы мне указывать? — спросил он, и голос его стал жёстче. — Это моя квартира, я хозяин. Что хочу, то и делаю.
Галина сжала губы. Ей хотелось крикнуть, что она не никто, что это её дом, её семья, но слова застряли в горле. Вместо этого она повернулась и пошла на кухню, где чайник уже свистел, как паровоз.
***
К вечеру дождь усилился, и в квартире стало совсем тоскливо. Галина сидела за кухонным столом, листая старый журнал, который нашла в Катиной комнате. Там были статьи про моду и рецепты, но она читала их без интереса, просто чтобы отвлечься. Мысли всё время возвращались к словам свёкра. Продать квартиру. Это было не просто решение, это была катастрофа.
Она пыталась вспомнить, когда всё пошло не так. Иван Петрович всегда был сложным человеком, но после смерти Зинаиды Павловны, пять лет назад, он стал невыносимым. То ли горе его сломало, то ли просто возраст, но он всё чаще вмешивался в их с Лёшкой жизнь, критиковал, требовал. Галина терпела — из уважения, из привычки. Но теперь, когда он заговорил о продаже квартиры, терпение затрещало по швам.
Телефон зазвонил, и она вздрогнула. На экране высветилось имя Лёши.
— Галь, ты как? — голос мужа был усталый, но тёплый.
Она хотела рассказать ему всё, вывалить про свёкра, про квартиру, но вместо этого только вздохнула.
— Нормально. А ты?
— Да как обычно, — он хмыкнул. — Устал, как собака. Завтра ещё объект проверять. Слушай, а что там батя? Звонил мне днём, но я не успел взять.
Галина помедлила. Стоило ли говорить? Лёша и так на нервах, а свёкор — его отец, не ей же с ним разбираться. Но молчать она не могла.
— Он… про квартиру говорил, — начала она осторожно. — Хочет продать. Сказал, в деревню уедет, а мы должны себе что-то снять.
На том конце провода повисла тишина. Потом Лёша выругался — тихо, но так, что она представила, как он сжимает телефон.
— Это он серьёзно? — спросил он наконец.
— Без понятия, — честно ответила Галина. — Но ты же его знаешь. Если втемяшится, не отстанет.
— Я поговорю с ним, — сказал Лёшка, и в голосе его послышалась сталь. — Ты не бери в голову, Галь. Разберёмся.
Она кивнула и повесила трубку. Разберёмся. Лёшка всегда так говорил, но что-то подсказывало ей, что на этот раз всё будет сложнее.
***
На следующий день Галина решила, что пора действовать. Она не могла просто сидеть и ждать, пока Лёша вернётся и поговорит с отцом. Иван Петрович был упрям, как старый пень, и если уж решил что-то, то переубедить его было почти невозможно. Но Галина не собиралась сдаваться. Это был её дом, её жизнь, и она не позволит никому, даже свёкру, всё разрушить.
Утро началось с привычной рутины: она сварила кофе, нарезала бутерброды, поставила перед Иваном Петровичем тарелку с яичницей. Он ел молча, листая газету, и даже не взглянул на неё. Галина решила, что это её шанс.
— Иван Петрович, — начала она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — Я вот что хотела спросить. Вы вчера про квартиру говорили… Это вы серьёзно?
Он поднял глаза от газеты и посмотрел на неё так, будто она задала глупый вопрос.
— А что, несерьёзно, что ли? — буркнул он. — Я в деревню хочу. Там воздух, река. А тут что? Шум, грязь, соседи орут.
— Но ведь это и наш дом, — тихо сказала Галина. — Мой, Лёши, Кати. Мы тут всю жизнь прожили. Куда нам идти?
Иван Петрович отложил газету и скрестил руки на груди.
— А ты кто, чтобы мне указывать? — повторил он вчерашнюю фразу, и Галина почувствовала, как внутри всё закипает. — Это моя квартира, Галя. Моя и Зины, царство ей небесное. Я вас сюда пустил, потому что Лёшка мой сын. Но это не значит, что вы тут хозяева.
Она сжала кулаки под столом. Хотелось крикнуть, что она не прислуга, что она двадцать лет стирала его рубашки, готовила ему еду, терпела его придирки. Но вместо этого она глубоко вдохнула и сказала:
— Иван Петрович, я не указываю. Я просто прошу подумать. Лёшка работает, я работаю, Катя учится. Если вы продадите квартиру, нам некуда будет идти. Снимать жильё в Москве — это же неподъёмно.
Он хмыкнул, но ничего не ответил. Галина поняла, что разговор зашёл в тупик. Она встала, убрала посуду и пошла в свою комнату. Там, на старом комоде, стояла фотография: она, Лёша и Катя, ещё маленькая, на даче. Галина взяла рамку в руки и провела пальцем по стеклу. Тогда всё было проще. Тогда они были семьёй.
***
К вечеру приехала Катя. Она ворвалась в квартиру, как вихрь, с рюкзаком за плечами и мокрыми от дождя волосами.
— Мам, я дома! — крикнула она, скидывая кроссовки. — Есть что поесть?
Галина улыбнулась, несмотря на тяжесть на душе. Катя всегда была такой — шумной, энергичной, как её отец. Но в отличие от Лёши, она умела находить общий язык с дедом. Может, потому что была его любимицей, а может, потому что он видел в ней Зинаиду Павловну — те же глаза, тот же смех.
— Суп в холодильнике, — ответила Галина. — Разогрей, я сейчас.
Катя плюхнулась на диван, включила телевизор и начала рассказывать про свои лекции, про подруг, про какого-то парня, который ей нравится. Галина слушала вполуха, думая о своём. Наконец, она не выдержала.
— Катюш, — начала она. — Дед тебе ничего не говорил? Про квартиру?
Катя нахмурилась и отложила пульт.
— Нет. А что?
Галина пересказала ей всё: про разговор со свёкром, про его планы продать квартиру, про деревню. Катя слушала, поджав губы, а потом вдруг вскочила.
— Это он серьёзно? — возмутилась она. — Мам, да как он может? Это же наш дом!
— Тише, — шикнула Галина, косясь на дверь. — Он услышит.
— Да пускай слышит! — Катя уже была на взводе. — Я с ним поговорю.
Она решительно направилась в комнату деда, и Галина не успела её остановить. Через минуту из комнаты послышались голоса — громкий, возмущённый Кати и ворчливый Ивана Петровича. Галина прижалась к стене, прислушиваясь.
— Дед, ты чего? — говорила Катя. — Куда мы пойдём, если ты квартиру продашь? У нас же ничего нет!
— А ты не ори, — отвечал свёкор. — Это мое дело! Я в деревне дом хочу починить и жить там.
— Да какой жить там? — Катя почти кричала. — Там крыша течёт, печка развалилась! Ты хоть понимаешь, что делаешь?
Галина зажмурилась. Она знала, что Катя права, но знала и то, что спорить с Иваном Петровичем бесполезно. Он только сильнее упрётся.
***
Через два дня вернулся Лёшка. Он вошёл в квартиру поздно вечером, усталый, с дорожной сумкой через плечо. Галина бросилась к нему, обняла, и он, как всегда, погладил её по спине, будто успокаивая.
— Ну, рассказывай, — сказал он, когда они сели на кухне с чаем.
Галина рассказала всё, не утаивая ничего. Про свёкра, про его слова, про Катю, которая теперь дуется и почти не разговаривает с дедом. Лёшка слушал молча, глядя в чашку, и только пальцы его слегка подрагивали.
— Я поговорю с ним, — сказал он наконец. — Но, Галь, ты же знаешь батю. Если он решил, его не переубедишь.
— А что делать? — Галина чувствовала, как слёзы подступают к глазам. — Лёш, это наш дом. Мы не можем просто взять и уйти.
Он взял её руку и сжал.
— Не уйдём, — твёрдо сказал он. — Я что-нибудь придумаю.
Утром Лёшка сразу пошёл к отцу. Галина осталась на кухне, притворяясь, что моет посуду, но на самом деле прислушивалась. Разговор начался спокойно, но вскоре голоса стали громче.
— Батя, ты о чём вообще? — говорил Лёшка. — Это наш дом, мы тут живём. Куда нам идти?
— А я вас не гоню, — отвечал Иван Петрович. — Хотите — езжайте со мной в деревню. Там места хватит.
— В деревню? — Лёшка повысил голос. — Ты хоть понимаешь, что у нас работа, у Кати учёба? Мы не можем всё бросить!
— А ты не ори на отца, — огрызнулся свёкор. — Я для вас старался всю жизнь, а теперь что, мне и пожить для себя нельзя?
Галина закрыла глаза. Она знала, что этот разговор ни к чему не приведёт. Иван Петрович был как стена — сколько ни бейся, не пробьёшь.
***
Прошла неделя, и ничего не изменилось. Иван Петрович продолжал говорить о деревне, Лёшка злился, но ничего не мог поделать, а Катя вообще перестала приезжать домой. Галина чувствовала, как семья разваливается, и не знала, как это остановить.
Однажды вечером, когда она сидела на кухне, в дверь позвонили. Она открыла и увидела Светку, свою подругу ещё со школы. Светка была полной противоположностью Галины — шумная, бойкая, с ярко накрашенными губами и вечной сигаретой в руке.
— Галь, ты чего как тень? — сказала она, входя в квартиру. — Рассказывай, что стряслось.
Галина не выдержала и выложила всё: про свёкра, про квартиру, про Лёшку, который не знает, что делать. Светка слушала, пыхтя сигаретой, а потом хлопнула ладонью по столу.
— Так, подруга, хватит ныть, — сказала она. — Твой свёкор, конечно, тот ещё фрукт, но ты тоже не лыком шита. Надо с ним по-другому.
— Как? — устало спросила Галина.
— А ты напомни ему, что он без вас не справится, — подмигнула Светка. — Он же старый уже, в деревне один не потянет. А если вы уйдёте, кто ему борщи варить будет?
Галина задумалась. Светка была права. Иван Петрович привык, что за ним ухаживают, что всё для него делают. Может, если показать ему, каково это — быть одному, он передумает?
***
План родился быстро. Галина решила, что на пару дней уедет к сестре в Серпухов. Лёша поддержал идею, хотя и ворчал, что это ребячество. Катя, когда узнала, только хмыкнула и сказала: «Мам, ты крутая».
Галина собрала сумку, оставила в холодильнике еду на один день и уехала. Она не сказала свёкру, куда и зачем, просто сообщила, что вернётся через пару дней. Лёша обещал присмотреть за отцом, но не вмешиваться.
В Серпухове, у сестры, Галина впервые за долгое время почувствовала себя свободной. Они с Леной пили чай, вспоминали детство, смеялись. Но мысли всё равно возвращались к дому. Что там сейчас? Как свёкор? Неужели он правда думает, что справится без них?
На третий день позвонил Лёшка.
— Галь, возвращайся, — сказал он, и в голосе его слышалась усмешка. — Батя тут… В общем, сам всё расскажет.
Галина вернулась домой вечером. Иван Петрович сидел на кухне, хмурый, как туча. Перед ним стояла пустая тарелка и кружка с недопитым чаем.
— Ну, где шлялась? — буркнул он, но в голосе не было привычной уверенности.
— У сестры была, — спокойно ответила Галина. — А что, нельзя?
Он промолчал, глядя в стол. Потом вдруг сказал:
— Я подумал… Может, с квартирой погорячился.
Галина замерла. Неужели сработало?
— Лёшка сказал, вы без меня не справитесь, — продолжал свёкор. — И Катя… Она звонила, ругалась. Сказала, если я вас выгоню, она со мной вообще разговаривать не будет.
Галина почувствовала, как слёзы наворачиваются на глаза, но сдержалась.
— Иван Петрович, — тихо сказала она. — Мы же семья. Мы не против, если вы в деревню хотите. Но давайте вместе решать, а не так, чтобы нас перед фактом ставить.
Он кивнул, впервые за всё время не возражая. Галина поняла, что это победа. Маленькая, но победа.
Прошёл месяц. Иван Петрович больше не заговаривал о продаже квартиры, но начал чаще ездить в деревню — в гости к старому другу. Лёшка шутил, что отец, похоже, нашёл себе занятие. Катя стала опять приезжать домой, и даже пару раз помогла Галине с готовкой, что было настоящим чудом.
Галина сидела на кухне, глядя на новый абажур, который они с Лёшкой наконец-то купили. За окном шёл дождь, но теперь он не казался таким тоскливым. Она улыбнулась, подумав, что, может, и не всё так плохо. Главное — они вместе. А остальное как-нибудь наладится.
