Андрей Сергеевич разливал утренний кофе в любимые фарфоровые чашки — те самые, что жена когда-то привезла из поездки в Вену. Елена Викторовна стояла у окна, разглядывая афишу Мариинского театра в телефоне.
— Завтра «Лебединое озеро», — мечтательно произнесла она. — Помнишь, как мы впервые туда пошли? Двадцать лет назад…
— Конечно помню. Ты тогда плакала в антракте.
— От красоты плакала! — Елена обернулась к мужу с улыбкой. — А сегодня что у нас?
— Сегодня пятница, дорогая. Можем съездить в «Елисеевский», взять тот бри, что ты присматривала. И ветчину хамон.
Последние пять лет их жизнь текла именно так — размеренно и приятно. Дети выросли, разлетелись по своим гнездам. Сын Игорь жил в Екатеринбурге с женой и двумя малышами, дочь Марина обосновалась в Казани. Навещались по праздникам, звонили по выходным — идеальная дистанция для сохранения теплых отношений.
А они с Леной наконец-то зажили для себя. Квартира на Петроградской стороне, накопления, позволяющие не экономить на мелочах, театральный абонемент, выставки в Эрмитаже. Андрей Сергеевич ушел на пенсию год назад, но продолжал консультировать бывших коллег — этого хватало для безбедного существования.
Телефон зазвонил, когда они собирались выходить.
— Андрюша? — голос сестры Тамары звучал напряженно. — Ты где?
— Дома, конечно. Тома, что случилось?
— Слушай, мне очень нужна твоя помощь. Знаешь, у Насти проблемы с сердцем начались — в местной больнице толком ничего не могут сказать. Надо к кардиологу хорошему показать, а у нас таких нет.
Настя — племянница, дочь Тамары. Девятнадцать лет, училась в педагогическом. Андрей виделся с ней редко, но девочку помнил хорошую, скромную.
— И что ты хочешь?
— Можно к вам приехать на пару дней? Я запись к врачу пробью, обследования сделаем…
Елена, слушавшая разговор, кивнула мужу — конечно, нужно помочь.
— Конечно, Тома. Приезжайте. Когда?
— Завтра с утра поездом. Андрюш, ты золотой! Я так переживала, как просить…
Повесив трубку, Андрей обнял жену:
— Ничего, потерпим пару дней. Дело-то нужное.
— Да что ты, Андрюша. Семья есть семья.
На следующий день в половине одиннадцатого они стояли на Московском вокзале. Поезд прибывал точно по расписанию.
Первой из вагона вышла Тамара — полная женщина пятидесяти трех лет в ярко-розовой куртке. За ней — высокий мужчина с животом, потом девушка в джинсах, мальчик лет двенадцати, пожилая женщина с тростью и… маленькая лохматая собачка на поводке.
— Андрюша! — Тамара повисла на брате. — Как я рада тебя видеть!
— Тома… — Андрей растерянно смотрел на эту процессию. — А это…?
— Так это ж — мой Виталий, — она потащила к ним мужчину. — А это мама, ты же помнишь свою тётку? И Женька, сын Виталькин от первого брака. Настю ты знаешь. А это Жучка — мамина собачка, мы не могли ее оставить.
Елена Викторовна стояла, не в силах произнести ни слова.
— Тома, — тихо сказал Андрей, — ты говорила, что приедешь с дочерью…
— Ну да, но что я могла сделать? Маму одну не оставишь, Виталий работу отпросил специально, чтобы поддержать… А Женька у нас на каникулах, куда его деть?
— А собака… зачем собака?
— Так мама же без Жучки жить не может! Ты что, брат, неужели не поймешь?
Дорога домой прошла в хаотичной ботловне, но Андрей лихорадочно подсчитывал: в их трехкомнатной квартире должны разместиться семь человек и собака. Как?
— Ничего, — шепнула ему на ухо Елена, — как-нибудь справимся.
Дома началось расселение. Тамара с мужем заняли кабинет Андрея, мальчишка устроился на диване в зале, Настя — на раскладушке в кухне. Пожилая мать Тамары — тетя Клава — заняла кресло в гостиной, объявив, что «на кровати ей неудобно, привыкла в кресле дремать».
Собачка немедленно обследовала территорию, пометила ножку антикварного столика и улеглась на персидском ковре.
— Она у нас воспитанная, — заверила тетя Клава, — только к новому месту привыкает пока.
К вечеру Елена обнаружила, что холодильник опустел наполовину. Дорогие сыры, которые они планировали растянуть на неделю, исчезли за один ужин. Хамон тоже.
— А что это за мясо такое странное? — спросил Виталий, уплетая последний кусок. — Сыроватое какое-то.
— Это испанская ветчина, — слабо ответила Елена.
— А, ну понятно. У нас в области такую не едят. Мы предпочитаем нормальную колбаску.
Ночью Андрей не мог заснуть. Настя громко ворочалась на раскладушке, тихонько хныкала — видимо, действительно что-то её беспокоило. В гостиной работал телевизор — тетя Клава спала под ночные передачи. Из кабинета доносился храп Виталия. А в кухне периодически что-то грызла собака.
Утром картина не улучшилась. Очередь в ванную растянулась на полтора часа. Тетя Клава заняла унитаз с газетой и никуда не торопилась. Мальчишка Женька полчаса плескался в ванне, расходуя горячую воду.
— Мам, а где у дядьки Wi-Fi? — спросил он за завтраком.
— Андрюш, дай пароль от интернета, — попросила Тамара.
— Зачем ему интернет? — удивился Андрей.
— Как зачем? Он же в игры играет! Не можете же вы ребенка от привычного досуга лишить.
Елена заметила, что из ванной исчезли ее дорогие кремы. На вопрос Тамара ответила:
— А что такого? Крем же общий, мы же не чужие люди!
На второй день к врачу так и не попали — Настя сказала, что «вроде лучше стало», и попросила сводить ее по магазинам. «Раз уж в Петербурге, хочется посмотреть на красивые вещи».
К концу недели Елена была на грани нервного срыва. Гости чувствовали себя как дома — вернее, лучше, чем дома. Виталий с утра до вечера лежал на диване, переключая каналы. Женька носился по квартире с планшетом, врубая видео на полную громкость. Тетя Клава командовала всеми и требовала «нормальной еды» вместо «этих непонятных деликатесов».
— Где твоя обычная колбаса? — спрашивала она. — И хлеб нормальный купи, а не эти булочки французские. Ими и наесться нельзя!
Тамара тем временем изучала содержимое шкафов, примеряла Ленины платья («мы же одного размера!») и делилась планами:
— А знаешь, Андрюш, мне тут так хорошо! Думаю, может, еще недельку задержимся? К врачу-то мы так и не сходили толком…
В тот вечер Елена позвала мужа на кухню.
— Андрей, я больше не могу.
— Лена, потерпи еще немного…
— Сколько еще? Неделю? Месяц? Они уже обжились! Твоя тетя Клава вчера соседке заявила, что мы их плохо кормим. А твоя сестра спросила, нельзя ли им ключи сделать — «чтобы не привязываться к вашему расписанию».
— Но они же…
— Родственники, да? А я что, не родственник тебе? — Елена всхлипнула. — Я тебе тридцать лет жена, а эти люди появились на неделю и уже командуют в моем доме!
— Лен, не надо так…
— Надо! Поговори с ними. Скажи, что пора домой. Мы не гостиница!
— Мне неудобно…
— А мне удобно? Мне удобно находить окурки в моих цветочных горшках? Удобно покупать килограммы дешевой колбасы вместо качественных продуктов? Удобно стоять очередь в собственную ванную?
Андрей мялся, переминался с ноги на ногу.
— Ты же знаешь, я не умею вести такие разговоры…
— Тогда я уезжаю.
— Куда?
— К Веронике, в Москву. Она давно зовет.
— Лена, не глупи…
— Это не глупость. Это здравый смысл. Кто-то должен поставить точку в этом безобразии.
Утром Елена собрала чемодан. Тамара, увидев сборы, встревожилась:
— Ленка, ты куда это?
— В отпуск. К подруге.
— Как это в отпуск? А мы?
— А вы — гости Андрея. Не мои.
— Да как же так? Мы же семья!
— Семья — это когда уважают границы друг друга. А не когда живут за чужой счет, ничего не давая взамен.
В прихожей Елена обернулась к мужу:
— Корми свою родню сам. Когда они уедут — позвони. Приду домой.
Дверь захлопнулась. Андрей остался один на один с гостями.
— Ты что ж ее отпустил? — возмутилась Тамара. — Мужик должен жену в руках держать!
— А мне кто теперь колбасу покупать будет? — забеспокоилась тетя Клава.
Первые три дня без Елены были катастрофой. Андрей не умел готовить ничего сложнее яичницы. Покупал полуфабрикаты, разогревал в микроволновке. Тамара пыталась стряпать, но ее кулинарные способности ограничивались макаронами с сосисками.
— Где твоя жена нормальные продукты покупала? — ворчала она. — В этих магазинах одна дороговизна!
— Она выбирала качественные продукты, — объяснял Андрей.
— Да какое там качество! Переплата одна!
К концу четвертого дня Андрей понял: он скучает по жене. Скучает по их размеренным завтракам, по вечерним разговорам о театре, по тишине в доме. Скучает по запаху ее духов, по аккуратно разложенным вещам, по жизни без постоянного шума и хаоса.
Вечером он позвонил Елене.
— Как дела? — спросил осторожно.
— Прекрасно! — голос жены звучал бодро и радостно. — Представляешь, мы с Вероникой вчера были в Пушкинском, сегодня идэм в Большой.
— А я…
— А ты как? Справляешься?
— Справляюсь… — соврал он.
— Ну и хорошо. Кстати, не волнуйся за меня. Здесь так хорошо! Мы каждый день ходим в рестораны, завтра собираемся в Переделкино…
Повесив трубку, Андрей впервые за эти дни по-настоящему задумался о ситуации. Жена развлекается, получает удовольствие от жизни. А он? Он стал прислугой для людей, которые даже спасибо толком не говорят.
Тамара в этот момент вошла в комнату:
— Андрюш, а когда Ленка вернется? А то я привыкла, что женщина в доме порядок поддерживает…
— Не знаю, когда вернется.
— Как не знаешь? Ты же муж!
— Я муж, но не хозяин. Она свободный человек.
— Да что с тобой такое? Совсем мягкий стал! Надо характер показать!
В тот вечер, когда все наконец разошлись спать, Андрей сидел на кухне и думал. Думал о том, что за тридцать лет брака Елена ни разу не поставила его перед таким ультиматумом. Думал о том, почему ему «неудобно» попросить родственников уехать, но удобно превратить жену в обслуживающий персонал.
Утром он принял решение.
— Тома, нам нужно поговорить.
— О чем?
— О ваших планах. Сколько вы еще собираетесь гостить?
— А что такого? Мы же не мешаем!
— Мешаете. И очень сильно.
— Андрей! — Тамара даже привстала. — Ты что говоришь?
— Правду. Вы приехали на два дня к врачу. Прошла неделя, к врачу вы так и не сходили. Вы живете за наш счет, едите наши продукты, пользуетесь нашими вещами и при этом еще жалуетесь.
— Мы же родственники!
— Родственники не паразитируют друг на друге. Родственники помогают в трудную минуту, а не устраиваются за чужой счет.
— Да как ты можешь! Мы же семья!
— Семья — в моем понимании — это уважение и взаимопомощь. А не потребительство.
Тамара расплакалась:
— Я думала, ты нас любишь…
— Я вас люблю. Но любовь не означает, что я должен отказаться от собственной жизни ради ваших удобств.
Разговор был тяжелым. Тамара обижалась, тетя Клава возмущалась («Вот воспитание современное!»), Виталий буркнул что-то про «городских снобов». Но к вечеру было принято решение: завтра они уезжают.
— И не думай, что я тебе это прощу! — заявила Тамара на прощание. — Родную сестру предать!
— Я никого не предавал, — спокойно ответил Андрей. — Я просто научился уважать свою жизнь и жизнь своей жены.
Вечером, когда квартира наконец опустела, Андрей ходил по комнатам и наводил порядок. Стирал пепел с подоконников, мыл посуду, пылесосил ковер. И впервые за много дней чувствовал облегчение.
Елена вернулась через три дня. Весёлая, отдохнувшая, со столичными подарками.
— Как дела? — спросила осторожно.
— Они уехали.
— Когда?
— Позавчера. Я им сказал, что пора домой.
Елена долго смотрела на мужа:
— И как это было?
— Неприятно. Но необходимо.
— Тамара обиделась?
— Очень. Но это ее проблемы.
Вечером они сидели на кухне, пили чай и разговаривали.
— Знаешь, — сказала Елена, — я очень хорошо провела время. Мы с Вероникой столько всего посмотрели! И я поняла одну вещь.
— Какую?
— Что наша жизнь — наша. И мы имеем право ее защищать.
— Да, — согласился Андрей. — Я тоже это понял. Извини, что сразу не сообразил.
— Ничего. Главное, что сообразил.
На следующий день они пошли в филармонию. Сидели в партере, слушали музыку и держались за руки. Как когда-то, двадцать лет назад. Только теперь они знали цену своему спокойствию.
А через месяц Андрей получил письмо от Тамары. Короткое и сухое: «У Насти все хорошо с сердцем. Врач сказал — от нервов было. Теперь она в институте хорошо учится. Спасибо за гостеприимство».
— Благодарит, — показал письмо Елене.
— Поздно, — усмехнулась жена. — Но лучше поздно, чем никогда.
— Думаешь, они поняли?
— Не знаю. Но это уже не наша проблема.
И Андрей понял, что жена права. Их проблема была в том, чтобы научиться говорить «нет», когда это необходимо. И они это сделали. Наконец-то.