— Ну что, Серёж, положил в чемодан крем для загара? А то ты со своей белой кожей сгоришь в первый же день, буду тебя сметаной обмазывать, как в детстве.
Наталья рассмеялась собственным словам, крутясь перед большим зеркалом в прихожей. На ней было новое платье — лёгкое, летящее, цвета заката над морем. Того самого моря, которое она не видела уже три года и о котором грезила каждую ночь последние шесть месяцев. Она купила это платье специально для вечерних прогулок по набережной, представляя, как тёплый солёный ветер будет трепать его подол, а загорелая кожа — выгодно контрастировать с яркой тканью. Всё было продумано до мелочей. Весь этот год был одной большой, кропотливой подготовкой к этим десяти дням в Турции.
Она развернулась к мужу. Сергей стоял у окна в гостиной, глядя куда-то во двор. Он не ответил. Он вообще был странным последние пару дней. Молчаливым, отстранённым. Наталья сначала списывала это на рабочую запару перед отпуском. Потом — на обычное мужское предполётное волнение. Но сейчас, за два дня до вылета, его молчание начало её напрягать. Оно было каким-то вязким, тяжёлым, будто он нёс в себе некую тайну, которая давила ему на плечи.
— Ты меня слышишь? Я про крем спрашиваю, — повторила она, подходя ближе и мягко касаясь его плеча.
Сергей вздрогнул, словно она застала его врасплох. Он медленно обернулся, и она увидела его глаза — уставшие, с тенью вины, бегающие из стороны в сторону. Он всячески избегал смотреть ей прямо в лицо.
— А, да… Крем. Да, надо будет положить. Завтра.
— Почему завтра? Давай сейчас соберём всё до конца, чтобы потом не бегать с выпученными глазами. Я почти закончила, осталось только твою половину чемодана уложить.
Она говорила бодро и весело, пытаясь расшевелить его, заразить своим предвкушением. Это ведь их общая мечта. Они весь год жили этой поездкой. Отказывали себе в походах в рестораны, в покупке новой техники, в лишней чашке кофе в кафе. Каждая сэкономленная тысяча рублей с глухим стуком падала в виртуальную копилку с надписью «НА МОРЕ». Она помнила, как они вместе выбирали отель, спорили из-за категории номера, смеялись, просматривая фотографии пляжа и бассейнов. Это должно было быть их время. Только их.
— Наташ, давай завтра, а? Я что-то устал сегодня, голова гудит, — он отвёл взгляд и потёр переносицу. — Там… там ещё с билетами нужно будет кое-что уточнить. Небольшие накладки. Завтра всё решу.
«Накладки с билетами». Эта фраза прозвучала как тихий, но очень неприятный сигнал тревоги. Внутри у Натальи что-то ёкнуло. Какое «уточнить»? Билеты были куплены и оплачены месяц назад. Электронные копии лежали у него в почте, она сама их видела.
— Какие накладки? Серёжа, что-то случилось? С отелем? С рейсом?
— Да нет, всё в порядке, не волнуйся, — он выдавил из себя подобие улыбки, но получилось криво и неубедительно. — Просто технические моменты. Рутина. Я всё улажу, говорю же. Не забивай себе голову.
Он подошёл и обнял её, но объятие было каким-то формальным, деревянным. Он не прижал её к себе, как обычно, а лишь механически обхватил за плечи, будто исполняя неприятный долг. Наталья стояла в его руках, чувствуя, как её собственное тело напрягается в ответ на эту фальшь. Её праздничное настроение улетучивалось с каждой секундой, сменяясь холодным, липким подозрением. Он что-то недоговаривал. Что-то очень важное.
Весь оставшийся вечер он просидел, уткнувшись в телефон, на все её попытки заговорить отвечая односложными «угу» и «ага». Он отказался от ужина, сославшись на отсутствие аппетита, и рано лёг спать, отвернувшись к стенке. Наталья осталась одна в гостиной, посреди полусобранных чемоданов и новых, ещё пахнущих магазином вещей. Ощущение праздника исчезло без следа. Вместо него в воздухе висело предчувствие беды. Она смотрела на своё закатное платье, безвольно висевшее на дверце шкафа, и ей вдруг показалось, что оно похоже не на закат над морем, а на отблески далёкого, разгорающегося пожара.
Утро встретило Наталью оглушительной тишиной и пустой половиной кровати. Холодное место рядом с ней красноречивее любых слов говорило о том, что Сергей ушёл. Она провела рукой по смятой простыне — та уже давно остыла. На прикроватной тумбочке лежал сложенный вдвое листок из блокнота. «Буду поздно, не жди». Ни поцелуя, ни смайлика, ни привычного «люблю». Просто констатация факта. Тревога, вчера вечером лишь робко царапавшаяся в душе, теперь впилась в неё когтями. До вылета меньше сорока восьми часов, а муж сбегает из дома на рассвете, оставив записку, как в плохом кино.
Она набрала его номер. Длинные, безнадёжные гудки. Ещё раз. Снова то же самое. Третий звонок был сброшен почти сразу. Всё внутри у Натальи сжалось в ледяной комок. «Накладки с билетами», — всплыли в памяти его вчерашние слова. Что, если рейс отменили? Или отель аннулировал бронь? Она решила действовать сама, не дожидаясь его «решений». Нужно было распечатать ваучеры и билеты, чтобы всё было под рукой. Она была уверена, что найдёт их в его почте.
Ноутбук Сергея стоял на кухонном столе, закрытый, но не выключенный. Она подняла крышку. Экран ожил, и сердце Натальи пропустило удар, а затем заколотилось где-то в горле, бешено и гулко. На дисплее светилась открытая вкладка сайта авиакомпании. Страница подтверждения бронирования. Она впилась взглядом в строчки, и воздух вокруг неё будто стал плотным и тяжёлым, мешая дышать.
Рейс: Москва — Анталья. Дата вылета: та самая. Авиакомпания: та же. Но ниже, в графе «Пассажиры», мир Натальи раскололся на тысячи осколков, как дешёвая стекляшка.
Passenger 1: SERGEY IVANOV Passenger 2: TAMARA IVANOVA
Тамара. Тамара Игоревна. Его мама. Свекровь. Не Наталья. Не она.
Она смотрела на эти два имени и не могла поверить. Мозг отказывался принимать реальность. Это ошибка. Сбой системы. Глупый розыгрыш. Она лихорадочно задвигала курсором по экрану, открывая соседние вкладки. Вот она, почта. Письмо от авиакомпании с подтверждением. Те же имена. И дата покупки — три дня назад. Он не просто что-то «уточнял». Он купил новые билеты.
Рядом была открыта вкладка мессенджера. Переписка с мамой. Наталья, не чувствуя пальцев, прокрутила её вверх. Сообщения за последнюю неделю были похожи на сценарий плохого спектакля.
«Сыночек, опять суставы ломит, на погоду, наверное. Врач говорит, морской климат нужен, прогревание… Эх, где ж его взять, море это». «Вот вам с Наташенькой хорошо, полетите скоро в тепло. А я тут буду со своими болячками куковать». «Серёженька, ты только не подумай, я за вас рада! Отдыхайте, набирайтесь сил. Наташа заслужила, трудилась весь год. Просто взгрустнулось что-то…»
А потом — его ответы. Сначала неуверенные, потом всё более решительные. «Мам, я что-нибудь придумаю». «Мам, всё будет хорошо». «Мам, ты полетишь».
И вишенка на торте — последнее сообщение от Тамары Игоревны, отправленное вчера поздно вечером: «Сынок, я так счастлива! Даже не верится! Наконец-то мои ножки отдохнут. Ты самый лучший сын на свете! А Наташа — она девушка молодая, сильная, поймёт. Ей на даче на свежем воздухе тоже полезно будет, на грядках поработает, развеется».
Наталья откинулась на спинку стула. Она не чувствовала ни злости, ни обиды. Только оглушающую, всепоглощающую пустоту. Весь год, каждая сэкономленная копейка, каждая мечта о волнах и запахе кипарисов — всё это было цинично, за её спиной, перечёркнуто и отдано другому человеку. Человеку, который считал, что ей «полезно на грядках». А муж, её Серёжа, не просто согласился с этим. Он был организатором этого предательства. Он смотрел ей в глаза, обнимал её, слушал её восторженные рассказы о новом купальнике, уже зная, что никуда она не полетит. Эта ложь была настолько чудовищной в своей обыденности, что просто не укладывалась в голове.
Она медленно закрыла крышку ноутбука. Звук, с которым пластик соприкоснулся с пластиком, прозвучал как щелчок затвора. Всё. Игра окончена. Она встала и спокойно пошла в спальню, где на полке шкафа, в аккуратной кожаной обложке, лежал его заграничный паспорт.
Сергей вернулся далеко за полночь. Он вошёл в квартиру тихо, почти на цыпочках, как вор, надеясь, что Наталья уже спит. Но она не спала. Она сидела в полной темноте в гостиной, в том самом кресле, где они когда-то вместе смотрели фильмы. Единственным источником света был тусклый экран ноутбука на журнальном столике, бросавший мертвенно-бледные отсветы на её неподвижное лицо. На экране всё ещё была открыта та самая страница — страница с двумя именами, ставшими для неё приговором.
Увидев её, Сергей замер на пороге. Его план проскользнуть незамеченным и отложить неприятный разговор на «завтра», которое уже никогда не наступит, с треском провалился. Он понял всё в тот момент, когда его взгляд упал на ноутбук. Маскарад окончен.
— Наташ… ты чего не спишь? — его голос прозвучал глухо и неуверенно. Это была жалкая попытка сделать вид, что ничего не произошло.
Она не ответила. Просто подняла на него глаза. В её взгляде не было слёз или истерики. Там плескался холодный, арктический лёд. Это было хуже любого крика. Она молча смотрела на него, давая ему возможность самому начать эту экзекуцию.
Сергей тяжело вздохнул, закрыл за собой входную дверь и прошёл в комнату. Он не решился включить свет, оставшись стоять в полумраке, словно тень.
— Я так понимаю, ты всё видела, — это был не вопрос, а утверждение. — Наташ, я хотел тебе сказать. Честно. Просто не знал, как подойти… Понимаешь, тут такие накладки с билетами вышли…
Он начал лепетать свою заготовленную, насквозь фальшивую историю, но она прервала его, даже не повысив голоса. Её слова резанули тишину, как лезвие.
— Ах, значит, путёвку в Турцию, на которую мы копили весь год, ты переоформил на свою маму, потому что ей, видите ли, нужно море для суставов, а я могу и на даче отдохнуть? Ну тогда собирай чемоданы и лети с мамочкой, только возвращаться тебе будет некуда!
Эта фраза, произнесённая ровным, лишённым всяких эмоций тоном, ударила по нему сильнее пощёчины. Он осёкся на полуслове. Его жалкая ложь про «накладки» рассыпалась в прах. Он понял, что она знает всё. До мельчайших подробностей. До унизительной фразы про «пользу грядок».
Поняв, что отпираться бессмысленно, он сменил тактику. Из виноватого лжеца он начал превращаться в благородного сына, вынужденного пойти на жертвы.
— Наташа, ну ты пойми! Мама старенькая, больная! У неё это, может быть, последний шанс увидеть море! — в его голосе зазвучали просительные, давящие на жалость нотки. — Мы с тобой молодые, сильные! Мы ещё сто раз съездим! Куда угодно! А для неё это важно! Ей нужнее! Разве ты не можешь войти в положение?
Этот аргумент стал детонатором. Последний предохранитель в душе Натальи сгорел, и лёд в её глазах сменился раскалённой яростью. «Последний шанс». Какая дешёвая, наглая манипуляция. Тамара Игоревна со своими «больными суставами» была бодрее многих молодых, исправно обегала все районные распродажи и дважды в неделю ездила на другой конец города к своей сестре. Идея о «последнем шансе» была таким же циничным враньём, как и всё остальное.
Наталья медленно поднялась с кресла. Её движения были плавными, почти кошачьими. Она не смотрела на него. Её взгляд был устремлён в сторону спальни.
— Ты прав, Серёжа, — произнесла она так же тихо, но теперь в её голосе появился металл. — Маме нужнее. Она заслужила. И ты, как любящий сын, должен её сопровождать.
Сергей не понял, к чему она клонит. Он даже почувствовал мимолётное облегчение. Неужели пронесло? Неужели она сейчас всплакнёт, но всё же «войдёт в положение»?
— Вот видишь! Я знал, что ты поймёшь! Ты у меня…
— Заткнись, — бросила она через плечо, не оборачиваясь.
Она вошла в спальню и подошла к шкафу. На верхней полке, рядом с её шляпкой от солнца, лежала тёмно-бордовая книжечка в кожаной обложке. Его заграничный паспорт. Аккуратно положенный туда её же руками несколько дней назад. Она взяла его. В её руке он ощущался тяжёлым, как камень. С этим камнем она вышла обратно в гостиную, прошла мимо застывшего мужа и направилась прямиком к окну.
Сергей смотрел, как Наталья с его паспортом в руке подходит к окну, и по его спине пробежал холодок. В его сознании пронеслись худшие сценарии: она порвёт документ, сожжёт его зажигалкой, смоет в унитаз. Он бросился к ней, пытаясь перехватить её руку.
— Наташа, стой! Не делай глупостей! Ты что задумала? Отдай!
Но она была быстрее. Одним резким движением она распахнула створку окна, впуская в душную комнату прохладный ночной воздух с запахом пыли и влажного асфальта. Сергей успел схватить её лишь за локоть, но было поздно. Наталья не стала рвать или прятать паспорт. Она сделала нечто гораздо более унизительное и показательное. С выверенной, холодной точностью она швырнула бордовую книжечку вниз. Документ пролетел два этажа и с глухим шлепком приземлился точно на широкий металлический козырёк подъезда — грязный, вечно мокрый от конденсата из кондиционеров, заваленный прошлогодними листьями, окурками и продуктами жизнедеятельности голубей.
Сергей замер, глядя в открытое окно. Там, внизу, в липкой грязи, лежала его мечта о турецком побережье. Его путёвка в рай с мамой.
— Ты… ты что наделала? — прохрипел он, оборачиваясь к ней. Его лицо исказилось от ярости и непонимания.
Наталья молча захлопнула окно. Она не смотрела на него. Её миссия ещё не была окончена. Развернувшись, она твёрдым шагом направилась обратно в спальню. Сергей, ошеломлённый, остался стоять посреди комнаты, переводя взгляд с окна на её удаляющуюся спину. Он всё ещё не мог осознать масштаб катастрофы.
Она вернулась через полминуты. В одной руке она держала его аккуратно сложенные летние вещи — те самые, которые она сама ему выбирала и гладила. Новые футболки, льняные брюки и… его любимые плавательные шорты, ярко-синие, с пальмами. В другой руке она сжимала большие кухонные ножницы для разделки птицы, их стальные лезвия зловеще поблёскивали в полумраке.
Она подошла к нему вплотную и остановилась. Затем, на его глазах, она подняла шорты и сделала первый разрез. Ткань с отвратительным хрустом поддалась. Вжик. Потом ещё один. И ещё. Она методично, с холодным остервенением, кромсала его курортный гардероб, превращая одежду в разноцветные, бесполезные лохмотья. Она резала шорты, потом взялась за футболку, купленную специально для похода в пляжный бар. Сергей смотрел на это, как заворожённый, не в силах пошевелиться. Это было не просто уничтожение вещей. Это был ритуал. Символическое убийство их совместного прошлого и его предательства.
Когда последняя футболка была искромсана, она бросила остатки одежды и ножницы на пол, прямо к его ногам.
— Ну вот, — её голос был спокоен до жути. — Теперь твой курортный гардероб полностью готов. Можешь ехать. Хоть с мамочкой в Турцию, хоть на край света. Собирай чемоданы.
Сергей очнулся от ступора. Ярость захлестнула его.
— Ты с ума сошла?! Совсем рехнулась?! Я сейчас…
Он не успел договорить. Наталья сделала шаг вперёд, и в ней проснулась какая-то первобытная, животная сила. Она не была хрупкой девочкой в этот момент. Она была фурией, защищающей свою территорию. Она схватила его за рукав рубашки и с силой потащила к выходу. Он был крупнее и сильнее, но её внезапный натиск был настолько яростным и неожиданным, что он попятился, спотыкаясь о разбросанные по полу вещи.
— Пошёл вон! — прошипела она ему в лицо, выталкивая в коридор. — Вон из моей квартиры!
Он упёрся ногами в дверной косяк, пытаясь сопротивляться.
— Это и моя квартира тоже! Я никуда не пойду!
— Собирай чемоданы и лети с мамочкой, только возвращаться тебе будет некуда! — выкрикнула она ему в лицо ещё раз. Она вложила в толчок всю свою боль, всю обиду, всю ярость. Он не удержал равновесие и вывалился на лестничную клетку.
Прежде чем он успел подняться или сказать хоть слово, тяжёлая входная дверь захлопнулась перед его носом. Щёлкнул замок. Потом ещё один. И наконец, с лязгом опустилась тяжёлая щеколда. Он остался один в полумраке подъезда, а за дверью воцарилась абсолютная тишина. Он бросился к двери, забарабанил кулаками.
— Наташа, открой! Открой, я сказал! Ты пожалеешь об этом!
Но в ответ — ни звука. Он колотил в дверь, пока не сбил костяшки пальцев, кричал, пока не охрип. Но квартира молчала, как склеп. Осознав тщетность своих попыток, он замолчал. В тишине подъезда до него дошло. Квартира. Вещи. Паспорт. Его паспорт валяется внизу, в грязи, на козырьке. И ему придётся сейчас, ночью, как последнему вору, спускаться во двор и пытаться как-то достать его из этой помойки. А потом… А что потом? Он сел на холодные ступеньки. Скандал окончился. Его семья — тоже. И он сам только что своими руками сжёг все мосты, ведущие обратно…
