Когда в дверь позвонили в десять вечера, я уже знала, что это Артём. Интуиция жены, прожившей с мужем восемь лет, редко ошибается. Дмитрий вскочил с дивана так резко, что пролил чай на журнальный столик, но даже не заметил этого.
— Тёмыч приехал! — радостно объявил он, кидаясь к двери.
Я молча взяла салфетки и принялась вытирать лужу. Сквозь тонкую стену прихожей доносились мужские голоса — бодрый Димкин и какой-то осипший, усталый голос его младшего брата.
Артём появился на пороге гостиной с потрёпанной сумкойна плече. За последние полгода он как-то сразу постарел: волосы поредели, под глазами залегли тёмные тени, на щеке красовался свежий синяк. Одежда была измята так, будто он спал не раздеваясь несколько дней подряд.
— Привет, Лен, — выдавил он улыбку. — Извини, что без звонка.
— Да какой там звонок, — отмахнулся Дмитрий. — Ты же брат! Голодный небось? Лен, у нас же борщ остался?
Я кивнула и пошла на кухню, хотя хотелось спросить: до каких пор? До каких пор брат будет иметь карт-бланш на вторжение в нашу жизнь?
Пока я разогревала ужин, братья говорили вполголоса. Я не вслушивалась специально, но отдельные фразы всё равно долетали: «должен серьёзным людям», «пришлось съехать с квартиры», «дай переждать пару недель». Классический набор. В прошлый раз Артём тоже приезжал «на пару недель» и задержался на три месяца, пока мы не дали ему денег на съём жилья.
— Лена, ты же не против? — Дмитрий заглянул на кухню с виноватой улыбкой. — Тёмыч немного поживёт, пока ситуация не уладится.
Что я могла ответить? «Да, против»? Тогда я стала бы злой ведьмой, которая выгоняет родственника на улицу. Дмитрий обожал младшего брата той слепой любовью, которую не могут поколебать никакие факты. А факты были железобетонные: Артём не умел жить. Тридцать два года, брошенное высшее образование, десяток потерянных работ, вечные долги и истории о «серьёзных людях», которые его «не поняли».
— Конечно, не против, — ответила я. — Стелить на диване?
— Ты лучшая! — Дмитрий чмокнул меня в щёку и вернулся к брату.
Ночью я долго не могла уснуть. Дмитрий похрапывал рядом, безмятежный, а я смотрела в потолок и думала о том, что «пара недель» может растянуться на какой угодно срок. И о том, что совсем недавно, всего три дня назад, мне объявили о годовой премии — целых сто двадцать тысяч за перевыполнение плана. Я радовалась как ребёнок, планировала наконец-то поехать летом на море, может, даже купить нормальный холодильник взамен нашего хрипящего старичка.
Теперь эти планы съёжились и спрятались в дальний угол, потому что я знала — деньги уйдут Артёму.
Первую неделю было терпимо. Артём вставал поздно, сидел в телефоне, иногда выходил куда-то по своим делам. Говорил, что устраивается на работу в логистическую компанию, что «всё образуется». Дмитрий сиял и повторял мне по вечерам:
— Видишь, он берётся за ум. Просто нужно было помочь человеку в трудный момент.
Я только кивала. Восемь лет брака научили меня не спорить в таких случаях. Говорить «я же предупреждала» — всё равно что подливать масло в огонь.
На девятый день Артём пришёл домой в два часа ночи. Я проснулась от грохота — он врезался в стол в гостиной, потом что-то упало и разбилось. Дмитрий спал как убитый — ему хоть из пушки пали. Я накинула халат и вышла.
Артём стоял среди осколков вазы, которую мне подарила мама. Дорогая моему сердцу, тонкого богемского стекла. Он смотрел на осколки остекленевшим взглядом, из разбитой губы текла кровь.
— Что случилось? — я старалась держать голос ровным.
— Разборка была, — невнятно пробормотал он. — Лен, у тебя нет пятидесяти тысяч?
У меня что-то сжалось в груди.
— Зачем?
— Отдать нужно. Срочно. Завтра до обеда.
— Кому отдать?
Он помотал головой, словно отгоняя мух.
— Не важно. Ты можешь достать?
— Среди ночи? Артём, ты понимаешь, что просишь?
— Дим говорил, у тебя премия. Большая премия.
Значит, они уже обсуждали мои деньги. Значит, Дмитрий уже подсчитал, сколько можно выжать из семейного бюджета ради брата.
— Моя премия — это наши с Димой планы на лето, — я начала собирать осколки, чтобы не смотреть ему в глаза. — Это новый холодильник. Это—
— Лена, ну пожалуйста. Я верну. Честное слово, верну.
Честное слово Артёма стоило ровно столько же, сколько его обещание «пожить пару недель». Я это знала. Дмитрий это знал, но предпочитал делать вид, что верит.
— Ложись спать, — сказала я. — Утром поговорим.
Утром я ушла на работу раньше обычного, не дождавшись, пока проснётся Дмитрий. Трусость? Возможно. Но мне нужно было время подумать.
Весь день я просидела над отчётами, не видя цифр. В голове крутился один вопрос: почему я должна отдавать деньги, заработанные моим трудом, человеку, который даже не пытается выбраться из ямы, которую сам себе вырыл? Из чувства семейного долга? Но Артём не мой брат. Из любви к мужу? Но разве любовь — это бесконечные жертвы?
Дмитрий позвонил в четыре часа дня.
— Лен, нам нужно поговорить. Это важно.
— Я знаю, о чём ты хочешь поговорить.
— Тогда ты понимаешь, что ситуация серьёзная? Лена, это не игрушки. У Тёмыча реальные проблемы. Ему угрожали.
— И каждый раз будут угрожать, Дим. Потому что он не умеет жить по-другому. Ты это не видишь?
— Я вижу, что мой брат в беде, — голос Дмитрия стал холодным. — И я вижу, что моя жена отказывается помочь.
— Я не отказываюсь помочь. Я отказываюсь выкидывать деньги в чёрную дыру.
Он повесил трубку.
Я вернулась домой в восемь вечера, нарочно задержавшись в офисе. В квартире пахло сигаретами, хотя оба брата знали, что я терпеть не могу курение в доме. Артём сидел на балконе, Дмитрий встретил меня в коридоре.
— Ты подумала? — спросил он без приветствия.
— Дим, я устала. Давай поужинаем и спокойно обсудим.
— Обсуждать нечего. Нужно пятьдесят тысяч. Сегодня.
— Или что?
— Или к Тёмычу завтра придут. Не просто так придут, понимаешь?
Я сбросила туфли, прошла на кухню. В мойке громоздились немытые тарелки — видимо, братья ели, курили и планировали, как потратить мои деньги.
— Значит, так, — я обернулась к мужу. — Я готова дать двадцать тысяч. Но это в последний раз, Дмитрий. Слышишь? В последний.
— Нужно пятьдесят.
— Двадцать — это всё, что я могу.
— Чего ты жмёшься, премию же получила! — голос Дмитрия сорвался на крик. — Сто двадцать тысяч, Лена! Ты не можешь поделиться с семьёй?
— Артём — не моя семья, — я услышала свой голос как будто со стороны, звонкий и чужой. — Он твой брат, который восьмой год висит на тебе грузом. На нас висит. Каждый раз одно и то же: долги, проблемы, обещания исправиться. А потом снова долги. Я устала, Дим. Устала спонсировать чужую безответственность.
— Значит, деньги тебе дороже брата?
— А тебе брат дороже жены? — я шагнула к нему. — Дороже нашей совместной жизни? Наших планов?
— Какие к чёрту планы, когда человеку угрожают! — Дмитрий ударил кулаком по столу. — Ты бессердечная, Лена. Я не думал, что ты такая.
В этот момент на кухню вошёл Артём. Взгляд у него был более осмысленным, чем ночью, но плечи по-прежнему опущены.
— Дим, не надо, — тихо сказал он. — Я сам виноват. Может, мне просто уехать…
— Никуда ты не уедешь, — отрезал Дмитрий. — Мы семья. А в семье помогают друг другу.
И тут что-то во мне сломалось. Может, это была капля, переполнившая чашу. Может, накопившаяся за годы усталость. Может, просто осознание того, что Дмитрий выбрал. Выбрал не меня.
— Хорошо, — я сняла обручальное кольцо и положила его на стол. — Тогда помогайте друг другу. Вдвоём. Без меня.
— Что ты делаешь? — Дмитрий побледнел.
— То, что должна была сделать давно. Валите оба. Из моей квартиры. Сейчас.
— Лена, это наша квартира!
— За которую я три года платила ипотеку одна, пока ты «ждал повышения». Квартира оформлена на меня. И я хочу, чтобы вы ушли. Прямо сейчас.
Я сама не верила, что сказала это. Но слова вырвались наружу, и остановить их было невозможно. Восемь лет я молчала, терпела, подстраивалась. Восемь лет я была «хорошей женой», которая понимает, прощает, поддерживает. А что я получила взамен? Мужа, который выбирает брата-неудачника вместо наших общих планов.
— Ты с ума сошла, — прошептал Дмитрий. — Из-за денег рушишь семью?
— Не из-за денег. Из-за того, что ты никогда не выберешь меня. Никогда. Сколько раз можно наступать на одни и те же грабли?
Артём попятился к двери.
— Я… я пойду соберусь…
— Вот и прекрасно, — я скрестила руки на груди, чувствуя, как по спине течёт холодный пот. — Дим, твои вещи я сложу и вынесу завтра. А сегодня идите к маме, к друзьям, куда хотите. Только не сюда.
— Лен, — Дмитрий шагнул ко мне, но я отступила. — Лен, ну не дури. Давай завтра спокойно поговорим…
— Спокойно? — я рассмеялась. — Когда ты орал на меня, требуя моих денег, ты был спокоен? Когда ты обвинил меня в бессердечности, ты был спокоен? Нет уж. Хватит. Уходите.
Они ушли через двадцать минут. Артём — с той же потрёпанной сумкой, Дмитрий — с наспех собранной. В дверях он обернулся:
— Ты пожалеешь.
Дверь захлопнулась.
Я рухнула на диван и расплакалась. Ревела так, как не ревела с детства — горько, навзрыд, утирая слёзы рукавом халата. Плакала от облегчения, от страха, от боли. Восемь лет жизни только что вышли в дверь с наспех собранной сумкой.
Первые три дня были самыми тяжёлыми. Я просыпалась, и несколько секунд всё было как обычно. Потом накатывало осознание: в квартире тишина, никто не возится на кухне, не бренчит ложкой в чашке. Я одна.
Дмитрий звонил, но я не брала трубку. Писал сообщения — сначала злые, потом просительные. Мать звонила и кричала в трубку, что я разрушила семью, что её сын золото, а я неблагодарная. Я слушала молча и клала трубку.
Подруга Катя приехала на третий день с тортом и вином.
— Ну что, разводишься? — спросила она без обиняков.
— Не знаю, — я смотрела в окно. — Наверное.
— Я всегда говорила, что Дмитрий слишком зациклен на брате.
— Ты говорила, что он хороший человек.
— Одно другому не мешает. Можно быть хорошим человеком и плохим мужем.
Мы выпили вина, съели половину торта. Катя рассказывала про работу, про своего нового ухажёра. Я слушала вполуха. Мысли всё время возвращались к одному: правильно ли я поступила? Может, надо было уступить, дать эти проклятые пятьдесят тысяч? Может, я правда бессердечная?
— Слушай, — Катя взяла меня за руку. — Хватит грызть себя. Ты поступила правильно. Женщина не должна быть банкоматом для родственников мужа.
— Но он же в опасности был…
— Он всегда в опасности! — Катя сжала мою ладонь. — Потому что сам загоняет себя в эту опасность. Дай деньги сейчас — через полгода придёт снова. И через год. И через два. Это никогда не кончится, пока кто-то не скажет «стоп».
Она была права. Я это знала. Но от этого не становилось легче.
На пятый день, в субботу, в дверь позвонили. Я глянула в глазок и обмерла. Дмитрий стоял на лестничной площадке один, с букетом жёлтых роз — моих любимых. Выглядел он ужасно: помятый, осунувшийся.
Я открыла дверь, но цепочку не сняла.
— Привет, — он попытался улыбнуться. — Можно войти?
— Зачем?
— Поговорить. Пожалуйста.
Я сняла цепочку. Дима прошёл в гостиную, огляделся, будто видел квартиру впервые. Протянул мне цветы.
— Спасибо, — я взяла букет и пошла ставить в вазу. Не в богемскую, ту разбил Артём. В обычную, стеклянную.
Когда я вернулась, Дмитрий сидел на краю дивана, сцепив руки в замок.
— Я был неправ, — сказал он, не поднимая глаз. — Во всём неправ. Я думал об этом каждый день. Каждую ночь. Лена, прости меня.
— За что конкретно?
— За то, что кричал. За то, что требовал. За то, что не слушал тебя все эти годы.
— И за Артёма?
Он поднял голову. Глаза покраснели — то ли от недосыпа, то ли он плакал.
— И за Артёма. Я… я отправил его к матери. Сказал, что больше не буду помогать деньгами. Пусть устраивается сам.
— И как он отреагировал?
— Обиделся. Сказал, что я предал его. Но мама меня поддержала. Сказала, что я слишком долго нянчился с ним.
Я села в кресло напротив.
— Дим, ты понимаешь, что дело не только в деньгах? Дело в том, что ты выбрал его. Не нас. Его.
— Понимаю, — он кивнул. — Теперь понимаю. Когда я остался без тебя, я осознал… Господи, Лена, я осознал, что растерял самое главное. Ты терпела Тёмыча, терпела мою мать, терпела мои метания с работой. А я принимал это как должное.
— И что изменится?
— Всё. Я изменюсь. — Он встал с дивана, подошёл ближе. — Лена, дай мне шанс. Один шанс всё исправить. Я клянусь, такое больше не повторится. Артём больше не будет здесь жить. Больше не будет выпрашивать деньги. Если он снова придёт с проблемами — я просто дам ему номер телефона психолога и закрою дверь. Клянусь.
Я смотрела на него, на этого человека, с которым прожила восемь лет. Хорошего человека. Любящего брата. Но какого мужа? Могу ли я ему верить? Или через полгода всё повторится снова — Артём на пороге, Дмитрий с просительными глазами, я с моим молчаливым согласием?
— Мне нужно время подумать, — сказала я наконец.
— Сколько угодно. Хоть месяц, хоть год. Я буду ждать. — Он сделал шаг назад. — И ещё. Я разослал резюме и мне предложили новую работу. Хорошую. В крупной компании. Зарплата достойная. Я хочу, чтобы ты больше не тянула семью одна. Хочу, чтобы мы поехали на море этим летом. Хочу купить тебе новый холодильник. Хочу сделать всё, что обещал когда-то, но так и не сделал.
В горле встал комок. Я отвернулась к окну.
— Уходи, — прошептала я. — Пожалуйста.
Он ушёл тихо, осторожно закрыв дверь.
Прошло две недели. Я ходила на работу, встречалась с подругами, смотрела сериалы по вечерам. Делала вид, что живу обычной жизнью. Но каждый вечер, засыпая, я думала о Диме. О том, как он храпел во сне. Как готовил по воскресеньям блины. Как называл меня «Ленуськой», когда был в хорошем настроении.
Катя говорила, что я молодец. Что многие женщины так и живут с мужьями-тряпками, которые прогибаются под родственников. Что я сделала правильный выбор.
Но это был ли это выбор? Или просто вспышка гнева, после которой я не могу позволить себе отступить, потому что это значило бы признать ошибку?
На третьей неделе пришло сообщение от Дмитрия. Одно предложение: «Я люблю тебя».
Я смотрела на эти три слова и плакала. Потому что тоже любила. Несмотря ни на что.
Ещё через неделю, в пятницу вечером, я набрала его номер.
— Лен? — голос был хриплым от волнения.
— Приезжай, — сказала я. — Нам нужно поговорить.
Он приехал через двадцать минут. Видимо, был недалеко. Или просто гнал как сумасшедший.
Мы сели на кухне с чаем. Я разглядывала свою чашку, подбирая слова.
— Я тебя прощаю, — сказала я наконец. — Но с условиями.
— Любыми.
— Первое: Артём больше здесь не появляется. Даже если у него землетрясение, потоп и конец света одновременно.
— Согласен.
— Второе: мы идём к семейному психологу. Потому что проблемы никуда не делись, Дим. Они просто притаились.
— Согласен.
— Третье: мои деньги — это мои деньги. Наши общие — наши общие. Но то, что я зарабатываю своим трудом, я имею право тратить так, как считаю нужным. Без обсуждения с твоими родственниками.
— Согласен.
— И последнее, — я подняла глаза. — Если ты ещё раз выберешь кого-то вместо меня, я уйду. Насовсем. Без разговоров, без второго шанса. Ты понял?
— Понял, — он взял мою руку. — Лена, клянусь тебе, такое больше не повторится. Я осознал, что значит потерять тебя. И я не хочу это пережить снова. Никогда.
Мы сидели молча, держась за руки. За окном спускались зимние сумерки, зажигались фонари. В квартире было тихо и спокойно — наконец-то просто тихо и спокойно, без присутствия посторонних, без чужих проблем.
— Ладно, — сказала я. — Возвращайся домой.
Он обнял меня так крепко, что, казалось, он меня раздавит.
Дмитрий сдержал обещание. Артём больше не появлялся — Дмитрий пару раз созванивался с ним, но коротко, и тема денег больше не всплывала. Мы начали ходить к психологу, и это было трудно — вытаскивать наружу старые обиды, непроговорённые претензии, молчаливые упрёки. Но с каждым сеансом становилось немного легче.
В мае мы купили новый холодильник. Большой, серебристый, с умной системой разморозки. Глупо, но я радовалась ему как ребёнок.
А в июле мы поехали на море. Без Артёма, без родственников, без чужих проблем. Только мы вдвоём, песок, волны и обещание начать всё заново.
Иногда по ночам мне снилось, как я кладу обручальное кольцо на стол и говорю: «Валите оба». И я просыпалась в холодном поту. Но потом чувствовала тёплое дыхание Дмитрия рядом, слышала его похрапывание — и понимала, что это просто кошмар.
