«Той ночью я ждала его с ужином…» — вспоминает Ирина Сорокина, вдова Юрия Степанова.
Её голос дрожит, словно оживает сама та ночь. Прошло уже 15 лет, а всё равно кажется, что это было вчера: весенний вечер, в воздухе пахнет мокрым асфальтом и тополиными почками, звонок в дверь, и сразу становится холодно. Незнакомые лица. Вопросы. И страшная, безвозвратная весть. Юры больше нет.
А ведь ещё утром он целовал её в висок, торопясь в театр. Только закончился очередной репетиционный марафон, и в семье строили планы: небольшой отпуск, поездка в Питер, ремонт на даче. Казалось, что всё только начинается. Он блистал на сцене «Мастерской Петра Фоменко», в нём видели будущего мэтра.
Его узнавали в метро, на улицах, в магазинах. Предлагали роли, сыпались сценарии. И всё это было заслуженно: Степанов был одним из тех редких актёров, которым веришь без остатка. Он не играл — он жил в каждом образе. Его герои — простые и сложные одновременно — врезались в память навсегда.
От деревенского клуба до столичных подмостков
Юрий родился в Иркутской области, в самой глубине сибирской тайги. Отец — директор совхоза, строгий, справедливый. Мать — сдержанная, но невероятно тёплая женщина, на ней держался дом. В семье трое детей, Юра был средним. Детство прошло в заботах, рыбалке, походах и… вечерах самодеятельности.
Местный дом культуры стал для него первым театром. Там он впервые примерил костюм, почувствовал волнение перед выходом к зрителям и вкус аплодисментов.
Он играл то сказочных героев, то деревенских мужиков, а иногда и бабушек в платках. Каждый образ проживал. Соседи приходили на спектакли только ради него. Кто-то смеялся: «Да у этого пацана талант!». И действительно — у Юры была искра. Не заученность, не подражание — живое, внутреннее чувство сцены.
После Иркутского театрального училища он поступил в ГИТИС, и это стало точкой невозврата. Первое время жил в общежитии, работал грузчиком, монтировал декорации, лишь бы подрабатывать. Стипендии почти не хватало. Но он не жаловался. Говорил:
«Это всё — путь. Я должен пройти его сам».
Он не мечтал о славе, не строил карьерных планов. Он просто хотел быть в искусстве. Сцена для него была как храм, а каждый спектакль — откровением. В кино долго не шёл — говорил, что не чувствует там дыхания зрителя. Но когда всё же решился, стал по-настоящему известным.
Слава без глянца
В 28 лет он снялся у Абдрашитова в «Времени танцора» — и это стало поворотной точкой. Потом были «Штрафбат», «Гражданин начальник», «Артистка» и десятки других. Он не был героем-любовником, не соответствовал шаблону «телевизионного кумира», но именно в этом и была его сила.
Он был другим — живым, несовершенным, настоящим. Смотрел — и понимал: ты знаешь этого человека, он мог бы быть твоим соседом, братом, коллегой.
Однажды на съёмках он поссорился с режиссёром, отказавшись играть сцену, которую считал нечестной. Его могли заменить. Но в итоге сцену переписали под него. Его упрямство, честность и глубина стали визитной карточкой.
Он часто отказывался от громких проектов, предпочитая роли, где можно было «копнуть глубже». Он говорил:
«Я не герой. Я человек. А значит — должен быть слабым, сильным, трусливым и благородным одновременно».
Любовь, которая держала всё
С Ириной они встретились в театре. Она — костюмер, скромная, вдумчивая. Он — актёр, уже тогда с внутренним светом. Они долго присматривались друг к другу. Юрий ухаживал тонко: приносил кофе, оставлял записки, провожал до метро. Без пафоса, без обещаний — просто был рядом. Через три года у них родился сын Костя. Потом — Дмитрий.
Семья для него была не просто важна — она была центром. Он говорил:
«Театр — это счастье. Но дом — это спасение».
Он сам укладывал детей, читал сказки, учил кататься на велосипеде. В свободные дни — поход в храм, в лес, за грибами. Он не хотел, чтобы дети росли с ощущением, что их отец где-то там, на экране. Он хотел быть с ними здесь и сейчас.
Они устраивали домашние праздники, лепили пельмени всей семьёй, читали вместе вслух. Юрий пел под гитару, учил старших различать птиц по голосу. Он создавал память — ту, что останется даже тогда, когда его самого не будет.
Последний спектакль
2 марта. Спектакль «Три сестры». Он выходил в роли Андрея — и зал плакал. После — как всегда: грим, переодевание, короткое «до завтра» коллегам. Он сел в такси — старенькие «Жигули». На светофоре их догнала «Мазда», мчавшаяся на огромной скорости. Удар — и машина отлетела на встречную.
Там — «Лада». Второй удар пришёлся точно в бок, на место пассажира. Юрий погиб мгновенно. Его не смогли спасти даже мгновенно прибывшие врачи.
Случай был резонансным. Водитель «Мазды» оказался сыном крупного бизнесмена. Был ли он пьян? Говорили, что нет. Но факты терялись, следствие шло медленно. Ирина наняла адвокатов. Дело тянулось больше года. В итоге — условный срок. Без извинений. Без раскаяния. Она говорила:
«Это была не авария. Это — убийство. И не наказано».
А дома Ирина уже накрыла на стол. Юра обещал прийти рано. Он не пришёл. Вместо него — звонок в дверь. И дальше — туман.
Через три недели родился их третий сын — Юра. Он стал светом во тьме. Все силы, что были, ушли в заботу о малыше. Старшие сыновья в одночасье стали взрослыми. Костя больше не задавал вопросов — просто стал помогать. Дима — молчал, но взял на себя младшего брата. А Ирина… «Если бы не дети, я бы не выдержала», — говорит она.
Те, кто рядом
Брат Юрия, Николай, переехал поближе к Ирине. Он стал незримым ангелом-хранителем семьи. Водил детей на рыбалку, чинил велосипеды, строил скворечники. Его любовь — тихая, но безграничная. Он так и не завёл своей семьи:
«Мои племянники — моя жизнь», — говорит он.
Костя окончил экономический факультет, устроился в банк. Не пошёл в актёры — говорил, что это папино. Дима — наоборот, ушёл в продюсирование. Его заметили в «Мастерской Фоменко». «Я просто хочу продолжать то, что начал отец», — говорил он.
Юра-младший — удивительный мальчик. В детстве снялся в нескольких фильмах. Один — в -30, с собакой, на деревенском дворе. Он не плакал. Делал дубль за дублем.
«Он как будто знал: должен быть сильным. За всех нас», — говорит Ирина.
Сейчас он учится в театральной студии. Читает Чехова и Шукшина, пробует писать. Его мечта — сыграть Андрея в «Трёх сёстрах». Ту самую роль, которую играл отец. «Я не помню его живым. Но я его чувствую», — говорит он.
Пятнадцать лет спустя
Пятнадцать лет — это и много, и ничтожно мало. Время залечивает, но не лечит. Ирина говорит, что до сих пор советуется с Юрой.
«Иногда что-то происходит — и я думаю: а как бы он поступил? И нахожу ответ».
Каждую весну они едут в Иркутскую область. Там — дом детства, та же баня, та же река, которую Юра переплывал мальчишкой. Там он есть. В берёзах. В запахе трав. В молчании по вечерам.
