— Да у тебя всегда есть деньги только на твою тупую рыбалку, а как меня куда-нибудь сводить, даже в ту же кафешку, так нет! Ты же постоянно на новое оборудование себе откладываешь! Меня это уже достало!
Слова, резкие и колючие, вылетели изо рта Ольги и ударились о стены комнаты, заставленной атрибутами чужого счастья. Она стояла посреди этого храма рыболовного бога, и её фигура в простом домашнем платье казалась неуместной и чужеродной. Вокруг, на диване, на полу, на журнальном столике, лежали священные реликвии: катушки, блестящие холодным металлическим блеском, коробки с воблерами, похожими на диковинных тропических насекомых, аккуратные мотки лески и новенький, ещё пахнущий заводской смазкой эхолот.
Она только что закончила паковать его походный рюкзак, засунув термос и пару сменных носков между складным ножом и упаковкой влажных салфеток. Эта рутинная забота показалась ей сейчас верхом унижения.
Андрей, сидевший на полу, даже не сразу отреагировал. Он был полностью поглощён созерцанием своего нового спиннинга. Углепластиковое удилище, лёгкое, как пух, и дорогое, как половина её годовой зарплаты, лежало на его коленях. Он медленно, с почти отцовской нежностью, протирал его мягкой замшевой тряпочкой, любуясь тем, как свет от лампы играет на чёрной лакированной поверхности.
— Оль, ну не начинай, а? — проговорил он, не отрывая взгляда от своего сокровища. Его голос был спокойным, чуть утомлённым, как у человека, которого отвлекают от важного дела по пустякам. — Пятница, вечер. Отличное настроение. Зачем всё портить?
— Это я порчу настроение?! — Ольга сделала шаг вперёд, пересекая невидимую границу его личного пространства. Её тень легла на разложенные снасти. — Я тебя попросила завтра в кино сходить. Не на Мальдивы слетать, не шубу мне купить, а просто в кино! Ты сказал, что мы сейчас должны экономить. Экономить на чём, Андрей?! На мне?! Чтобы ты мог купить вот это всё и свою лодку, которую ты завтра потащишься обкатывать со своими дружками?
Он наконец поднял на неё глаза. Во взгляде читалось лёгкое, почти брезгливое раздражение. Он аккуратно, словно боясь разбудить, положил спиннинг на диван, подальше от неё.
— Во-первых, это серьёзные вложения в наш общий досуг. Я на эту лодку полгода откладывал. Это не игрушка. Мы же потом вместе будем на ней на Волгу ездить, ты же сама хотела. Во-вторых, не с дружками, а с друзьями. И в-третьих, да, сейчас нужно экономить. Покупка была крупная.
Его логика была безупречной и оттого ещё более оскорбительной. Он действительно верил, что эта лодка за триста тысяч, на которой он будет рассекать по реке с мужиками, говорящими исключительно о подсечках и прикорме, является «общим досугом». Он искренне не понимал разницы между этим и простым желанием жены провести вечер вдвоём вне дома.
— Я хотела с тобой! Вдвоём! А не сидеть на берегу, пока вы там рыбачите, и отмахиваться от комаров! Я хочу завтра, понимаешь? Завтра! Потратить несчастную тысячу на два билета в кино! Но на это у нас денег нет! Потому что все деньги ушли вот сюда! — она широким жестом указала на рыболовное великолепие.
— Ну что за капризы, Оль? Кафе, кино… это же пустое. Посидели и забыли. А лодка — это вещь! Она годами служить будет, — он встал, приблизившись к ней. Он был выше, крупнее, и от него пахло уверенностью в собственной правоте. — Ну хочешь, по парку вечером пройдёмся? Погода отличная. Бесплатно и полезно.
Это предложение — «по парку пройдёмся» — стало последней каплей. Оно было настолько снисходительным, настолько жалким в своей экономии, что внутри Ольги что-то оборвалось. Горячая волна ярости, кипевшая до этого, внезапно отхлынула, оставив после себя ледяное, звенящее спокойствие. Она посмотрела на его самодовольное лицо, потом на спиннинг, лежащий на диване, и её губы тронула странная, нехорошая улыбка.
— По парку, значит? — переспросила она очень тихо. — Хорошо, Андрей. Отличное предложение. Только давай я сначала помогу тебе до конца собраться. Чтобы ты, не дай бог, ничего не забыл на свою рыбалку.
Её спокойствие и странная, хищная улыбка напугали Андрея гораздо больше, чем крик. Он инстинктивно сделал шаг назад, к своему новому спиннингу, словно пытаясь прикрыть его телом. Он ожидал чего угодно: новой волны упрёков, битья посуды, хлопанья дверью. Но Ольга просто медленно, с какой-то театральной грацией, подошла к журнальному столику, на котором ровными рядами были разложены блестящие воблеры в пластиковых упаковках. Она взяла в руки один из них — ярко-оранжевый, с тремя острыми крючками, его любимый, на щуку.
— Смотри, какая красота, — проговорила она, поворачивая приманку так, чтобы она блеснула в свете лампы. — Дорогой, наверное?
— Оль, положи, пожалуйста, — его голос стал напряжённым, просительным. — Это японский. Редкий.
Она кивнула, будто соглашаясь. А потом спокойно, без замаха, провела рукой по столику. Десятки пластиковых коробок с характерным сухим треском полетели на пол. Воблеры, блёсны, силиконовые рыбки — сотни и тысячи рублей рассыпались по ковру пёстрым, бесполезным мусором.
— Ты… ты что творишь?! — взревел он, бросаясь к ней. Но было поздно.
Она уже шагнула к углу, где стояли в ряд три его рабочих удилища. Не главное, не новое, а те, с которыми он ездил годами. Она схватила ближайшее, самое простое, стеклопластиковое. Перехватила его двумя руками, как палку. Андрей замер на полпути, его лицо исказилось от ужаса. Он понял, что сейчас произойдёт.
— Не смей!
Хруст был сухим и коротким, как выстрел из мелкашки. Удилище, поставленное на колено, переломилось пополам. Ольга без эмоций отбросила в сторону два бесполезных обломка и взялась за следующее.
— С ума сошла?! Это же деньги! — кричал он, но не двигался с места, парализованный происходящим.
Она повернула к нему лицо, и он впервые увидел, что в её глазах нет гнева. Там была ледяная, абсолютная пустота.
— Да, Андрей. Это деньги. Твои деньги, которые ты никогда не тратил на меня. Я просто помогаю тебе от них избавиться.
И тут её взгляд упал на диван. На её главного врага. На лёгкий, изящный, невероятно дорогой углепластиковый спиннинг. Она пошла к нему. Это вывело Андрея из ступора. Он бросился наперерез, как защитник, закрывающий собой ворота.
— Только не его! Не трогай!
Он успел добежать и встать между ней и диваном. Он расставил руки, загораживая своё сокровище.
— Уйди с дороги, Андрей, — сказала она всё тем же ровным, безжизненным голосом.
— Я не дам тебе его сломать! Это стоит как две твои зарплаты!
Он схватил её за плечи, пытаясь оттолкнуть, но она вцепилась в его рубашку. Началась короткая, уродливая борьба. Он не бил её, он просто пытался её удержать, оттащить, а она, не обращая на него внимания, тянулась к чёрному лакированному бланку. Её целью был не он. Её целью было то, что он так отчаянно защищал.
— Пусти! — прошипела она, пытаясь вырваться. — Я ещё до лодки в гараже не добралась!
Слово «лодка» подействовало на него как удар тока. Паника исказила его черты. Он понял, что она не шутит. Он силой развернул её и, вцепившись в руки мёртвой хваткой, потащил от дивана, от заветной двери, ведущей в коридор и дальше, к выходу из дома, к гаражу. Он прижал её к стене в другом конце комнаты, тяжело дыша ей в лицо.
— Ты не пойдёшь в гараж. Ты поняла меня? Не пойдёшь.
Он держал её так несколько минут, пока не почувствовал, что она перестала сопротивляться и её тело обмякло. Он медленно разжал пальцы. Она сползла по стене и осталась сидеть на полу, отвернувшись к стене. Андрей, тяжело дыша, посмотрел на погром в комнате. На полу валялись сломанные удилища, рассыпанные приманки. На диване, целый и невредимый, лежал его бог — новый спиннинг. Он победил.
Утром он проснулся на диване. Ольга спала в их спальне. Он тихо собрал уцелевшие снасти и свой рюкзак. Перед выходом он заглянул в комнату. Она не спала. Она лежала с открытыми глазами и смотрела в потолок. Он постоял мгновение, хотел что-то сказать, но не нашёл слов. Внизу уже нетерпеливо сигналила машина его друга. Он махнул рукой и вышел. Он решил, что к его возвращению в воскресенье вечером она остынет. Всё забудется. Главное — лодка цела, и рыбалка состоится.
Тишина, наступившая после того, как затих рокот мотора увозящей его машины, была не пустой, а наполненной. Она была плотной, как вода, и Ольга погрузилась в неё, ощущая не горе или обиду, а странное, холодное облегчение. Словно многолетняя, ноющая боль наконец утихла, и на её месте образовалась ясная, звенящая пустота, которую нужно было чем-то заполнить. Она не стала убирать погром в гостиной. Обломки удилищ и рассыпанные приманки были теперь не символом её гнева, а просто мусором, который ждал своего часа. Она прошла на кухню, налила себе стакан воды и спокойно, методично начала действовать.
Первым делом был звонок в службу вскрытия и замены замков. Мастер, немолодой мужчина с усталыми глазами, приехал через сорок минут. Он работал молча и деловито, не задавая лишних вопросов. Металлический визг сверла, вгрызающегося в сердцевину старого замка, был единственной музыкой в этом доме, и эта музыка была прекрасна. Она звучала как окончательный приговор прошлой жизни. Когда мастер вручил ей новый комплект ключей, блестящих и чужих, она почувствовала себя хозяйкой не просто квартиры, а своей собственной судьбы.
Затем началась самая главная часть. Она не суетилась. Её движения были выверенными и спокойными, как у хирурга во время сложной операции. Сначала она собрала с пола весь рыболовный мусор. Потом взяла его сокровище — уцелевший спиннинг с дивана. Она несла его аккуратно, двумя руками, словно это была не палка из углепластика, а хрустальная ваза. Открыв дверь в гараж, пристроенный к дому, она шагнула в его святилище. В центре, занимая почти всё пространство, стояла она — новая, блестящая ПВХ-лодка на прицепе. Запах резины и клея смешивался с запахом бензина и старого масла. Ольга аккуратно прислонила спиннинг к борту лодки. Затем вернулась в дом.
Она выносила его вещи методично, рейс за рейсом. Его рыболовные ящики. Его болотные сапоги. Его коллекцию катушек. Она не бросала их, не швыряла. Она несла их почти с уважением, как несут вещи покойника к месту его последнего упокоения. Потом пришла очередь одежды. Она открыла шкаф и начала вынимать только его вешалки. Его джинсы, его свитера, его клетчатые рубашки. Знакомый, но уже чужой запах его парфюма щекотал ноздри. Она складывала всё это в большие мусорные мешки, не потому, что считала это мусором, а потому, что так было удобнее нести. С каждым рейсом в гараж дом будто становился чище, просторнее, в нём появлялось больше воздуха.
Она не свалила всё в кучу. В гараже она устроила ему новое жилище. Рядом с лодкой она аккуратно поставила его драгоценный спиннинг и ящики со снастями. На старый верстак положила стопки его джинсов и свитеров. Его ботинки выстроила в ряд у стены. Это был не склад, это была инсталляция. Инсталляция его новой жизни, которую он сам выбрал. Он хотел жить рыбалкой? Отлично, теперь у него для этого есть всё необходимое в одном месте.
Когда последняя его вещь — зубная щётка и бритва — оказалась в гараже, Ольга закрыла внутреннюю дверь и повернула ключ в новом замке. Потом она закрыла и входную дверь. Обойдя дом, она опустила тяжёлую металлическую дверь гаража, отрезав его мир от своего. Работа была сделана.
Весь следующий день, воскресенье, она провела в тишине. А вечером, когда солнце уже садилось, её телефон завибрировал. Андрей. Она не ответила. Ещё один звонок. И ещё. Потом наступила тишина. Через пару минут пришло сообщение. Короткое, жужжащее вибро на столике. Она взяла телефон. — Я не могу открыть дверь. Что с замком? Ты дома?
Она смотрела на эти буквы несколько секунд. Потом медленно напечатала ответ. Без эмоций. Без оскорблений. Просто констатация факта. — Жить теперь будешь в гараже со своей лодкой. Домой ты больше не попадёшь.
Андрей стоял перед дверью, усталый и довольный после двух дней на воде. Рыбалка удалась: новая лодка показала себя превосходно, а пара увесистых судаков уже лежала в машине, предназначенная для демонстрации своего рыболовного триумфа.
Он предвкушал, как войдёт в дом, бросит рюкзак, примет горячий душ и, возможно, даже великодушно простит Ольге её пятничную истерику. Женщины, они такие. Он вставил ключ в замок. Ключ не повернулся. Он попробовал ещё раз, с нажимом. Бесполезно. Словно замок был чужим.
Он нахмурился, достал телефон и набрал её номер. Длинные гудки сменяли друг друга, но трубку никто не брал. Раздражение начало закипать в нём, смывая остатки благодушия. Он написал сообщение, стараясь, чтобы оно не звучало слишком грубо. Ответ пришёл почти мгновенно и ударил его под дых, выбив весь воздух из лёгких. Он перечитал его три раза, но смысл не менялся. «Жить теперь будешь в гараже со своей лодкой. Домой ты больше не попадёшь».
— Что за бред? — пробормотал он вслух, и его голос прозвучал неуверенно.
Он начал колотить в дверь. Сначала кулаком, потом, когда костяшки заболели, ладонью.
— Оля! Открой немедленно! Ты что, с ума сошла? Хватит этих дурацких шуток!
В ответ — тишина. Он видел, что в окне гостиной горит свет. Она была там. Она просто игнорировала его. Ярость захлестнула его. Он закричал, выплевывая её имя, угрозы, обещания. Но дверь оставалась немой и неприступной, как крепостная стена. Он обошёл дом, подёргал ручки окон — всё было наглухо закрыто. И тут ему в голову пришла спасительная мысль — гараж! Там же есть дверь, ведущая в дом. Он был уверен, что уж её-то она запереть не догадалась.
Он нажал на кнопку пульта, и тяжёлая секционная дверь гаража с привычным жужжанием поползла вверх, открывая ему вход в его царство. Он шагнул внутрь, и свет от уличного фонаря выхватил из полумрака картину, от которой у него перехватило дыхание. Это был не его привычный гараж. Это был какой-то жуткий, издевательский музей его собственной жизни.
В центре, на прицепе, стояла его лодка. Но вокруг неё, вместо привычного беспорядка, царила идеальная, выверенная композиция. Возле борта, прислонённый с почтительной аккуратностью, стоял его новый спиннинг.
Рядом, на полу, были расставлены ящики со снастями и катушками. На старом верстаке аккуратными стопками лежала его одежда: джинсы, свитера, рубашки. Его ботинки стояли ровным рядом у стены. Даже его зубная щётка и бритва лежали на отдельной чистой тряпочке. Ему приготовили всё, что он так любил. Всё, что он ценил. Всё было здесь, в этом холодном бетонном склепе.
Он медленно подошёл к двери, ведущей в дом, и дёрнул ручку. Заперто. Он приложил ухо к холодному металлу. Изнутри, с той стороны, донёсся короткий, сухой щелчок. Это она поворачивала ключ в новом замке, запирая его окончательно. Этот звук был громче всех его криков. Он означал конец.
По ту сторону двери Ольга опустила руку от замка. Она не испытывала ни злорадства, ни радости. Только пустоту и тишину. Шум снаружи стих. Она прошла в гостиную, где больше не было запаха резины и смазки.
Она села в кресло, взяла в руки пульт и включила телевизор. Впервые за много лет она могла смотреть то, что хотела она, а не канал про охоту и рыбалку. Её телефон завибрировал ещё раз — последнее сообщение от него. Она не стала его читать. Она просто открыла его контакт и нажала «Заблокировать».
А он так и остался стоять в гараже, посреди своих сокровищ. Свет от фонаря падал на блестящий борт лодки, на лакированную поверхность спиннинга, на его аккуратно сложенные вещи. Он получил всё, чего так страстно желал.
У него была его лодка, его снасти, его свобода. Вот только теперь он понял, что всё это — просто груда дорогого пластика и металла, бесполезная и холодная в тишине пустого гаража. Он медленно опустился на бетонный пол рядом с лодкой, которая должна была стать символом его счастья, а стала надгробием его семейной жизни…
