— Сергей, у меня крыша опять течёт, ведро уже второе за неделю меняю.
Тамара Фёдоровна сидела за кухонным столом с чашкой чая в руках, но к губам её не подносила. Взгляд был устремлён в окно, где мелко моросил октябрьский дождь.
— В частном доме всё сама должна чинить, на ремонт денег нет, а зима скоро.
Сергей поднял глаза от телефона. Ольга, стоявшая у раковины с тарелкой в мыльных руках, обернулась и сочувственно покачала головой. За столом Соня водила карандашом по бумаге, рисуя домик с треугольной крышей.
Ольга вытерла руки о полотенце и села за стол.
— Тамара Фёдоровна, может, соседи помогут? У них же тоже частные дома, знают проблему.
Свекровь горько усмехнулась, наконец взяла чашку в руки.
— Соседи сами еле концы с концами сводят. Говорят, сама дом покупала, сама и чини.
Соня подняла голову от рисунка, прислушиваясь к разговору взрослых. Карандаш замер в её руке.
Сергей убрал телефон на стол, выпрямился в кресле.
— Мам, а сколько ремонт стоить будет?
Тамара Фёдоровна поставила чашку, достала из сумки смятые листы — сметы от кровельщиков. Бумага была влажной по краям, как будто её много раз перебирали мокрыми руками.
— Минимум сто десять тысяч за новое покрытие. У меня пенсия пятнадцать, откуда столько взять?
Ольга тихо вздохнула, глядя на расчёты. Соня снова наклонилась над рисунком, но линии получались неровными — она всё ещё слушала.
Тамара Фёдоровна аккуратно сложила бумаги обратно в сумку, движения медленные, будто каждый жест причинял боль.
— Вы же помните, как я вам на первоначальный взнос помогала пять лет назад? Пятьсот тысяч перевела Серёже на счёт.
Сергей и Ольга переглянулись. В воздухе повисло что-то тяжёлое, невысказанное.
— Конечно, помним, — ответил Сергей, голос прозвучал сдавленно.
— Может, хоть часть сейчас вернёте?
Ольга начала мять салфетку в руках, белая бумага превращалась в комочек между её пальцами.
— Тамара Фёдоровна, у нас сейчас тяжело. Ипотека каждый месяц, кредиты, Соне к школе много чего нужно.
Свекровь покачала головой, и в движении читалось нарастающее раздражение.
— У вас тяжело? А я что, пять лет уже жду! Сейчас неотложная ситуация настала, нужно что-то решать, а не откладывать!
Голос поднимался с каждым словом. Соня сжалась на стуле, её рисунок остался незаконченным.
Через неделю Тамара Фёдоровна пришла снова. На этот раз она сразу достала телефон, включила камеру.
— Посмотрите сами.
На экране виднелись чёрные разводы на потолке, размокший паркет, вздувшийся волнами. Вода капала прямо на кровать.
— В доме жить становится невозможно. Хуже с каждым днём. Ну как дела с деньгами?
Ольга покачала головой, руки лежали на коленях безвольно.
— Пока никак, везде отказывают в займе.
Тамара Фёдоровна тяжело вздохнула, но не стала настаивать. Убрала телефон в сумку и молча допивала чай.
Ещё через четыре дня она появилась на пороге со слезами на глазах. Руки дрожали, когда она снимала куртку.
— Потолок в спальне начал обваливаться! Штукатурка сыплется!
Новые фотографии были страшнее прежних — трещины зияли в потолке, на полу лежали куски отвалившейся штукатурки.
Ольга ахнула, прикрыв рот ладонью. Сергей резко встал со своего места.
— Мам, это же опасно! Тебе нельзя там жить!
Тамара Фёдоровна вытерла слёзы рукавом, но новые тут же появлялись.
— А где мне жить? На улице что ли?
Сергей обнял мать за плечи, почувствовал, как она мелко дрожит.
— Не плачь. Мы что-нибудь придумаем.
Тамара Фёдоровна всхлипывала, прижимаясь к сыну.
— Я же к вам по-человечески обращаюсь. Помогла когда-то от души, а теперь самой помощь нужна.
Ольга встала с места, подошла и сочувственно погладила свекровь по плечу.
— Мы понимаем, Тамара Фёдоровна. Просто денег действительно нет сейчас.
Тамара Фёдоровна успокоилась, вытерла последние слёзы, но когда заговорила снова, голос стал тверже.
— Пять лет уже прошло, как я вам деньги дала. Я не требую сразу всё, но хоть что-то верните.
Сергей перестал гладить мать по плечу, пальцы начали мять салфетку на столе.
— Мам, мы же думали, это была помощь семье, подарок.
Тамара Фёдоровна резко подняла голову, слёзы мгновенно высохли.
— Какой подарок? Полмиллиона — это подарок?
В кухне повисла напряжённая тишина. Соня почувствовала что-то неладное в голосах взрослых, медленно отодвинула рисунок от себя и замерла, глядя то на отца, то на маму.
Ольга первой нарушила молчание, голос звучал осторожно.
— Тамара Фёдоровна, но вы же тогда сами сказали — это помощь молодой семье на жильё.
Свекровь резко встала из-за стола, стул скрипнул по полу.
— Помощь — это тысяч пятьдесят, а не полмиллиона!
Соня вздрогнула от резкости в голосе бабушки. Сергей потянулся к дочери, обнял за плечи.
Тамара Фёдоровна схватила куртку со спинки стула, руки дрожали, когда она натягивала рукава.
— Я вам когда квартиру покупали помогала! А теперь что — мать вам не нужна стала?
Сергей вскочил следом.
— Мам, не говори так! Мы не забыли, просто…
Она резко обернулась к нему.
— Просто не хотите возвращать!
Дверь хлопнула за ней так, что задрожали стёкла в окнах. Соня прижалась к отцу.
— Папа, а почему бабуля сердится?
Сергей и Ольга переглянулись через её голову. Никто не знал, что ответить.
Через неделю Тамара Фёдоровна позвонила. Сергей сидел на кухне с чашкой кофе, когда зазвонил телефон. Голос в трубке был такой громкий, что Ольга слышала каждое слово из гостиной.
— Соседи смеются уже! Спрашивают, когда дети помогут! Стыдно мне перед людьми!
Сергей отодвинул телефон от уха, лицо исказилось.
— Мам, успокойся, приезжай, поговорим нормально.
В ответ раздались короткие гудки. Ольга появилась в дверях кухни, в руках полотенце — она вытирала Соню после ванны.
— Что она говорила?
— Кричала про соседей. Что стыдно ей.
На следующий день Тамара Фёдоровна пришла с красными припухшими глазами. Села за стол, даже не поздоровавшись.
— Вы меня в позор перед соседями ставите! Все знают, что я вам на квартиру дала, а теперь думают, что дети мать бросили!
Ольга поставила перед ней чашку чая, села рядом.
— Тамара Фёдоровна, соседи не наше дело.
Свекровь вскинулась.
— Мне с ними жить, не вам!
Голос поднимался с каждым словом. Из детской послышались быстрые шаги — Соня выбежала в коридор, испуганно заглядывала в кухню.
Сергей встал, попытался взять мать за руку.
— Мам, мы не бросили тебя. Просто денег нет, понимаешь?
Тамара Фёдоровна одёрнула руку, покачала головой с горечью.
— Понимаю! Понимаю, что зря вам помогала! Неблагодарные вы люди!
Соня в дверях заплакала от громких голосов. Ольга быстро подошла к дочери, обняла за плечи.
— При ребёнке не кричите!
— А что мне делать? — Тамара Фёдоровна размахивала руками. — Молчать, пока дом на голову не рухнет?
Она резко достала из сумки белую визитку, положила на стол перед сыном.
— Была у юриста. Он сказал — могу через суд деньги требовать.
Сергей побледнел, взял визитку дрожащими пальцами.
— Мам, ты что, серьёзно?
Тамара Фёдоровна встала, натянула куртку. Движения были резкие, решительные.
— А у меня выбора нет! Не хотите по-хорошему — пусть суд разбирается.
Она остановилась у двери, обернулась.
— Даю вам последний шанс — неделю на размышления.
Дверь закрылась тише, чем в прошлый раз, но это было ещё страшнее крика. Соня плакала рядом с матерью, не понимая, что происходит. Сергей всё ещё держал визитку, читая и перечитывая имя адвоката.
— Она не может этого сделать, — прошептал он.
Ольга обняла дочь крепче, но взгляд был устремлён на мужа.
— Может. И сделает.
Ольга обняла дочь крепче, чувствуя, как дрожат маленькие плечи.
Неделя прошла в тягостном ожидании. На восьмой день Ольга возвращалась с работы и увидела в почтовом ящике белый конверт с гербовой печатью.
Руки дрожали, когда она поднималась по ступенькам. Дома Сергей сидел с Соней за завтраком. Она ела бутерброд, он читал новости в телефоне.
— Серёжа… Она подала в суд.
Голос прозвучал глухо. Сергей обернулся, увидел конверт в её руках.
— Требует взыскать пятьсот тысяч рублей и проценты по статье 395 ГК.
Ложка выпала из пальцев Сергея, звякнула о тарелку. Соня подняла голову, посмотрела на родителей широко раскрытыми глазами.
— Мама, что такое суд?
Ольга опустилась на стул рядом с дочерью, всё ещё держа повестку. Как объяснить семилетней девочке, что бабушка подала на них в суд?
— Это… когда люди не могут договориться сами, — медленно произнесла она.
В районном суде было шумно и тесно. Первое заседание назначили через месяц. Тамара Фёдоровна сидела за столом истца с мужчиной в темном костюме — её адвокатом. Увидев сына с невесткой, она отвернулась к окну.
Сергей попытался подойти.
— Мам…
Она не обернулась. Адвокат положил руку на её плечо, что-то тихо сказал.
Судья изучала материалы дела, время от времени поправляя очки.
Адвокат встал, раскрыл папку.
— Моя доверительница перевела ответчику пятьсот тысяч рублей на банковский счёт пятого апреля 2019 года. Вот выписка из банка.
Он протянул документы. Ольга с Сергеем переглянулись — против банковских документов не поспоришь.
— Стороны устно договорились о возврате денежных средств в случае улучшения финансового положения ответчика.
Сергей поднялся, когда судья кивнула ему.
— Моя мать сама предложила помочь как подарок молодой семье. Она говорила — внучке нужно нормальное жильё.
Тамара Фёдоровна покачала головой, наклонилась к адвокату, что-то шепнула.
— У вас есть свидетели данного разговора? — спросила судья.
— Нет, это был семейный разговор.
Судья делала пометки в материалах.
— Следующее заседание через месяц. Сторонам представить дополнительные доказательства.
В коридоре после заседания Сергей окликнул мать. Она проходила мимо, глядя прямо перед собой. Не замедлила шаг.
Второе заседание длилось дольше. В качестве свидетеля выступала сестра Тамары Фёдоровны.
— Она мне жаловалась последние два года, что дети долг не отдают. Говорила: «Серёжа обещал вернуть, когда встанет на ноги».
Сергей возразил:
— Заинтересованное лицо! Показания родственников не могут считаться объективными!
Судья объявила перерыв. В коридоре Тамара Фёдоровна прошла мимо сына, даже не взглянув в его сторону. Соня, которую Ольга привела «посмотреть, где работают взрослые», дёргала мать за рукав.
— Почему бабуля нас не замечает?
— Она расстроена, солнышко.
— А когда перестанет расстраиваться?
Ольга не знала, что ответить.
Судья вернулась, огласила решение сухим, официальным голосом:
— В удовлетворении иска отказать. Сам факт перевода денежных средств не подтверждает наличия договора займа между сторонами. Доказательств возникновения обязательства по возврату денег истцом не представлено.
Тамара Фёдоровна встала и направилась к выходу, не дождавшись окончания формальностей. Сергей поднялся следом.
— Мам!
Она не обернулась. Дверь зала закрылась за ней.
Дома вечером за ужином повисла странная тишина. Соня ковырялась вилкой в картошке.
— А бабуля больше не будет к нам приходить?
Сергей и Ольга молчали. Никто не знал ответа.
— Мам, я её люблю. Можно ей позвонить?
— Она не хочет с нами разговаривать, — сказала Ольга, и голос дрогнул.
— А почему?
Соня начала плакать, не понимая, что произошло. Почему бабушка, которая приносила ей конфеты и читала сказки, вдруг исчезла из её жизни.
Сергей пытался дозвониться матери несколько дней подряд. Автоответчик каждый раз. В выходные поехал к ней в частный дом. В окнах горел свет, за занавеской мелькала тень, но на звонок никто не открывал.
Соседка, подметавшая дорожку у забора, увидела его и покачала головой с упреком.
— Явился, сынок, не запылился. Что ж так мать подвели? Мы ей тут всем соседским составом помогали крышу крыть, а от родных не дождешься. Теперь она говорит — нет у меня сына.
Сергей хотел что-то сказать в оправдание, но понимал, что это правда. Развернулся и пошел к машине.
Сергей вернулся домой подавленным. Ольга встретила его в прихожей.
— Ну что?
— Не открывает. Соседи говорят, она всем рассказывает, что сына у неё нет.
Ольга опустилась на стул рядом с мужем.
— А что мы могли сделать? Денег действительно не было.
— Знаю, — тихо ответил Сергей. — Но ей от этого не легче.
Прошло полгода. Соня к дню рождения бабушки нарисовала открытку — домик под большой крышей и четыре фигурки рядом: папа, мама, дочка и бабуля. Все держались за руки и улыбались.
Соня держала открытку в руках, разглядывая нарисованную семью. Четыре фигурки под одной крышей, все улыбаются.
— Мам, а может, отвезём бабуле?
Ольга посмотрела на мужа. Сергей молча переключил канал.
— Она не хочет нас видеть, солнышко.
— А почему?
— Взрослые иногда не умеют прощать.
Соня прижала открытку к груди, не понимая, за что прощать. Ей было семь, а бабушки в её жизни больше не будет.
По закону они были правы. По жизни — остались одни. Тамара Фёдоровна боролась за деньги, а потеряла семью. Теперь у неё была пустая победа и пустой дом. А у Сони — открытка с нарисованной семьёй, которой больше не существует.
