— Марина, сколько можно, а? Она дома только сидит! Нам что, всю жизнь еë на шеe тащить? — голос отца перекрывал шум чайника.
— Николай, хватит уже, она же слышит! — мама с тревогой оглянулась на дверь в маленькую комнату.
— Слышит? И что? Пусть слышит! Может, наконец задумается! Ей уже двадцать четыре, а толку — как от подростка. Ничего толком не делает, одни разговоры, — он стукнул кулаком по столу.
Ирина в своей комнате сидела, обхватив голову руками. Сквозь тонкие стены каждое слово было слышно, как будто родители рядом.
— Она… нам мешает,— голос матери дрогнул. — Мы с тобой всю жизнь пахали. Пахали! А теперь… Я так хочу тишины.
На мгновение в комнате наступила пауза, нарушаемая только громким тиканием старых часов.
— Пора бы ей уйти, конечно, взрослая ведь девка, — Николай усмехнулся. — Только вот куда она пойдёт, Марина? Ты сама-то думала?
— Не знаю… но дальше так нельзя, я больше не могу. — В словах матери проскользнули усталость и отчаяние.
Ирина резко встала, подошла к двери, но остановилась. Открыть её? Вступить в разговор? Или опять всё проглотить?
— Она взрослая, — продолжила мать. — Она должна понять.
Дальше Ирина уже не слышала. Голоса сливались в общий гул, от которого звенело в ушах. Её ладони стали влажными, и пальцы не сразу послушались, когда она начала собирать волосы в хвост. В горле стоял ком, но плакать она не хотела.
— Им нужно, чтобы я ушла, — прошептала она самой себе.
Она села обратно на кровать и посмотрела на телефон. Экран был тёмным: ни одного сообщения.
Ирина с детства привыкла к шуму в доме. В маленькой двухкомнатной квартире в Сызрани всегда было тесно. Отец, Николай, приходил с работы вечером усталый, мрачный. Когда-то он был инженером на заводе, но после сокращения устроился охранником на склад.
Мать, Марина, работала в больнице, дежурила сутками, а приходя домой, часто дремала в кресле, пока телевизор бубнил вполголоса.
Ирина росла, стараясь никому не мешать. В школе она была спокойной, училась хорошо. Родители ею гордились, но без излишнего восторга: «Молодец, конечно, но главное — нормальную профессию потом найди».
В 18 лет Ирина уехала в Самару, поступила на юриста. Первые три года пролетели незаметно: новые знакомства, лекции, свобода. Всё рухнуло неожиданно. На четвёртом курсе её институтский парень предложил переехать в Москву, обещал, что они начнут жизнь с чистого листа. Она поверила, бросила учёбу.
В Москве, как оказалось, у парня были свои планы. Через три месяца после переезда он исчез, оставив Ирину в съёмной комнате без денег и перспектив. Домой возвращаться было унизительно, но выбора не осталось.
Николай встречал её молча. Марина поцеловала дочь, но в её глазах читалась усталость. Тогда они сказали только одно: «Ну ничего, мы справимся. Главное — что ты дома».
Справляться оказалось сложнее, чем они думали. Возвращение Ирины стало началом новых проблем. Она пыталась устроиться в местную юридическую фирму, но её знаний было явно недостаточно. Работа администратором в кафе принесла стабильность, но не удовлетворение. Все её попытки «собраться с мыслями» казались родителям всё более безнадëжными.
Марина, не привыкшая к праздности, начала упрекать дочь. Сначала это были мягкие замечания: «Может, тебе на курсы какие-нибудь пойти?» или «Давай я поговорю с Ларисой из бухгалтерии, вдруг есть вакансия». Но время шло, и терпение иссякало.
Николай отмалчивался до последнего. Лишь иногда, увидев дочь, сидящую на диване с телефоном, он не выдерживал: «Что ты там высматриваешь? Не пора бы уже что-то с этим делать?»
Ирина злилась, но ничего не отвечала.
Мать ворчала всё чаще: «Ты сидишь у нас как временная, а нам самим уже тяжело. Денег нет, места тоже».
Однажды после особенно напряжённого разговора Ирина заперлась в ванной и долго смотрела в зеркало. Её волосы, некогда гладкие и ухоженные, стали тусклыми. На щеках выступили красные пятна. Она попыталась вспомнить, когда в последний раз была по-настоящему счастлива.
Ответа не было.
Всё, что оставалось, — это жить в чужом расписании, подстраиваться под привычки родителей, терпеть их недовольство. Каждый новый день не отличался от предыдущего.
Скандалы начали вспыхивать чаще, превращаясь в привычный фон. Все трое уже не пытались скрывать усталость друг от друга.
Ирина вспоминала свою короткую свободную жизнь с горечью. Тогда она была наивной, полной ожиданий. Теперь же ей казалось, что эти ожидания навсегда потеряны, как и возможность что-то исправить.
И вот однажды, в очередной раз услышав за стеной: «Дочь, ну разве не понятно, что ты нам мешаешь?» — она почувствовала, что это правда.
Ирина долго сидела за столом с телефоном в руках, листая ленту соцсетей. В её голове всё ещё звучали слова матери: «Ты нам мешаешь», вызывая не то злость, не то обиду.
Ближе к вечеру, когда вернулась Марина, Ирина решила поговорить.
— Мам, я тут подумала… — начала она, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
— О чём? — Марина только что сняла пальто и пыталась поставить сумку с продуктами так, чтобы та не упала.
— Мне, наверное, правда пора что-то менять, — Ирина сжала ладони.
— Правда? Ну, наконец-то. И что ты решила? — голос матери был сухим.
— Я съеду. Сниму себе комнату.
Слова прозвучали чётко, и на мгновение в комнате стало слишком тихо.
Марина нахмурилась.
— А на что ты её снимать собралась? — голос снова стал жёстким.
— У меня есть деньги… немного. Если начну экономить, хватит на первое время. — Ирина подняла взгляд.
— А потом? — Марина поставила руки на бёдра, едва скрывая раздражение. — Ты и так на свою зарплату еле концы с концами сводишь. Съедешь и что? Через месяц назад приползёшь?
— Мама, я не ребёнок! — голос Ирины стал громче. — Я не могу больше так. Вы сами этого хотите!
Марина отвернулась.
— Мы хотим… чтобы ты была нормальной. Чтобы жила, как люди.
— Так дай мне попробовать жить самой, — Ирина говорила уже тише, устало.
Они обе замолчали. Было слышно, как в соседней комнате тикали часы, отсчитывая секунды.
Вскоре вернулся Николай.
— О чём базар? — спросил он, снимая куртку.
— Да вот, дочь съехать собралась, — ответила Марина.
— Это она сама решила? — Николай бросил взгляд на Ирину. — А где жить будешь?
— Найду комнату, посмотрю объявления, — коротко ответила Ирина.
Николай хмыкнул и сел за стол.
— Главное, чтобы потом снова на нас не свалилась. Ты ведь понимаешь, что одной сейчас не сладко?
— Понимаю. Но… мне надо попробовать, пап. По-другому уже нельзя, — она старалась говорить спокойно.
Он устало вздохнул, будто в этих словах прозвучало то, что он и так давно знал.
— Ну, если решила — значит, решила. Мы не будем тебя удерживать, — сказал он наконец. — Только смотри, пообещай, что не пропадёшь.
Марина хотела возразить, но промолчала. Её лицо оставалось напряжённым, но глаза были полны тревоги.
— Я позабочусь о себе, — тихо ответила Ирина.
Весь вечер в доме царило молчание. Каждому из них было страшно по-своему. Николай думал, хватит ли Ирине сил и решительности. Марина боролась с чувством вины, смешанным с желанием отдохнуть. Ирина смотрела на телефон, изучая объявления.
Перед сном она впервые за долгое время почувствовала, что сделала шаг вперёд.
Через неделю Ирина стояла у подъезда с двумя старыми чемоданами. Морозный воздух обжигал лицо, но её это не смущало. В кармане лежал листок с адресом: коммунальная квартира на окраине, её первое собственное пространство.
Родители вышли проводить. Николай помог донести чемоданы до такси, Марина шла сзади, сжимая руки в карманах.
— Точно уезжаешь? — пробормотала Марина, поджав губы.
— Мам, я уже всё решила, — Ирина говорила мягко, но твёрдо.
— Решила… — Марина вздохнула. — Ну, смотри сама. Только учти: квартира старая, район так себе.
— Я справлюсь, — Ирина отвела взгляд, чтобы не выдать сомнения, мелькнувшего внутри.
Николай, стоя у машины, неожиданно сказал:
— Ты не бойся. Всё будет нормально. Главное, что ты попробуешь.
Ирина взглянула на него, удивлённая.
— Спасибо, пап.
Они загрузили вещи, и такси тронулось, оставляя родителей позади. Через окно Ирина видела, как Марина сжимала ладонь мужа, будто ища в этом жесте утешение.
В коммунальной квартире всё оказалось так, как она ожидала. Узкий коридор, общий душ с вечной капающим краном, кухонный стол, уставленный чужими чайниками. Комнатка была крохотной, с облупившимися стенами. Однако Ирина чувствовала себя здесь странно свободной.
Она начала обживаться. Первым делом развесила свои вещи, переставила мебель так, чтобы стало чуть просторнее. После нескольких дней суеты комната начала принимать жилой вид.
Работа в кафе продолжалась, но теперь Ирина смотрела на неё иначе. Она ловила себя на том, что с улыбкой слушает посетителей. В конце смены коллеги подшучивали над её энтузиазмом.
— Что, Ирин, жизнь налаживается? — спросила Вика, бариста.
— Налаживается, — ответила она с лёгкой улыбкой.
Прошла неделя, другая. Родители звонили каждый день. Николай интересовался, как с деньгами, Марина больше спрашивала, тепло ли в комнате и ест ли Ирина нормально.
В один из вечеров, вернувшись с работы, Ирина вдруг заметила, что в её комнате тихо. Совсем тихо. Впервые за долгое время её не окружали разговоры родителей, не было напряжённого шума из кухни.
Она села у окна и посмотрела на улицу. Вдалеке виднелись огоньки города. В голове крутилась мысль: «Это мой выбор. Только мой».
Зазвонил телефон. Мама.
— Привет, мам, — ответила Ирина.
— Привет. Как ты там? Всё нормально? — голос матери звучал привычно, но теплее, чем раньше.
— Всё хорошо. Сегодня пораньше с работы вернулась.
— Молодец, — тихо сказала Марина, сделав паузу. — Мы с папой тут… понимаем, что, может, мы тебя зажали. Извини, если обидели.
Ирина улыбнулась, чувствуя, как внутри разливается тепло.
— Всё в порядке, мам. Я вас тоже люблю.
Закончив разговор, она ещё долго сидела у окна, глядя на свет улиц. Её жизнь только начиналась, и она знала, что впереди будут трудности. Но впервые за долгое время Ирина чувствовала себя свободной.
