Андрей сидел на диване, уткнувшись в телефон, когда Катя вошла в гостиную с корзиной белья. Она молча начала раскладывать его рубашки на гладильной доске, и он краем глаза заметил, как она поморщилась, разглядывая очередную мятую вещь.
— Кать, а ты знаешь, что воротнички надо гладить с изнанки? — произнёс он, не отрываясь от экрана. — А то они у тебя какие-то… ну, не очень получаются.
Катя замерла, держа в руках его голубую рубашку.
— Андрей, я глажу так, как умею, — ответила она ровным голосом, хотя очень хотелось не сдерживаться. — Если тебе не нравится, можешь погладить сам.
— Да я не говорю, что плохо, — он наконец оторвался от телефона и посмотрел на неё. — Просто мама всегда так делала, и рубашки были идеальными. Она вообще умела гладить так, что хоть на выставку неси.
Это была уже третья подобная реплика за день. Утром он сравнивал её яичницу с маминой — мол, у мамы желток всегда оставался жидким, а белок при этом пропекался равномерно. Вчера вечером критиковал, как она сложила полотенца в шкафу. Позавчера — способ мытья посуды.
Катя молча включила утюг и принялась за рубашку. Они были женаты всего четыре месяца, и романтический период, похоже, закончился раньше, чем она ожидала.
Когда через полгода назад Андрей делал ей предложение на крыше их любимого кафе, под звёздами и с букетом пионов, ей казалось, что она знает его полностью. Три года встреч, бесконечные разговоры обо всём на свете, совместные путешествия — всё указывало на то, что они созданы друг для друга. Андрей был внимательным, заботливым, смешным. Он умел поддержать в трудную минуту и разделить радость. С ним было легко.
Но совместная жизнь под одной крышей открыла стороны его характера, о существовании которых Катя даже не подозревала. Оказалось, что он привык к абсолютному комфорту, созданному его матерью за тридцать лет жизни в родительском доме. И теперь неосознанно ожидал того же от жены.
— Кать, а что на ужин? — спросил он, потягиваясь.
— Думала сделать пасту с овощами, — ответила она, аккуратно вешая отглаженную рубашку на плечики.
— М-м-м, — он скривился. — А что-нибудь поплотнее? Мама всегда готовила мясо по пятницам. Говорила, что к выходным надо хорошо подкрепиться.
— Андрей, — она повернулась к нему, поставив утюг. — Мы можем поговорить?
— Конечно, солнце, — он улыбнулся, но улыбка вышла рассеянной. — О чём?
— О твоей маме.
Он нахмурился:
— О маме?
— Ты очень часто её вспоминаешь в последнее время. Точнее, ты постоянно сравниваешь то, что делаю я, с тем, как делала она.
— Ну, я просто… — он замялся. — Я же не со зла. Просто делюсь опытом. Мама действительно классно готовит и вообще хорошая хозяйка. Я думал, тебе будет полезно знать.
— Полезно знать, что я глажу неправильно? Что мои котлеты недостаточно хороши? Что я неправильно складываю полотенца и плохо мою посуду?
— Кать, ты преувеличиваешь…
— Я не преувеличиваю! — голос её зазвенел. — Андрей, я стараюсь. Я работаю наравне с тобой, прихожу домой уставшая и всё равно готовлю, убираю, глажу. А ты сидишь на диване и указываешь, что я делаю не так, как твоя идеальная мама!
— Да не идеальная она! — вспылил он. — Просто у неё больше опыта! Она всю жизнь этим занималась!
— Вот именно! Всю жизнь! А я только начинаю! И мне нужна поддержка, а не постоянная критика!
Они замолчали. Катя чувствовала, как внутри поднимается волна обиды, накопившейся за последние недели. Андрей смотрел в пол, явно не понимая, почему из-за какой-то мелочи разгорелся такой конфликт.
— Хорошо, — наконец произнёс он примирительно. — Извини. Я больше не буду.
Но на следующий день всё повторилось.
Катя приготовила жаркое — потратила на него два часа после работы, следуя рецепту из интернета. Накрыла на стол, зажгла свечи, даже открыла бутылку вина, которую они берегли для особого случая. Хотела сделать приятное.
Андрей попробовал, задумчиво прожевал и сказал:
— Неплохо. Но мама добавляла в жаркое розмарин и тушила его на час дольше. Мясо становилось мягким, прямо таяло во рту. И подавала она его с печёным картофелем, а не с рисом.
Катя опустила вилку.
— Вкусно? — спросила она тихо.
— Да, вкусно, я же говорю — неплохо.
— Но не как у мамы.
— Ну… — он пожал плечами. — Не совсем. Но ничего, со временем научишься.
Она встала из-за стола и вышла на балкон. Ей нужно было подышать воздухом, остыть, чтобы не наговорить лишнего. За спиной раздался голос Андрея:
— Кать, ты чего? Я же сказал, что вкусно!
— Вкусно, но не как у мамы, — повторила она, не оборачиваясь. — Знаешь, Андрей, я вот о чём подумала. Может, тебе стоит составить список? Всё, что твоя мама делала лучше меня. Чтобы я знала, к чему стремиться.
— Не надо иронизировать, — он подошёл ближе. — Я просто хочу, чтобы дома было уютно. Как… ну…
— Как у мамы? — закончила за него Катя.
— Ну да, в общем-то. А что в этом плохого?
Она обернулась и посмотрела ему в глаза:
— Плохо то, что я не твоя мама. И никогда ею не буду. Я — твоя жена. Другой человек. Со своими способностями и недостатками. И если тебе нужна копия твоей матери, то ты ошибся адресом.
— Да успокойся ты! — он начал раздражаться. — Делаешь из мухи слона! Я просто хочу, чтобы в нашем доме было хорошо!
— А ты сам что-нибудь для этого делаешь? — вопрос прозвучал резко.
— Что ты имеешь в виду?
— А то и имею! — Катя вошла обратно в квартиру, и он последовал за ней. — Когда ты в последний раз мыл посуду? Или пылесосил? Или готовил ужин? Или стирал своё бельё?
— Я… я работаю, — пробормотал он. — Устаю.
— И я работаю! И тоже устаю! Но почему-то весь быт лежит на мне! А ты сидишь на диване и критикуешь, как я справляюсь!
— Ну, мама никогда не просила папу помогать по дому, — выпалил он. — Она всё сама делала и не жаловалась!
Тишина повисла тяжёлым занавесом. Катя смотрела на мужа так, словно видела его впервые. Вот оно что. Вот в чём корень проблемы. Он искренне считал, что домашние дела — исключительно женская обязанность. Что он, добытчик и кормилец, имеет право приходить домой и требовать сервиса.
— Понятно, — сказала она. — Теперь мне всё ясно.
Следующие дни прошли в натянутом молчании. Катя делала только то, что касалось её лично — готовила себе, стирала свои вещи, гладила только свои блузки и юбки. Андрей сначала не понял, что происходит, потом начал нервничать.
— У нас закончились чистые полотенца, — сообщил он на третий день эксперимента.
— У тебя закончились, — поправила Катя, не отрываясь от книги. — Мои висят в ванной.
— Кать, это детский сад какой-то!
— Это взрослая жизнь, Андрей. Добро пожаловать.
— Ты сошла с ума! Мы же семья!
— Именно. Семья. Где двое взрослых людей делят обязанности поровну. А не где один человек обслуживает другого и при этом ещё выслушивает, как плохо он это делает.
Он попытался возмутиться, но осёкся. Ушёл на кухню, загрузил стиральную машину — криво и неумело, засыпав в три раза больше порошка, чем нужно. Катя промолчала. Пусть учится.
К концу недели квартира представляла собой печальное зрелище. Грязная посуда громоздилась в раковине, пол не видел швабры с понедельника, в холодильнике пустовали полки. Андрей питался бутербродами и пельменями, явно страдая от отсутствия нормальной еды.
— Может, закажем пиццу? — предложил он в пятницу вечером жалким голосом.
— Заказывай, — ответила Катя. — Я уже поужинала.
Она действительно поужинала — приготовила себе салат и запечённую рыбу, ела на балконе, наслаждаясь закатом. Ему не предложила. Пусть поймёт, каково это.
В субботу утром Андрей не выдержал. Он сел напротив неё на кухне, когда она пила кофе, и сказал:
— Мне надоело это всё. Давай поговорим нормально.
— Давай, — она отложила чашку. — Я слушаю.
— Я… я не понимаю, чего ты хочешь. Я же не специально тебя обижаю. Просто я привык к определённому укладу, и мне казалось, что так правильно.
— Какому укладу, Андрей?
— Ну… — он замялся. — Когда мужчина работает, а женщина дом ведёт.
— У нас обоих полный рабочий день. Я зарабатываю не меньше тебя. Почему дом должна вести только я?
— Потому что… — он запнулся. — Потому что так всегда было? У моих родителей было именно так.
— А у моих родителей было по-другому, — возразила Катя. — Папа готовил не хуже мамы. Они вместе убирались по выходным. Делили всё поровну. И знаешь что? Они прожили вместе тридцать пять лет и до сих пор счастливы.
Андрей молчал, обдумывая её слова.
— Я не хочу быть твоей мамой, — продолжила Катя мягче. — И не хочу, чтобы ты относился ко мне как к прислуге, которая обязана соответствовать каким-то стандартам. Я хочу быть твоим партнёром. Равным партнёром.
— Но я же не считаю тебя прислугой!
— Тогда почему ты ведёшь себя так, будто всё, что связано с домом, — моя обязанность? Почему ты постоянно оцениваешь, насколько хорошо я справляюсь, вместо того чтобы помочь?
Он опустил глаза. Наступила долгая пауза.
— Знаешь, — заговорил он наконец, — мне кажется, я правда не понимал. Я вырос в семье, где мама делала всё сама. И она казалась такой… довольной. Счастливой. Мне и в голову не приходило, что это может быть иначе.
— Твоя мама не работала, — напомнила Катя. — Она посвятила себя дому и семье, это был её выбор. Но у меня другая жизнь. Я хочу и карьеру, и семью. И это возможно только если мы делим ответственность.
— Я понимаю, — кивнул он. — Но, Кать, я правда не умею ничего этого. Я даже яичницу толком не могу пожарить. Мама всегда всё делала сама, мне не нужно было учиться.
— Значит, пора начать, — она улыбнулась впервые за неделю. — Тебе тридцать лет, Андрей. Пора становиться взрослым.
Он усмехнулся:
— Жёстко.
— Но справедливо.
Они помолчали. Напряжение медленно спадало.
— А что насчёт сравнений с мамой? — спросил он тихо. — Я правда так часто это делаю?
— Постоянно. И это ужасно раздражает. Потому что я чувствую, что всегда оказываюсь хуже. Что я никогда не смогу дотянуть до её уровня.
— Прости, — он потянулся и накрыл её руку своей. — Я не хотел, чтобы ты так себя чувствовала. Просто… наверное, мне не хватает того уюта, той атмосферы. У мамы дома всегда пахло пирогами, всё было на своих местах, всё сияло чистотой.
— А ты знаешь, сколько труда за этим стоит? — спросила Катя. — Твоя мама тратила на это весь день, каждый день. Это была её работа. А у меня есть другая работа, настоящая, с которой я прихожу вымотанная. И я физически не могу делать всё то же самое, что делала она.
— Ты права, — согласился он. — Я был эгоистом.
— Был, — подтвердила она. — Но можешь исправиться.
Несколько дней они жили аккуратно, на цыпочках, словно боясь снова разжечь конфликт. Андрей неумело пытался помогать — мыл посуду, забывая протереть плиту, пылесосил, оставляя углы нетронутыми, один раз даже попробовал приготовить ужин, который получился съедобным, хоть и странноватым. Катя хвалила его за попытки и молча переделывала то, что он делал недостаточно хорошо.
Но однажды вечером всё сорвалось.
Катя готовила котлеты — те самые, которые Андрей уже критиковал несколько раз. На этот раз она решила постараться, даже позвонила своей маме за рецептом. Вымесила фарш до правильной консистенции, слепила аккуратные котлетки, обжарила их до золотистой корочки. Накрыла на стол с надеждой, что на этот раз он оценит.
Андрей молча съел порцию, взял добавку, и Катя уже начала расслабляться, думая, что всё хорошо. Но потом он откинулся на спинку стула и произнёс:
— Неплохо. Почти как у мамы. Правда, она обычно добавляла размоченный хлеб, а не манку, и лук резала мельче. Но в целом — хорошо.
Катя замерла, держа в руках вилку. Она медленно положила её на тарелку и посмотрела на мужа. Он, похоже, даже не понял, что снова наступил на те же грабли.
— Почти как у мамы, — повторила она ровным голосом.
— Ну да, — улыбнулся он, явно не улавливая опасных ноток. — Вкусно получилось.
— Почти. Вкусно, но почти.
— Кать, ну что ты опять…
— Если твоя мама такая идеальная, может вернёшься к ней?! — взорвалась она. — Мне надоели уже твои придирки!
Слова вылетели прежде, чем она успела их обдумать. Но, произнеся их, Катя поняла, что не жалеет. Что терпение окончательно лопнуло.
Андрей побледнел. Они смотрели друг на друга в оглушительной тишине.
— Ты это серьёзно? — спросил он наконец хрипло.
— Абсолютно, — она встала из-за стола. — Я устала, Андрей. Устала постоянно слышать о том, как прекрасна твоя мама и как я не дотягиваю до её уровня. Устала чувствовать себя недостаточно хорошей. Если тебе так нравится, как у неё, может, тебе стоит туда вернуться. Там тебя накормят правильными котлетами, погладят рубашки как надо и не будут огрызаться, когда ты раздаёшь указания.
— Я не хочу к маме, — выдавил он.
— Тогда чего ты хочешь?!
— Я хочу… — он запнулся, подбирая слова. — Я хочу, чтобы было хорошо. Чтобы дома было уютно и вкусно, как… как было раньше.
— Как у мамы, — закончила за него Катя устало.
— Ну да! — вспылил он. — Да, как у мамы! А что в этом плохого?! Я хочу чувствовать себя дома комфортно, это нормально!
— Знаешь, в чём разница между твоей мамой и мной? — Катя прислонилась к стене, скрестив руки на груди. — Твоя мама посвятила тебе всю жизнь. Она жила ради тебя и папы, это был её выбор, её призвание. А я — другой человек. У меня другие приоритеты, другие цели. И я не собираюсь превращать свою жизнь в служение тебе.
— Я не прошу тебя мне служить!
— Нет? А что ты делаешь, когда критикуешь каждую мелочь? Когда постоянно указываешь, что я делаю неправильно? Ты ведёшь себя как капризный ребёнок, который привык получать всё самое лучшее и теперь недоволен, что реальность не соответствует его ожиданиям!
Андрей вскочил, его лицо покраснело:
— Так ты считаешь меня маменькиным сынком?! Избалованным ребёнком?!
— А разве это не так? — она не повысила голос, и от этого её слова прозвучали ещё жёстче. — Ты не умеешь готовить. Не умеешь убираться. Не умеешь стирать. В тридцать лет! Потому что всегда был кто-то, кто делал это за тебя. Сначала мама, потом — по твоему мнению — должна была стать я.
— Это несправедливо!
— Несправедливо?! — теперь повысила голос и она. — Знаешь, что несправедливо? Что я работаю весь день, потом прихожу домой и готовлю, стираю, убираю, пока ты лежишь на диване! И при этом ещё слушаю, что всё делаю недостаточно хорошо! Вот что несправедливо!
— Я пытаюсь помогать!
— Пытаешься! Именно пытаешься, как будто это не твой дом, не твоя жизнь! Как будто ты делаешь мне одолжение, когда моешь посуду, из которой и ты же и ешь! Это не помощь, Андрей! Это твоя ответственность! Взрослые люди ухаживают за собой и за своим домом, это базовые навыки!
Он молчал, тяжело дыша. Катя видела, как в его глазах борются обида, злость и что-то ещё — возможно, понимание.
— Я не хочу возвращаться к маме, — произнёс он наконец тише. — Там… там по-другому.
— По-другому как?
— Там она контролирует каждый мой шаг. Постоянно спрашивает, где я, с кем, когда вернусь. Лезет в мою жизнь, даёт советы по любому поводу. С тобой я свободен. Я взрослый, самостоятельный. Я могу принимать решения, жить своей жизнью.
— Но при этом хочешь того же уровня комфорта, что и у неё, — Катя усмехнулась без радости. — Понимаешь, как это звучит? Ты хочешь свободы взрослого человека и заботы, как о ребёнке, одновременно. Так не бывает.
— Почему не бывает? — он посмотрел на неё почти с отчаянием. — Почему нельзя быть свободным и при этом… ну, чтобы было хорошо?
— Можно, — ответила она. — Но для этого надо самому создавать этот уют. Вместе. Быть партнёрами. А у тебя в голове какая-то странная модель, где жена — это улучшенная версия мамы, которая делает то же самое, но не пилит за поздние возвращения.
Он опустился обратно на стул, уронив голову на руки.
— Может, ты права, — пробормотал он. — Может, я действительно инфантильный.
Катя подошла и села напротив. Гнев начал отступать, уступая место усталости.
— Андрей, я не хочу с тобой расставаться, — сказала она мягче. — Я люблю тебя. Но мне нужен партнёр, а не вечный ребёнок, которого надо обслуживать. Мне нужен мужчина, который разделит со мной жизнь — со всем хорошим и плохим, со всеми обязанностями и радостями.
— Я не умею, — признался он жалко. — Я правда не умею всего этого. Мама никогда не учила.
— Так научись. Тебе тридцать лет, ты умный, образованный человек. Неужели ты не можешь освоить базовые бытовые навыки? Миллионы людей живут самостоятельно и справляются.
— А если я буду делать плохо?
— Будешь. Поначалу. Я тоже не сразу научилась. Но если ты будешь стараться, если возьмёшь ответственность за свою часть домашних дел, за свою часть нашей жизни — мы справимся.
Он поднял голову и посмотрел на неё:
— А ты поможешь?
— Помогу. Но не буду делать за тебя. Это важно. Я не твоя мама, Андрей. Я твоя жена. И я хочу видеть рядом взрослого мужчину, а не мальчика, который ищет замену материнской заботе.
Они помолчали. За окном темнело, на кухне тикали часы.
— Мама, наверное, разочаруется, — вдруг сказал он. — Если узнает, что я… ну, что я не справляюсь.
— При чём тут твоя мама? — удивилась Катя. — Это наша жизнь, наша семья. Твоя мама вырастила тебя как умела, теперь дело за тобой — стать тем человеком, которым хочешь быть.
— Она всегда говорила, что мужчине не обязательно уметь готовить и убираться. Что это женские дела.
— Андрей, мы живём в двадцать первом веке. Нет мужских и женских дел. Есть просто дела, которые надо делать, чтобы жить нормально. И если два человека живут вместе, они делят это поровну. Это логично и справедливо.
Он кивнул медленно, словно обдумывая её слова. Потом встал, подошёл к раковине и начал мыть тарелки. Неумело, оставляя мыльные разводы, но — начал.
Катя молча подошла и встала рядом. Взяла полотенце и начала вытирать посуду, которую он ставил на сушку.
— Знаешь, — сказал он, не прерывая мытьё, — когда я был маленьким, мама всегда всё делала сама. Я предлагал помочь, но она отказывалась. Говорила, что у меня не получится так же хорошо, что только помешаю. Со временем я перестал предлагать.
— Понимаю, — кивнула Катя. — Она хотела как лучше, но в результате вырастила человека, который не приспособлен к самостоятельной жизни.
— Получается, я её разочарую, если стану… другим?
— Или порадуешь, — улыбнулась она. — Всё зависит только от тебя.
