— Опять макулатуру притащила?
Голос Олега, пропитанный ленивым раздражением, ударил Светлану по затылку. Она замерла, её пальцы всё ещё ощущали гладкую прохладу суперобложки и приятную тяжесть нового тома. Мгновение назад она испытывала почти детское удовольствие, находя идеальное место для книги на полке, вдыхая тот самый, ни с чем не сравнимый аромат свежей типографской краски и качественной бумаги. Она бережно подвинула соседние тома, чтобы новинка встала плотно, но не тесно, как солдат в идеально выстроенном строю. Этот маленький ритуал был её личной формой медитации, островком порядка и спокойствия.
— Весь стеллаж уже завален этими пылесборниками. Места нет, — не унимался он со своего трона — продавленного дивана напротив телевизора. — Я на днях возьму и выкину всё это барахло на помойку.
Светлана медленно, позвонок за позвонком, выпрямилась и повернулась к нему. На её лице не отразилось ни обиды, ни гнева. Только холодное, предельно сфокусированное внимание, словно она смотрела на незнакомый механизм, пытаясь понять принцип его работы. Её взгляд скользнул по нему — расслабленная поза, ноги на журнальном столике, в руках пульт от телевизора, который он лениво переключал между каналами. Он даже не смотрел на неё, он бросал слова в пространство, уверенный в своём праве устанавливать правила в этом доме.
— Что ты сказал? — её голос прозвучал ровно, без малейшей дрожи. Это был не вопрос, а требование повторить, зафиксировать сказанное.
— То и сказал. Достали эти книжонки, — он наконец оторвал взгляд от экрана и махнул рукой в сторону стеллажа, который занимал почти всю стену. Для него это была просто стена, заставленная хламом. Для неё — карта её жизни, её мыслей и увлечений. Каждый корешок был воспоминанием, каждая закладка — не пройденным ещё путём.
Она ничего не ответила. Вместо этого она сделала несколько тихих шагов по ковру и остановилась перед его алтарём. Под огромной плазменной панелью, на специальной стеклянной тумбе, покоилась его игровая приставка, поблёскивая глянцевым чёрным пластиком. Рядом, в идеальном порядке, в два ряда стояли диски с играми. Десятки пластиковых коробок, каждая с яркой, агрессивной обложкой. Его коллекция. Его гордость. Его мир, в который он проваливался каждый вечер, надев громоздкие наушники и отрезав себя от всего остального.
— Хорошо, — ровным голосом произнесла она, и эта внезапная покорность заставила Олега насторожиться и даже сесть на диване прямо.
Она посмотрела на него в упор. Её спокойствие было гораздо страшнее любой истерики.
— Только учти. В тот день, когда с моей полки пропадёт хотя бы одна книга, с этой полки на ту же помойку отправятся все твои игры. Вместе с приставкой. И, поверь, я не поленюсь сделать это лично.
— Что ты сказала?! — яростно и немного обескураженно спросил Олег.
— Если ты будешь выкидывать мои книги, то, поверь, я выкину все твои игры и приставку тоже! Так что думай, прежде чем говорить такое!
Олег опешил. Он буквально открыл и закрыл рот, не найдя подходящих слов. Его лицо, только что выражавшее скуку и пренебрежение, исказилось от изумления и возмущения. Он ожидал чего угодно: слёз, уговоров, скандала с обвинениями в бесчувственности. Но он не был готов к такому холодному, зеркальному ультиматуму.
— Ты что, сравниваешь мои игры со своими бумажками? — наконец выдавил он из себя. — Это коллекционные издания! Некоторые стоят кучу денег! Это коллекция!
— А это, — Светлана кивнула в сторону стеллажа, и в её голосе впервые прорезались стальные нотки, — моя коллекция. И она ничем не хуже твоей. Она просто тише. Так что думай, прежде чем угрожать моим вещам.
Она не стала дожидаться ответа. Развернувшись, Светлана так же спокойно и молча ушла в спальню. Олег остался один посреди гостиной, в полной растерянности. Он переводил взгляд с упорядоченного, многоцветного строя книжных корешков на глянцевые ряды своих игровых дисков. Впервые за много лет эти два мира, существовавшие в одной квартире параллельно, столкнулись. И он с неприятным удивлением понял, что его противник, которого он считал слабым и безобидным, только что продемонстрировал готовность к тотальной войне.
Ультиматум не разрешил конфликт. Он превратил квартиру в демилитаризованную зону, где обе стороны копили силы и вели позиционную войну. Они перестали говорить о книгах и играх, но эти две враждебные вселенные стали молчаливыми прокурорами в каждом их действии. Воздух в доме стал плотным, вязким, как будто его можно было резать ножом. Дни проходили в атмосфере вооружённого нейтралитета, где любое неосторожное слово или движение могло быть истолковано как начало боевых действий.
Олег первым перешёл в наступление, выбрав тактику психологического изматывания. Его вечера за приставкой превратились из простого увлечения в демонстративное представление. Он больше не пользовался наушниками. Звуки выстрелов, рёв моторов и предсмертные хрипы цифровых монстров теперь заполняли всё пространство гостиной, отскакивая от стен. Он делал это намеренно, особенно в те моменты, когда видел, что Светлана устроилась в кресле с книгой. Его громкие возгласы, полные то восторга, то ярости, были призваны пробить её кокон тишины, нарушить её уединение.
— Да! Получи, гад! — орал он, вскакивая с дивана, когда его персонаж одерживал очередную победу.
Светлана не поднимала головы от страницы. Она лишь на мгновение крепче сжимала пальцами переплёт, а затем заставляла себя расслабиться и продолжить чтение, погружаясь в текст, как в спасительную воду. Её невозмутимость выводила его из себя куда сильнее, чем открытая ссора. Он не получал реакции, а значит, его атаки не достигали цели.
— Ты посмотри, какая тут прорисовка! — не унимался он, пытаясь втянуть её в свой мир. — Прямо как в кино! Даже лучше!
— Угу, — отвечала она, не отрывая взгляда от книги, и это короткое, безразличное мычание было оскорбительнее любого спора. Оно обесценивало его сокровища, превращая их в бессмысленный шум.
Светлана нанесла ответный удар спустя несколько дней. Она выбрала своё оружие: порядок. Её контратака была спланирована с холодной точностью полевого командира. Она дождалась субботы, того самого дня, когда Олег с самого утра погружался в какой-то особенно важный онлайн-рейд со своей командой. Когда напряжение в его игре достигло пика, и он, вцепившись в геймпад, отдавал по гарнитуре резкие команды, Светлана с деловым видом вошла в гостиную с пылесосом.
Рёв мотора бытового прибора был оглушительным. Он полностью заглушил звуковые эффекты игры и голоса его соратников.
— Олег, ноги, — скомандовала она, подгоняя щётку пылесоса прямо к его ногам.
— Ты издеваешься? — прорычал он в гарнитуру, пытаясь перекричать гул. — У меня ответственный момент! Я не могу!
— А у меня уборка, — невозмутимо ответила Светлана, выключая пылесос ровно на то время, чтобы её слова прозвучали максимально отчётливо. — Здесь грязно. Подними ноги, пожалуйста.
Его лицо побагровело. Он был в ловушке. Он не мог возразить против уборки, не выставив себя ленивым и неряшливым мужланом. Сцепив зубы, он оторвал ноги от пола. Светлана методично пропылесосила под журнальным столиком, а затем, проходя мимо его стеклянной тумбы, «случайно» задела щёткой сетевой фильтр. Раздался тихий щелчок, и огромный экран телевизора погас. Приставка потухла. Его мир схлопнулся в одну чёрную точку.
— Ой, — произнесла она с идеальной интонацией неловкого сожаления. — Кажется, выключила.
Он сорвал с головы гарнитуру и швырнул её на диван. Он смотрел на неё, и в его взгляде клокотала бессильная ярость. Он знал, что это было сделано намеренно. Она знала, что он это знает. Они стояли друг напротив друга посреди гостиной, и эта немая сцена была красноречивее любых криков. Он молча нагнулся, включил сетевой фильтр и начал перезагружать свою вселенную. Светлана, удовлетворённая произведённым эффектом, покатила свой шумный агрегат дальше. Перемирие было официально окончено. Теперь это была война.
Холодная война не могла длиться вечно. Атмосфера в квартире стала настолько ядовитой, что должна была кристаллизоваться во что-то твёрдое и острое. Первым дрогнул Олег. Ему понадобилось больше пространства. Его мир, состоящий из технологий и развлечений, постоянно требовал расширения. Новая акустическая система с громоздким сабвуфером, которую он притащил домой, стала формальным поводом для аннексии чужой территории.
Он не стал советоваться. Он просто принял решение. В один из будних дней, пока Светлана была на работе, он приступил к демонтажу её святилища. Он не выкидывал книги, формально соблюдая условия их хрупкого пакта о ненападении. Нет, его план был тоньше и унизительнее. Он методично, полка за полкой, снимал её коллекцию. Он брал тома без всякого трепета, как кирпичи, мешающие строительству. Некоторые книги он держал за один уголок, позволяя страницам некрасиво провисать. Он не обращал внимания на названия или авторов. Для него это была просто однородная бумажная масса.
Все книги он сложил в тёмном углу гостиной, между громоздким платяным шкафом и стеной. Он не потрудился расставить их аккуратными стопками. Он свалил их в бесформенную кучу, одну на другую, корешками в разные стороны. Это уже не было похоже на библиотеку. Это напоминало склад макулатуры, подготовленной к вывозу, или поленницу, нарубленную для растопки. Закончив, он с удовлетворением оглядел освободившееся пространство. Теперь его новый, блестящий чёрным лаком сабвуфер идеально вписывался в интерьер. Он даже протёр пыль с опустевших полок, словно совершил благое дело, навёл порядок.
Когда Светлана вернулась домой, она замерла на пороге гостиной. Её взгляд мгновенно зафиксировал перемены. Сначала она увидела зияющую пустоту там, где ещё утром был её мир, а потом её глаза нашли его — в углу. Её книги. Её друзья, советчики и собеседники, сваленные в унизительную, бесформенную груду. Её лицо не изменилось, не дрогнул ни один мускул. Она была похожа на геолога, смотрящего на свежий разлом в земной коре — холодное, отстранённое изучение катастрофы.
— Пришлось тут немного… реорганизовать, — бросил Олег с дивана, не отрываясь от телефона. В его голосе сквозило плохо скрытое торжество. — Для колонок место нужно было. Так ведь лучше? Просторнее стало.
Она не ответила. Не удостоила его даже взглядом. Она молча прошла в спальню, оставив его в недоумении. Он ждал крика, обвинений, скандала. Но её молчание было плотнее и тяжелее любого крика. Оно было зловещим.
Ночью, когда дом погрузился в тишину, нарушаемую лишь мерным гудением холодильника и редкими вздохами спящего Олега, Светлана встала. Она двигалась по тёмной квартире бесшумно, как тень. Её целью был его алтарь. Она не стала включать свет. Лунный свет, пробивавшийся сквозь щели в жалюзи, падал на глянцевые поверхности, создавая холодный, почти стерильный пейзаж.
Светлана опустилась на колени перед его коллекцией. И начала свою собственную «реорганизацию». Она брала одну коробку с игрой за другой. Аккуратным, отточенным движением она открывала пластиковый кейс, извлекала блестящий диск и клала его на ковёр. Затем она закрывала пустую коробку и ставила её обратно на полку. Она не спешила. Её действия были размеренными и точными, как у хирурга во время сложной операции. Щёлк. Диск на полу. Щёлк. Пустая коробка на полке. Так она разобрала всю его коллекцию. Вскоре перед ней на полу лежала гора уязвимых, лишённых своей брони дисков.
Затем она нашла на балконе пустую картонную коробку из-под какой-то бытовой техники. Она бережно, один за другим, сложила все диски внутрь. Сверху она положила оба геймпада. Затем методично отсоединила все провода от приставки и телевизора, аккуратно свернула их и тоже отправила в коробку. Последней туда легла сама приставка, его чёрное глянцевое божество.
Подняв эту тяжёлую картонную гробницу, она отнесла её в самый центр гостиной и поставила на пол. Прямо на пути из спальни на кухню. Это было не просто перемещение. Это был акт захвата. Его мир был не просто сдвинут в угол. Он был изъят, разобран на части и запечатан. Теперь это был не трофей, а заложник. Светлана молча вернулась в постель и легла, уставившись в потолок. Она не спала. Она ждала утра.
Олег проснулся от внутреннего толчка, как будто пропустил последнюю ступеньку во сне. Первым, что его сознание зафиксировало в мутном утреннем свете, был чужеродный объект. Прямо посреди комнаты стояла большая картонная коробка. Он сел на кровати, протирая глаза, и мозг медленно начал обрабатывать информацию. Он узнал коробку — в такой ему доставили офисное кресло год назад. Но её содержимое было невидимым и оттого зловещим. Его взгляд метнулся к телевизору. Стеклянные полки под ним были девственно пусты. Чёрные, пустые. Там, где вчера стоял его мир, теперь была лишь пыль и отражение бледного окна.
Холодное осознание окатило его ледяной волной. Он откинул одеяло и, не обуваясь, прошёл в гостиную. Его шаги по ковру были неестественно громкими в утренней тишине. Он остановился перед коробкой, заглянул внутрь. Там, вперемешку с проводами, лежали его геймпады, а под ними, тускло поблёскивая, покоилась гора дисков. Его коллекция. И на самом дне, как труп в саркофаге, угадывался силуэт приставки.
— Ты что сделала? — его голос был хриплым, полным сдавленного неверия.
Он нашёл её на кухне. Светлана стояла у плиты и спокойно варила кофе в турке. Она была уже одета, на лице ни следа бессонной ночи. Она выглядела так, будто это было самое обычное утро самого обычного дня. Этот контраст между его внутренним хаосом и её ледяным спокойствием взорвал его окончательно.
— Ты с ума сошла? Верни всё на место. Немедленно.
— Доброе утро, — ответила она, не поворачиваясь. Аромат свежесваренного кофе наполнял кухню, и эта домашняя, уютная нота звучала сейчас как самое изощрённое издевательство. — Я просто последовала твоему примеру. Ты посчитал возможным «реорганизовать» моё пространство, я «реорганизовала» твоё. Всё честно. Ты сдвинул мою вселенную в угол, я твою упаковала в коробку.
— Ты ненормальная! Это не одно и то же! — заорал он, делая шаг на кухню. — Мои вещи стоили денег! А твои бумажки — это просто мусор!
— Мои «бумажки» — это единственное, что не давало мне окончательно деградировать рядом с тобой и твоими вечными «стрелялками», — она наконец повернулась. Её взгляд был твёрдым, как сталь. — Ты часами просиживаешь в своих выдуманных мирах, потому что в реальном ты — ничто. Пустое место, которое можно заполнить только мигающими лампочками и криками в микрофон.
Его лицо исказилось. Это был удар ниже пояса, точный и выверенный. Он шагнул из кухни обратно в гостиную. Его взгляд метался по комнате, ища, чем ответить, чем причинить ей такую же острую, унизительную боль. И он нашёл. В углу, в той самой куче, которую он вчера с таким пренебрежением соорудил.
Он рванулся к стопке книг. Он не знал, какая из них самая ценная. Но он видел одну, в твёрдом, потёртом тканевом переплёте, без яркой суперобложки. Она выглядела старой, значимой. Это была книга, которую ей подарил отец задолго до их знакомства. Он выхватил её. Светлана замерла на пороге кухни.
Олег посмотрел ей прямо в глаза. Он не рвал страницы. Он сделал хуже. Он упёрся большими пальцами в середину корешка, а остальными обхватил обложки. И медленно, с нарастающим усилием, начал её ломать. Раздался отвратительный сухой треск рвущегося клея, картона и ниток. Хруст ломающегося позвоночника. Он не отводил взгляда от её лица, наблюдая, как она впитывает эту сцену. Сломав книгу пополам, он бросил искалеченные половины на пол.
На её лице ничего не изменилось. Она не вскрикнула. Не бросилась к останкам книги. Она просто смотрела на него секунду, а затем её взгляд стал абсолютно пустым. Она молча развернулась, подошла к коробке, опустилась на колени и достала из неё его любимый кастомизированный геймпад. Тот, который он сам собирал, заказывая детали из-за границы. С гравировкой его игрового ника.
Она встала и, не говоря ни слова, прошла мимо него на кухню. Олег, остолбенев, смотрел ей вслед. Через мгновение она вернулась. В её руке были тяжёлые кухонные ножницы для разделки птицы. Она остановилась напротив него, в метре от сломанной книги. Подняла геймпад на уровень его глаз. И с холодным спокойствием бросила его на пол. Толстый пластик не разлетелся полностью, но хорошенько так полопался. Некоторые кнопки выпали, какие-то запали внутрь. Геймпад было не реанимировать уже.
Она не смотрела на геймпад. Она смотрела на Олега. Они стояли посреди комнаты, посреди обломков своих миров. И молчали. Говорить было больше не о чем. Развод был обеспечен…
