— Жень, а ты не думал… — начала Катя, осторожно подбирая слова и аккуратно помешивая ложечкой остывающий чай в своей чашке. — Мы вместе уже второй год. Живём. Всё-таки, это срок. Может, нам пора как-то… узаконить всё это?
Они сидели на её кухне. Уютной, светлой, где каждая деталь, от салфетницы до комплекта ножей на магните, была выбрана и куплена ею. Евгений оторвался от экрана смартфона, на котором лениво листал ленту новостей. Он медленно поднял глаза, и та мягкая, расслабленная полуулыбка, которая всегда появлялась на его лице после сытного ужина, сползла, словно маска. Взгляд стал цепким, оценивающим, как у риелтора, осматривающего сомнительный объект.
— Узаконить? — переспросил он, положив телефон на стол экраном вниз. Жест был подчёркнуто деловым, отсекающим всё личное. — Интересный ты термин подобрала. Давай разберёмся в твоём предложении с точки зрения, так сказать, современных реалий. Что ты вкладываешь в это понятие?
Катя слегка растерялась от такого холодного, почти бухгалтерского тона. Она ожидала чего угодно — шутки, ухода от ответа, даже нежного поцелуя, но точно не этого ледяного допроса.
— Ну… как все. Свадьба, семья. Мне кажется, это логичное развитие отношений.
Евгений хмыкнул и откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. Его поза стала лекторской. Он смотрел на неё сверху вниз, хотя они сидели за одним столом.
— Логичное, говоришь? Катенька, логика — это моя сильная сторона. Давай пройдёмся по фактам. Брак в его классическом понимании — это экономический союз. Совместный проект. И как в любом проекте, в него нужно вкладываться. Оба партнёра должны приносить в него сопоставимые активы. Ты согласна с этим?
— Я не понимаю, к чему ты ведёшь, — Катя почувствовала, как по спине пробежал неприятный холодок. Разговор явно сворачивал не туда.
— Я веду к эффективности, дорогая. К целесообразности. Посмотрим на наши стартовые позиции. Я — перспективный мужчина с большими планами. У меня есть идеи, проекты, которые вот-вот выстрелят. Ты — работаешь менеджером. Получаешь… сколько там? Восемьдесят? Девяносто? Это неплохие деньги, чтобы платить за эту квартиру и покупать продукты. Но для проекта под названием «семья» этого, мягко говоря, недостаточно.
Он подался вперёд, положив локти на стол, и его голос стал ниже, доверительнее, будто он делился с ней великой тайной.
— Я готов к серьёзным отношениям. Более чем. Но я не готов тянуть на себе балласт. Современная семья — это партнёрство равных. Это когда женщина не просто создаёт уют, а является полноценным финансовым столпом. Опорой. Чтобы мужчина мог спокойно заниматься стратегическими задачами, генерировать идеи, не отвлекаясь на бытовую рутину вроде зарабатывания денег на жизнь. Понимаешь мою мысль?
Катя молчала, её пальцы мертвой хваткой вцепились в ручку чашки. Она понимала. Ещё как понимала. Каждое его слово было выверено и било точно в цель, разрушая ту иллюзию любви и партнёрства, которую она так тщательно строила последние два года.
— Если ты хочешь, дорогая моя, чтобы я на тебе женился, найди себе работу, чтобы ты могла обеспечивать нас обоих полностью! А без этого, только так, мы будем только в свободных отношениях!
Он произнёс эту фразу как нечто само собой разумеющееся, как аксиому, не требующую доказательств. Он даже слегка улыбнулся, довольный чёткостью своей формулировки.
— Я считаю, что двести тысяч в месяц — это тот минимум, с которого можно начинать разговор о каком-то совместном будущем. Это покроет все наши базовые потребности и позволит мне спокойно работать над своими проектами. Это справедливо. Это по-партнёрски.
Он замолчал, ожидая её ответа. Вероятно, он ждал споров, уговоров, обещаний. Но Катя вдруг почувствовала, как внутри неё что-то щёлкнуло и перегорело. Весь тот клубок нежности, заботы и любви, что она испытывала к этому человеку, в одно мгновение превратился в холодный, твёрдый ком презрения. Она медленно поставила чашку на стол. Звук фарфора о дерево прозвучал оглушительно.
— Понятно, — сказала она. Голос был ровный, без единой дрогнувшей нотки. — Твоя позиция мне предельно ясна.
Она встала. Евгений смотрел на неё с любопытством, как учёный на реакцию в пробирке.
— Что ж, я рад, что мы пришли к пониманию, — самодовольно произнёс он.
— Да. Пришли, — подтвердила Катя, обходя стол. Она остановилась за его спиной и положила руку ему на плечо. Не нежно, а твёрдо, как конвоир. — У тебя есть три минуты, чтобы собрать свои вещи и покинуть мою квартиру.
Евгений дёрнулся, словно его ударили. Он резко обернулся, его лицо исказилось от изумления и гнева.
— Ты что себе позволяешь?
— Я позволяю себе не содержать альфонса с завышенной самооценкой, — её голос оставался таким же спокойным и холодным. — Твои вещи — это ноутбук в спальне и зубная щётка в ванной. Времени более чем достаточно. Дверь там.
Выйдя из подъезда, Евгений не почувствовал ни обиды, ни унижения. Напротив, его переполняло странное чувство эйфории, похожее на облегчение инвестора, избавившегося от токсичного актива. Катя была всего лишь демо-версией, тренировочным полигоном. Она помогла ему отточить формулировки, укрепиться в своей жизненной философии. Теперь он был готов к выходу на настоящий рынок, к поиску премиального варианта. Он достал телефон и с деловитым видом открыл приложение для знакомств, пролистывая анкеты, как биржевые сводки. Он искал не красоту или общие интересы. Он искал маркеры успеха: фотографии с дорогих курортов, в салонах престижных авто, с бокалом в руках на фоне панорамных окон бизнес-центров.
Первой в его сети попалась Вероника, владелица небольшого PR-агентства. Встречу назначили в кофейне. Она пришла вовремя, пахла дорогим парфюмом и успехом. Евгений сразу взял быка за рога.
— Я не люблю ходить вокруг да около, — начал он, сделав глоток эспрессо. — Я ищу не просто женщину, а партнёра. Для серьёзного жизненного проекта.
— Интересная терминология, — Вероника слегка приподняла бровь. — И каковы условия вхождения в ваш «проект»? Каков размер первоначального взноса?
— Я рад, что вы мыслите в правильном направлении, — обрадовался Евгений. — Мой вклад — это стратегическое видение, генерация идей и, скажем так, представительская функция. От партнёра требуется полное финансовое обеспечение проекта на начальном этапе. Стабильный доход от двухсот тысяч и выше, своя жилплощадь для комфортного базирования. Это позволит мне не отвлекаться на операционку и сосредоточиться на главном.
Вероника несколько секунд молча смотрела на него, а затем тихо рассмеялась. Это был не весёлый, а холодный, препарирующий смех.
— Понятно. То есть, вы — стартап без бизнес-плана, ищущий инвестора, который будет оплачивать вам жизнь, пока вы «генерируете идеи». Знаете, я видела много наглецов, но вы, пожалуй, самый самобытный. Удачи в поисках вашей электростанции.
Она встала, оставила на столе купюру за свой кофе и, не прощаясь, вышла. Евгений остался сидеть, провожая её взглядом, полным не обиды, а праведного гнева. «Очередная ограниченная курица, — подумал он. — Не способна разглядеть потенциал».
А Катя на следующее утро проснулась с непривычным ощущением лёгкости. Квартира, казалось, стала больше, воздух — чище. Она впервые за долгое время не думала о том, что приготовить на завтрак мужчине, который спит в её постели. Она сварила кофе только для себя, включила любимую музыку и долго стояла под душем. Исчезновение Евгения из её жизни не образовало пустоты. Напротив, оно высвободило огромное количество пространства и энергии, которые она тут же начала вкладывать в себя. Она с головой ушла в сложный рабочий проект, который давно откладывала, записалась на курсы испанского, начала снова ходить в спортзал.
Через пару недель на деловом обеде её познакомили с Сашей, руководителем смежного отдела из компании-партнёра. Он был полной противоположностью Евгению. Спокойный, немногословный, с внимательным взглядом. Он не пытался её очаровать или произвести впечатление. Он просто слушал. Ему был интересен её профессиональный взгляд на проблему, которую они обсуждали. Он задавал точные вопросы, запоминал детали. Когда обед закончился, он просто сказал: «С вами было очень интересно поговорить. Надеюсь, ещё поработаем вместе». И в этой простой фразе было больше искреннего уважения, чем во всех комплиментах Евгения за два года.
Поиски Евгения тем временем превращались в фарс. Была ещё одна встреча, с дочерью какого-то чиновника, которая пришла на свидание с подругами и весь вечер обсуждала с ними сумки и косметологов, используя Евгения как молчаливую вешалку для своего пальто. Потом была женщина-фрилансер, которая после его «бизнес-предложения» предложила ему стать её личным ассистентом с зарплатой в тридцать тысяч и обязанностью гулять с её корги. Его сбережения таяли, жить у друзей становилось всё более унизительно. Уверенность сменилась раздражением, а затем и глухой тоской. Но он тосковал не по Кате. Он тосковал по её удобной квартире, по её вкусным ужинам, по тому ощущению стабильности и комфорта, которое она ему обеспечивала. Он начал думать о ней не как о «токсичном активе», а как о недооценённом ресурсе, который он слишком поспешно сбросил со счетов.
Прошло три месяца. Три месяца скитаний по квартирам приятелей, случайных заработков, которые едва покрывали расходы на еду, и унизительных свиданий. Мир оказался на удивление негостеприимным к гению, которому для раскрытия потенциала требовалась лишь полная финансовая опека. Идея, казавшаяся Евгению столь блестящей и современной, на практике давала сбой. Женщины с доходом двести плюс либо не интересовались мужчинами вообще, либо предпочитали партнёров, чей капитал превышал их собственный. Осознание этого факта медленно, как ржавчина, разъедало его самооценку. В конце концов, он пришёл к единственно верному, как ему казалось, выводу: Катя была не просто вариантом, она была его судьбой. Просто она, глупышка, ещё не поняла, какое сокровище упустила. Он великодушно решил дать ей второй шанс.
Он подошёл к её двери с видом триумфатора, возвращающегося из долгого и утомительного похода. В руке он держал букет астр — дешёвых, осенних, купленных у бабушки у метро, но в его сознании они выглядели роскошным жестом примирения. Он отрепетировал речь: немного покаяния, много снисхождения и щедрое обещание начать всё сначала, на более компромиссных условиях. Он нажал на звонок, расправляя плечи и придавая лицу выражение усталой мудрости.
Дверь открыла Катя. И первое, что ударило Евгения, — это то, как она выглядела. Спокойная, уверенная, с лёгкой усмешкой в уголках губ. На ней был простой домашний свитер, но сидел он на ней как дорогая дизайнерская вещь. Не было ни следов бессонных ночей, ни печати страдания на лице. Она выглядела так, будто только что вернулась с курорта, а не провела три месяца в тоске по нему.
— Женя? Что ты здесь делаешь? — спросила она ровным тоном, в котором не было ни удивления, ни радости. Только лёгкое недоумение, как при виде прошлогоднего снега в июле.
— Катюш, я пришёл, — начал он свою заготовленную партию, протягивая ей цветы. — Я всё обдумал. Я был слишком резок. Давай поговорим, как взрослые люди.
И в этот момент из глубины квартиры раздался спокойный мужской голос: «Кать, кто там?». За её плечом возникла мужская фигура. Высокий, широкоплечий мужчина в простой футболке, который с невозмутимым спокойствием вытирал руки полотенцем. Это был Саша. Он не смотрел на Евгения враждебно или с вызовом. Он смотрел на него так, как смотрят на курьера, ошибившегося адресом, — с вежливым безразличием.
Мир Евгения на секунду пошатнулся. Этот сценарий он не просчитывал. В его вселенной Катя должна была рыдать в подушку и ждать его звонка.
— А… это кто? — выдавил он из себя, глупо указывая на Сашу астрами.
— Это Саша. Мы живём вместе, — просто ответила Катя, даже не пытаясь ничего объяснить. Она сделала шаг назад, частично перекрывая Саше обзор, но при этом создавая незримую стену между своим настоящим и его прошлым.
Евгений проигнорировал Сашу. Он решил действовать так, будто этого человека просто не существует. Это была досадная помеха, предмет мебели, который скоро уберут.
— Катенька, не надо этого цирка, — он понизил голос, пытаясь говорить доверительно, как с заговорщицей. — Я понимаю, ты хотела меня позлить, показать, что не одна. Молодец, у тебя получилось. А теперь пусть твой… друг нас оставит. Нам нужно решить наши вопросы.
Саша перестал вытирать руки. Он молча посмотрел на Катю, потом перевёл взгляд на Евгения.
— По-моему, вам ясно сказали, что никаких «ваших» вопросов больше нет, — произнёс он тихо, но так, что каждое слово весило тонну. В его голосе не было агрессии, только констатация факта.
Это и взорвало Евгения. Спокойствие этого человека было невыносимым. Оно обесценивало его самого, его появление, его «великодушный» жест.
— А ты вообще не лезь! — взвился он, ткнув букетом в сторону Саши. — Тебя это не касается! Это наши с ней отношения! Ты просто временный вариант, затычка, чтобы не было одиноко!
Он снова повернулся к Кате, его лицо исказилось. Маска мудреца слетела, обнажив озлобленного, обиженного ребёнка.
— Так быстро нашла замену? Ясно. Значит, пока я думал о нашем будущем, ты уже стелилась под первого встречного? И что, он тебе обеспечивает твои двести тысяч? Или ты нашла себе такого же приживалу, только с плечами пошире?
Катя смотрела на него без эмоций. Её лицо было похоже на гладкую поверхность замёрзшего озера. Она выслушала его тираду, а потом сделала едва заметный шаг в сторону, полностью открывая проход Саше. Но Саша не двинулся с места.
— Уходи, Женя, — сказала она. Это был не совет и не просьба. Это был приказ. — Ты пришёл не вовремя. Ты пришёл никогда.
Она взялась за ручку двери.
— Ты ещё пожалеешь! — выкрикнул он ей в спину, видя, что проигрывает окончательно. — Ты променяла Ferrari на трактор! Ты ещё приползёшь!
Катя не ответила. Она просто закрыла дверь. Мягкий щелчок замка прозвучал для Евгения громче выстрела. Он остался стоять в полутёмном коридоре один, с идиотским букетом астр в руках, чувствуя, как его изнутри сжигает не любовь и не ревность, а холодная, бессильная ярость от того, что его инвестиционный проект не просто прогорел, а был успешно перекуплен конкурентом.
Поражение у подъезда не остудило Евгения. Оно разожгло в нём ледяное, обжигающее пламя. Ярость неудачника, чью гениальную схему не оценил примитивный мир, требовала выхода. Он больше не хотел её вернуть. Он хотел уничтожить её покой, растоптать то самоуважение, которое так бесило его в её взгляде. Он хотел увидеть на её лице хоть что-то — боль, страх, сожаление. Любую эмоцию, которая подтвердила бы, что он всё ещё что-то для неё значит. Он подкараулил её через два дня, вечером, когда она выходила из своего офисного центра. Он просто шагнул из-за колонны, перекрывая ей дорогу. Вид у него был помятый, щетина пробивалась на щеках, а глаза горели лихорадочным, нездоровым огнём.
— Нам надо поговорить, — бросил он вместо приветствия. Голос был хриплым и жёстким.
Катя остановилась. Она не вздрогнула и не испугалась. Она просто посмотрела на него так, как смотрят на неприятное, но ожидаемое явление природы — вроде затянувшегося осеннего дождя.
— Нам не о чем говорить, Женя. Уйди с дороги.
— Нет. Ты выслушаешь, — он сделал шаг ближе, вторгаясь в её пространство. — Ты думаешь, ты победила? Нашла себе этого шкафа безмозглого и думаешь, что ухватила бога за бороду? Ты хоть понимаешь, что ты променяла?
Он не ждал ответа. Слова лились из него грязным, зловонным потоком. Он не говорил, а выплёвывал обвинения, смешивая правду с откровенной ложью, чтобы уязвить посильнее.
— Я тебе жизнь свою хотел посвятить! Открыть для тебя новый мир! А ты оказалась обычной мещанкой, которой нужен просто мужик, чтобы таскал сумки и прибивал полки! Тебе не нужен гений, тебе нужен сантехник! Ты хоть знаешь, что про меня говорили? Что я с тобой только из-за квартиры? А я их затыкал! Я защищал тебя, дуру неблагодарную! Я говорил, что у тебя есть потенциал! А ты этот потенциал спустила в унитаз ради этого качка, у которого мыслей в голове меньше, чем у инфузории! Ты меркантильная тварь, Катя! Ты услышала про двести тысяч и испугалась, что не потянешь! Испугалась, что придётся вкладываться, а не только потреблять! Вот и нашла себе вариант попроще, который будет жрать твой борщ и молчать!
Он говорил всё громче, жестикулируя, привлекая редкие взгляды прохожих. Он ждал реакции. Ждал, что она вспыхнет, начнёт оправдываться, кричать в ответ. Это дало бы ему энергию, почву для дальнейшей борьбы. Но Катя молчала. Она стояла неподвижно, сложив руки на груди, и смотрела на него с отстранённым любопытством энтомолога, изучающего суетливое и довольно примитивное насекомое. На её губах играла лёгкая, почти скучающая усмешка. И это молчание, эта усмешка бесили его гораздо сильнее, чем любой крик. Он выдохся, его тирада оборвалась на полуслове. Он тяжело дышал, глядя на неё с ненавистью.
И тогда она заговорила. Спокойно, чётко, без малейшего намёка на эмоции. Её голос был ровным и холодным, как сталь хирургического скальпеля.
— Ты закончил? Хорошо. А теперь послушай ты. Знаешь, я даже хочу сказать тебе спасибо. Искренне. Ты своим ультиматумом сделал для меня больше, чем за все два года наших отношений. Ты вылечил меня. От иллюзий, от глупой веры в то, что такого, как ты, можно изменить.
Она сделала паузу, давая словам впитаться в его воспалённое сознание.
— Ты называешь себя проектом, инвестицией, гением. Но ты не видишь главного. Ты не хищник, который ищет жертву, Женя. Ты — паразит. Примитивный организм, который может существовать, только присосавшись к кому-то более сильному. И вся твоя философия — это просто жалкая попытка оправдать свою никчёмность. Ты говоришь о деньгах, но на самом деле ты боишься не бедности. Ты боишься быть один. Потому что один ты — ноль. Пустое место. Тебе нужен носитель, который будет тебя кормить, обстирывать и восхищаться твоими «гениальными идеями», которые никогда не воплотятся в жизнь.
Каждый её слог был выверенным ударом. Она не оскорбляла его, она ставила диагноз.
— И знаешь, в чём твоя главная проблема? Даже не в том, что ты альфонс. А в том, что ты скучный альфонс. У тебя нет ни шарма, ни харизмы, ни даже элементарной благодарности. Ты просто потребитель с раздутым эго. Ты говоришь, что я променяла Ferrari на трактор? Так вот, ты даже не Ferrari. Ты — китайская подделка под него. Снаружи блестишь, а внутри — дешёвый пластик и пустые обещания. А Саша… он просто нормальный мужчина. И на его фоне ты выглядишь ещё более жалко.
Она посмотрела на часы.
— Мне пора. У меня, в отличие от тебя, есть дела и своя жизнь. А ты продолжай искать свой «инвестиционный проект». Только боюсь, с таким бизнес-планом ты навсегда останешься в категории прогоревших стартапов. Прощай, Женя.
Катя обошла его, как обходят столб, и, не оборачиваясь, пошла по улице, растворяясь в вечерней толпе. Она не ускоряла шаг, не оглядывалась. Она просто уходила. А он остался стоять посреди тротуара, один. Все слова застряли у него в горле. Он был разбит, раздавлен, уничтожен. Не криком, не скандалом, а холодным, безжалостным презрением женщины, которая только что показала ему его истинное отражение. И в этом отражении не было ни гения, ни стратега. Там было только ничтожество…
