Произнесла свекровь негромко, словно это было обыденностью, вытирая руки о кухонное полотенце из льна.
— Вы всерьез? — Мой голос неожиданно осип. — Это всего лишь регистрация, формальность. Мы же не претендуем на вашу собственность.
Елена Ивановна сделала паузу. Она никогда не повышала голос, никогда не устраивала скандалов. Все ее слова звучали, как приговор.
— Подумай сама, Оля, — сказала она ласково. — Ваш брак поспешный, из-за беременности. А вдруг вы расстанетесь? Куда мне потом внука выписывать? По судам таскаться?
Я смотрела на свекровь, не веря своим ушам. Это был предательский удар.
Знакомство
Я вышла замуж за коренного петербуржца, но не из-за материальной выгоды. Так получилось. Влюбилась в человека, и оказалось, что он из состоятельной семьи. Просто повезло. Или судьба?
В Питер я приехала семнадцатилетней девушкой с чемоданом, в котором помещалась вся моя жизнь. В голове — мечты, в глазах — надежда. В маленьком провинциальном городке, где я выросла, жизнь текла медленно и спокойно, но я всегда знала: мне этого мало. Хотела иного — движения, возможностей, чего-то большего.
Я училась в петербургском университете, и учеба давалась мне с трудом. Город не прощал слабости, и чтобы выжить, нужно было стараться изо всех сил. Я не жаловалась, не просила о помощи. Просто знала: это мой шанс.
С Сергеем я познакомилась на втором курсе.
— Ты, значит, из далека? — спросил Сергей в тот первый вечер, когда мы сидели в уютном кафе на Невском проспекте.
— Из глубинки, небольшой город. Ты, наверное, и не слышал о таком.
— Ну, ты же не в лаптях приехала?
Я улыбнулась. Он был легкий, уверенный в себе, немного дерзкий. Петербуржец. Мы болтали обо всем и ни о чем. Я смеялась и чувствовала себя привлекательной. В тот момент казалось, что встреча была предначертана. Как будто, так и должно было произойти.
Через год я уже жила в его квартире. Вернее, в квартире его матери, Елены Ивановны.
Когда я узнала, что беременна, Сергей отреагировал спокойно. Он никогда не проявлял излишних эмоций — ни бурной радости, ни паники.
— Свадьбу придется сыграть раньше, — сказал он тогда, обнимая меня за плечи.
Свекровь же удивила. Я ожидала настороженности, может быть, даже холодности — все-таки свадьба на пятом месяце, слишком быстро, слишком неожиданно. Но она приняла меня так, словно я всегда была частью их семьи.
— Ну что ж, дети — это радость, — сказала она, когда узнала.
Она оказалась женщиной сдержанной, но заботливой. Её теплоту нужно было ощущать не через слова, а через поступки. Свекровь приносила мне домашний бульон в термосе, держала за руку перед анализами, договаривалась с врачами. Она звонила моей маме, успокаивала ее.
— Все хорошо, не волнуйтесь, я рядом.
В тот момент мне казалось, что она действительно стала мне второй мамой.
Родился Ваня. Спустя почти два месяца после рождения сын наконец-то оказался дома. Все это время мы провели в больницах, и только сейчас появилась возможность заняться документами. Сначала оформили свидетельство о рождении — с этим проблем не возникло, всё прошло быстро и гладко. А вот когда дошло до регистрации, неожиданно возникли сложности.
Ванечка тихо посапывал в своей кроватке, его крохотные пальчики были сжаты в кулачки. Я смотрела на него, нежно проводя пальцем по мягкому волоску на лбу, стараясь запомнить этот миг – теплый, тихий, по-настоящему мой. Вот оно счастье. Новая жизнь. Но без официального места жительства….
За дверью послышались шаги. Сергей вошел в комнату, зевнул и облокотился плечом о дверной косяк.
— Опять думаешь об этом? — его голос был усталым, но без злости.
Я медленно повернулась к нему.
— А ты нет?
Он прикрыл глаза, коротко вздохнул, как будто этот разговор уже был обречен на провал.
— Оля… — его плечи слегка опустились. — Зачем ты так? Ведь всё хорошо. Мы живём здесь, мама нас не выгоняет, помогает, Ваню любит. Что тебе ещё нужно?
Я пристально посмотрела на него, пытаясь увидеть в его лице что-то новое. Чувствовал ли он хоть немного той тревоги, что терзала меня изнутри?
— Регистрацию.
Сергей присел на край кровати. Матрас слегка прогнулся под его весом, но он не смотрел на меня, просто уставился в пол.
— Опять эта регистрация… Да зачем она тебе? Мы же всё равно тут живём. У нас всё есть. Квартира, стабильность, мама рядом.
Я подошла ближе, села рядом, взяла его за руку.
— Сергей, ты правда не понимаешь? Мы тут не хозяева. Мы гости. В любой момент нас могут попросить уйти. И самое страшное – не нас, а Ваню. Твоего сына.
Он резко отвернулся, словно я кольнула его чем-то острым, неприятным.
— Знаешь, что самое обидное? — мой голос стал почти шепотом, но я знала, что он слышит. — Мама может зарегистрировать Ваню. У неё есть право отказать, да. Но что это говорит о её отношении к нему?
Он вскинул голову, нахмурился.
— Оля, я не хочу ругаться. Ну вот зачем? Неужели из-за этого стоит портить отношения? Она заботится о нас… просто по-своему.
Я долго смотрела на него. Муж предпочитал оставаться в стороне, не желая конфликтовать с матерью. Теоретически, можно было бы зарегистрировать ребёнка без её согласия, просто по месту жительства отца. Но для меня это было неприемлемо.
Я чувствовала обиду, а ещё не хотела усугублять ситуацию и рушить отношения, хотя бы ради Сергея. Оформлять регистрацию тайком, против воли свекрови, казалось мне унизительным и неправильным.
А она… она продолжала вести себя так, будто ничего не произошло.
Откровенный разговор
Елена Ивановна наклонилась над Ваней, её аккуратно уложенные волосы мягко блестели в свете лампы. На её лице — спокойная, чуть улыбчивая маска заботы. Она нежно водила пальцем по крошечной ладошке сына, позволяла ему ухватить себя, а потом с притворным удивлением поднимала брови.
— Ой, ты посмотри, какая хватка! Ну и сила у тебя, Ванечка! Скоро маму за косы таскать будешь, да?
Ваня захлопал ресницами, улыбнулся, а потом что-то тихо пробормотал, растягивая губы в беззубой улыбке. Свекровь рассмеялась, её смех был звонким, искренним. Она и правда его любила.
— Я тут в детском магазине видела развивающие игрушки, нужно будет тебе купить. Они как раз для мелкой моторики полезны.
Она говорила так, будто всё в порядке. Будто она не построила между нами стену.
— Спасибо, но я уже заказала.
Свекровь кивнула, и снова всё её внимание на Ване.
— Ой, да ты моя умничка, ну какой мальчик у нас хороший! В кого же ты такой замечательный, а?
Я слышала её слова, но слышала и другое.
Эту тишину между нами. Между её заботой и её отказом.
Как будто регистрация — это не о Ване. Как будто статус ребёнка перед законом и его будущее её не касаются. Как будто речь идёт о чем-то далеком и несущественном, что она может вычеркнуть из реальности, как ненужную мелочь.
Я сделала шаг вперед.
— Елена Ивановна.
Она подняла глаза, прижимая Ванину ладошку к своей щеке.
— Да, Оленька?
Я смотрела на неё долго.
— Вы ведь его любите?
В воздухе повисла гнетущая, тяжелая тишина.
— Оля, я люблю Ваню. Ты это знаешь.
— Но… почему-то отказываете ему в регистрации. Без документов. Без пособий, без возможности встать в очередь в детский сад.
Лицо свекрови оставалось невозмутимым.
— Мы уже говорили об этом, Оля. Пойми меня правильно. Я тебя уважаю. Честно. Ты хорошая жена, заботливая мать. Но… мне не хочется рисковать.
Он бережно опустила Ванину руку.
— Рисковать чем, Елена Ивановна? Это всего лишь регистрация, она ничего не значит. Мы не претендуем на вашу квартиру, не собираемся ее отбирать. Это вопрос документов, и только.
Я почувствовала, как напряглась каждая мышца в теле. Я не просила ничего невозможного. Просто регистрацию для нашего сына.
— А если вы разведетесь?
Я резко выдохнула, с трудом сдерживая себя.
— Почему вы постоянно говорите о разводе? Почему не допускаете мысли, что мы семья, и я не собираюсь уходить?
Она слегка склонила голову набок, изучая меня.
— Оля, я уже через это проходила. Я видела, как распадаются семьи. Как люди женятся по глупости, а потом не выдерживают быта, проблем, маленьких детей. Сергей хороший, добрый, но… не самый надежный.
Я закусила губу.
— Мы справимся.
— Может быть. Но зачем мне подвергать себя риску? Квартира у нас одна, других не будет. Если Сергей когда-нибудь женится снова, что тогда? Буду всех его детей прописывать? А если он женится трижды?
Я почувствовала, как в груди что-то разрастается, давит, душит.
— Вы сейчас говорите о моем муже, вашем сыне, как о каком-то… ветре в поле!
Она пожала плечами.
— Люди меняются, Оля. Жизнь меняется. А недвижимость — это недвижимость. Она должна оставаться в семье.
Я вцепилась пальцами в край кроватки.
— Ваня — это и есть ваша семья!
— Ты можешь зарегистрировать его у своих родителей, — предложила она с улыбкой. — Они ведь тоже твоя семья.
Я закрыла глаза. В голове звучало одно: Мы здесь чужие. В этом доме, в этой семье. Мы – всего лишь гости, которые должны знать свое место.
Она спокойно посмотрела на меня, слегка улыбнулась, как будто мне было пятнадцать, и я упрямо спорила со взрослым, не понимая элементарных вещей.
— Все уладится, Оля. Ты просто слишком болезненно реагируешь.
Я не могла избавиться от гнетущего чувства противоречия в поведении свекрови. Она нежно прижимала Ваню к себе, целовала его крохотные пальчики, осыпала ласковыми словами – и в то же время спокойно отказывалась прописать его в своём доме. В груди росло непонимание: как можно так искренне любить ребёнка, но при этом лишать его дома, официального статуса?
А если вдруг что-то случится? Если наш с Сергеем брак не выдержит испытаний, свекровь сможет без колебаний указать нам на дверь: собирайте вещи, уходите. Мы для неё временные жильцы, и этот статус ощущался всё острее. Я боялась, что это непонимание, эта невидимая стена, которую она возвела между нами, со временем разрушит не только мои отношения с ней, но и мой брак.
Важное решение
В комнате было жарко. За окном мерцали редкие огни, а вдали шумел город – равнодушный, как всегда.
Я примостилась на окне, подтянув колени к груди, и неспешно водила пальцем по прохладному стеклу. Конденсат собирался на нем, словно мои мысли пытались оставить отпечаток.
Сергей сидел напротив, на краю кровати, понурив голову.
— Ну так поезжай, если не можешь найти общий язык с матерью, — проговорил он глухо, не поднимая взгляда.
Я застыла.
Его слова прозвучали как удар, словно внутри меня оборвалась какая-то невидимая связь.
— Уехать? — переспросила я, медленно поворачиваясь к нему.
— Да. Езжай к своим родителям. Зарегистрируй там Ваню.
Он говорил обыденно, спокойно, словно предлагал попробовать новый сорт сыра.
Я медленно выдохнула, чувствуя, как в груди нарастает напряжение.
— Поехать? Сережа, ты вообще понимаешь, что говоришь?
Он наконец поднял на меня глаза. Темные, усталые, безжизненные.
— Да. И не вижу в этом никакой проблемы.
— Проблемы? Сережа, Ваня только-только окреп. Он весил два килограмма, когда мы забрали его из роддома. Его иммунитет – хрупкий, как хрусталь. Врачи категорически запретили перелеты. Ты осознаешь, что это значит?
Он пожал плечами, словно я выдумывала какие-то несущественные детали.
— Значит, поедешь на поезде.
Поезд.
Двое суток в поезде, духота, запахи, давка в проходах, чужие люди, тесные купе.
Я почувствовала, как внутри поднимается волна отчаяния.
— Ты хоть раз ездил в поезде двое суток с грудным ребенком? — мой голос дрогнул. — Ты хоть представляешь, что это такое?
Сергей снова отвел взгляд, словно ему было неловко. Или просто не хотелось говорить об этом.
— Оля, ну а что тогда делать?
— Что делать? Может, наконец, понять, что этот вариант не подходит!
Он потер лицо руками, вздохнул.
— Ну а что я могу поделать? Квартира матери, она против. Ты не хочешь регистрировать Ваню через меня, потому что обиделась. Родителей тоже отметаешь. Что остается?
Что остается?
Я улыбнулась. С горечью, медленно, с осознанием, которое пришло неожиданно, но было неизбежным.
— Остается одно, Сережа, — тихо сказала я.
Я повернулась к нему лицом.
— Мы найдем квартиру. Свою. Пусть съемную. Пусть небольшую. Но свою. Где Ваня будет не гостем. Где мы сможем прописать нашего сына без чьего-либо разрешения. Где мы будем полноправными хозяевами.
В комнате снова воцарилась тишина.
Лишь тиканье часов и редкие звуки проезжающих машин за окном.
Я ждала, что он снова скажет: ты все преувеличиваешь, в этом нет необходимости, зачем портить отношения.
Но он просто смотрел на меня.
Долго.
Затем кивнул.
— Хорошо. Ищем квартиру.
Впереди было много неопределенности.
Но мы сделали шаг в нужном направлении, и пути назад уже не было.
