Бывает, что человек просто исчезает из поля зрения. Без скандалов, пресс-релизов и громких заявлений. Так и Наталья Селезнёва — та самая яркая, живая, незабываемая актриса из лучших советских фильмов — вдруг пропала. Два года она не появлялась на публике, не общалась с журналистами и, кажется, даже не выходила из дома. Молчание, которое говорит громче любых слов.
Причины были слишком личными: смерть любимого мужа, болезнь, потеря друзей. Всё это навалилось почти одновременно, и Наталья Игоревна просто ушла в себя. Затаилась. В это молчание нельзя было вмешиваться.
Но всё-таки момент настал. Она решилась заговорить. И когда на пороге её квартиры появился Андрей Малахов, это была не просто телевизионная съёмка. Это был почти семейный разговор. Спокойный, тихий, как вечерняя беседа на кухне. Где вместо громких фраз — воспоминания, улыбки и немного грусти.
Дом с видом на Кремль и воспоминания вместо прогулок
На престижной Тверской улице — дом, в котором всё пропитано историей. Здесь когда-то жила грозная Екатерина Фурцева, теперь — актриса с мягким голосом, ставшим голосом целого поколения. Из окон — величественный Кремль, но актриса почти не выходит из квартиры. Говорит, нет сил. И нет желания. Погода за окном меняется, но внутри — застой.
Рядом — только помощницы, которые не просто убирают и готовят, а стали частью её мира. Они знают, что Селезнёва любит на завтрак, какой чай помогает ей при головной боли и где лежат старые письма от мужа. Тишина в этой квартире живая. Она наполнена воспоминаниями, голосами с плёнки, запахом старых книг и шелестом фотографий.
Юбилеи, премьеры, светские рауты — всё это осталось в прошлом. Сегодня её праздник — это тишина. А её круг общения — портреты и книги. Иногда она смотрит старые фильмы и вспоминает, как снимались те или иные сцены. А иногда — просто сидит у окна, вспоминая, как шумела Тверская в молодости.
«У нас была любовь»: как Зайцев одевал эпоху — и Селезнёву
С модельером Вячеславом Зайцевым Селезнёву связывали не просто дружба или творческое сотрудничество. Он одевал её не как актрису — как музу. В его глазах она была воплощением эпохи. Она с улыбкой вспоминает, как он настоял на эксцентричной шляпе в «Иване Васильевиче» и какие костюмы шил для Театра Сатиры, чтобы она чувствовала себя королевой сцены.
«Мы соприкоснулись душами. Он чувствовал меня. Я ему доверяла, как себе. Его советы — это были советы от сердца».
Зайцев ушёл, и на его прощание Селезнёва не пошла:
«Я не могу. Просто не могу ходить туда, где конец. Я смотрю по телевизору. Проверяю — всё ли по-человечески. Это моя форма прощания».
Так же она не простилась с Ширвиндтом, с Верой Васильевой. Потому что для неё прощание — это не публичная церемония, а внутренняя работа сердца. Она говорит, что театр изменился, и Театр Сатиры — уже совсем другой. «Это теперь новая субстанция», — произносит она с болью и тоской.
«Тяжёлая, жестокая история»: правда ли у Ширвиндта есть сын?
История, от которой стало не по себе многим: актёр Юрий Назаров неожиданно заявил, что у Александра Ширвиндта есть внебрачный сын — известный политолог Фёдор Лукьянов. Казалось бы, слух? Но Наталья Селезнёва подтверждает это, и делает это с болью:
«Это его сын. Похож настолько, что невозможно отрицать. Это тяжело. И жестоко — в первую очередь для него».
Она вспоминает, как Михаил Державин, друг Ширвиндта, привозил из гастролей детские вещи: маечки, трусики, игрушки. Всё это он незаметно передавал матери Фёдора, чтобы помочь ей. Ширвиндт не мог этого делать открыто. Семья знала — но не принимала.
«Наталья Николаевна — женщина умная. Но очень жёсткая. Поставила условие: ребёнок не должен появляться в доме. И Шура не нашёл в себе силы возразить. А мать осталась одна».
Селезнёва говорит об этом не как свидетель, а как человек, которому больно за всех участников этой истории. Она подчёркивает: это не сплетня, это человеческая трагедия. И если бы всё сложилось иначе, может быть, сейчас не было бы стольких «если».
«Мне до сих пор жаль. Так нельзя. У каждого ребёнка должен быть отец. Хоть в какой-то форме. Хоть иногда».
Лукьянов молчит. Он не подтверждает и не опровергает. Но второе свидетельство — от Натальи Селезнёвой — делает эту историю почти бесспорной.
«Это был коньяк»: что на самом деле произошло между Гайдаем и актрисами
Скандал вокруг имени Леонида Гайдая разгорелся после мемуаров Натальи Варлей. Она заявила, что режиссёр позволял себе лишнее. Вспомнила эпизод, когда он попытался пройти в её номер ночью. Это вызвало бурю в медиапространстве и поставило под сомнение образ великого режиссёра.
Наталья Селезнёва, одна из любимых актрис Гайдая, вспоминает похожую ситуацию, но с другим финалом:
«Мы были на Кипре. Гайдай, я и один искусствовед в штатском. Вечером — стук в дверь. “Это я, Гайдай, открой”, — говорит. Я подумала: всё, сейчас будет как в книжках…»
Но всё оказалось иначе.
«Я вся в панике, а он: “Дай бутылочку, там же целый ящик подарили”. Я обомлела. “А приставать не будете?” — спрашиваю. А он в ответ: “Рождённый пить — лезть к женщинам не может”».
Селезнёва категорична:
«Он был гением. Весёлым, харизматичным, но не распущенным. То, что говорит Варлей, — мне больно слышать. Не про него это. Он был другим».
Она говорит, что у Гайдая были свои слабости: алкоголь, самоирония, любовь к работе. Но не женщины. И если бы он был «по этой части», то выбрал бы её — они были ближе. Но не выбрал. Потому что не хотел. И никогда не позволял себе лишнего.
Потеря всей жизни: как Селезнёва пережила смерть мужа
В 2020-м ушёл Владимир Андреев. Актёр, педагог, муж. Они прожили вместе десятилетия. Его смерть стала ударом, после которого всё изменилось. Она не могла дышать в его кабинете. Не могла спать в комнате, где звучал его голос. Не могла есть за их общим столом.
«Я просто не могла. Потом собрала всё самое важное — письма, фотографии, его блокноты. Остальное раздала подругам. Чтобы не жить среди этой боли».
Сын Егор — её крепость. Он помогает, звонит каждый день, отвозит в больницу. Но главное, что помогает ей — это Пушкин. Его строки, которые она раньше знала наизусть. После COVID-19 память стала подводить. Она с грустью говорит:
«Я могла читать “Онегина” наизусть. А теперь? Стыдно, но половину забыла. Учусь заново. Вслух. С выражением».
Вера — ещё один её якорь. По всей квартире — иконы. Старые, с историей. Одна — из больницы при Сеченовском университете, переданная Андреевым. Она верит, что молитва — это тоже форма любви. Такая же тихая, как её дом.
