— Вадим, смотри! Пришла! Наконец-то!
Катя влетела в квартиру, как порыв свежего, пахнущего озоном ветра после долгого удушья. На её лице сияла такая неподдельная, такая детская радость, что, казалось, даже старый паркет под её ногами перестал скрипеть. Она сбросила на банкетку сумку, не разуваясь промчалась на кухню и помахала перед лицом мужа телефоном. Экран ярко светился, высвечивая уведомление от банка. Жирные, уверенные цифры с пятью нулями. Её годовая премия. Её личный триумф.
Вадим, который до этого сидел за столом и отрешённо размешивал в чашке давно растворившийся сахар, медленно поднял на неё глаза. Он не улыбнулся. Просто посмотрел — спокойно, внимательно, будто взвешивая её счастье на невидимых весах.
— Я уж думала, обманут, — щебетала она, совершенно не замечая его странной, холодной сдержанности. — Представляешь, мы сейчас одним махом закроем остаток по кредиту! Всё, забудем про него, как про кошмар! И ещё останется на стиральную машину. Новую! Немецкую! Чтобы не гремела, как старый танк, и не приходилось подставлять под неё тазик при отжиме. Я уже и модель присмотрела, отзывы почитала.
Она порхала по их небольшой кухне, доставая из верхнего шкафчика два высоких бокала и бутылку недорогого игристого, припасённого специально для этого дня. Воздух вокруг неё, казалось, звенел от накопившейся и наконец-то вырвавшейся на волю энергии. Этот проект выпил из неё все силы. Последние три месяца она жила в офисе, спала урывками, питалась кофейными напитками и видела сына только спящим. Эта премия не была просто деньгами. Это была материализовавшаяся награда за её упорство, компенсация за сотни часов бессонницы, весомое доказательство того, что она всё делала правильно.
— Ты рад? — спросила она, ставя бокалы на стол и, наконец, вглядываясь в его лицо. И только в этот момент её счастливый монолог оборвался. Она увидела, что он не рад. Совсем. Его взгляд был тяжёлым, а на переносице залегла та самая едва заметная морщинка, которая всегда появлялась перед трудным и неприятным разговором.
— Катюш, сядь, — сказал он тихо и отодвинул в сторону свою чашку. Голос был ровным, но в этой ровности чувствовалась заранее подготовленная позиция. — Я тут с мамой посоветовался…
Сердце Кати сделало кульбит и ухнуло куда-то вниз. Эта фраза, «я с мамой посоветовался», всегда была прелюдией к какой-нибудь очередной семейной драме, где ей отводилась роль либо кошелька, либо виноватой стороны. Она медленно, словно нехотя, опустилась на стул напротив него. Её улыбка, ещё секунду назад освещавшая всю комнату, начала медленно сползать с лица, как подтаявшее мороженое.
— Давай мы половину премии ей отдадим, — продолжил Вадим тем же спокойным, почти безразличным тоном, каким зачитывают приговор. — Она счёт в банке откроет на имя нашего Максима. Будет копить ему на будущее. На учёбу, на первый взнос по ипотеке… Она ведь так хочет помочь внуку, заботится о его будущем.
Он говорил правильные, благородные слова, а Катя смотрела на него, и в её памяти всплывали яркие, как вспышки, картинки. Вот его мама «копит на первый компьютер для Максима», а через месяц хвастается перед подругами новой норковой шубкой. Вот она «откладывает деньги, чтобы помочь молодым с ремонтом», а потом на её даче появляется шикарная теплица из дорогого поликарбоната. Все эти «сберегательные счета для внука» были чёрной дырой, финансовой воронкой, на дне которой всегда оказывались личные нужды свекрови.
Пробка от игристого, которую она уже почти выкрутила, замерла в её руке. Предвкушение маленького семейного праздника испарилось без следа, оставив после себя едкий привкус обмана и разочарования. Она посмотрела на мужа — на его серьёзное лицо, на его непоколебимую уверенность в собственной правоте. Он не предлагал. Он ставил перед фактом. Он уже всё решил. За неё. С её матерью. За её деньги.
Она молча поставила бутылку обратно на стол. Громкий, резкий стук стекла о столешницу заставил Вадима вздрогнуть и поднять на неё глаза.
— Нет, Вадим. Это мои деньги.
Слово «нет» повисло в воздухе кухни, плотное и тяжёлое, как булыжник. Оно раздавило остатки праздничного настроения, смешав его с запахом остывающего чая и несбывшихся надежд. Вадим моргнул, словно не расслышал. Его лицо, до этого уверенное и немного покровительственное, медленно начало меняться. На нём проступило недоумение, за которым, как тень, следовало раздражение.
— Что значит «нет»? — переспросил он, чуть подавшись вперёд. — Катя, я не понял. Это же для Максима. Для нашего сына.
— Это значит «нет», Вадим, — повторила она, и на этот раз в её голосе прозвенел металл. Она смотрела ему прямо в глаза, и её взгляд, ещё недавно лучившийся счастьем, стал холодным и острым, как осколок льда. — Эти деньги пойдут на погашение кредита и на новую стиральную машину. Как мы и договаривались.
Он усмехнулся. Короткий, нервный смешок человека, который считает, что столкнулся с временным, досадным недоразумением.
— Катенька, не глупи, — он попробовал улыбнуться, но вышло криво, по-отцовски снисходительно. — Машину мы и так купим, позже. А это — возможность создать для сына подушку безопасности. Мама человек опытный, она знает, как правильно распорядиться деньгами, куда вложить.
Она почувствовала, как по спине к затылку поднимается горячая, злая волна. Мышцы на её шее окаменели. Опытный человек. Она помнила эту «опытность». Она помнила, как два года назад свекровь взяла у них крупную сумму под предлогом «открыть внуку образовательный вклад под выгодный процент», а через пару месяцев вся семья любовалась её фотографиями с круиза по Средиземноморью. На все вопросы она тогда отвечала с невинным видом: «Ах, детки, вклад оказался не таким выгодным, я решила, что лучше потратить на здоровье, чтобы потом вам на шее не сидеть!»
— Хватит, — прошипела Катя, сжимая кулаки под столом. — Я не хочу больше слушать про её опыт.
И тут Вадима прорвало. Снисходительность слетела с него, как дешёвая позолота, обнажив привычный, хорошо знакомый ей металл сыновней обиды.
— А что не так с её опытом?! — он повысил голос, и кухня сразу стала казаться теснее. — Моя мать о нас заботится! Она думает о будущем нашего ребёнка, в отличие от некоторых, кто готов спустить всё на тряпки и бытовую технику!
Этот удар был точным и болезненным. Он обесценил её усталость, её бессонные ночи, её право распоряжаться собственным трудом. Он выставил её бездумной транжирой. И плотина рухнула.
— Это мои деньги! Я их заработала! С какого перепуга я должна отдавать половину твоей матери просто потому, что она хочет «помочь» внуку?! Она их потратит на свои нужды, а ты ей потакаешь!
— Ты не уважаешь мою мать! — бросил он ей в лицо заготовленное обвинение.
Катя расхохоталась. Громко, зло, без капли веселья.
— Уважать? Человека, который под предлогом заботы о внуке пытается залезть в карман к его родителям? Человека, который «копил» Максиму на компьютер, а купил себе норковую шубу? Или уважать её за ту теплицу на даче, которая выросла на деньги, что она «откладывала» нам на ремонт? Ты вообще помнишь это, Вадим? Или твоя память услужливо стирает всё, что выставляет твою святую мамочку в неприглядном свете?
Она стояла посреди кухни, тяжело дыша. Он смотрел на неё снизу вверх, с его лица сошли все краски. Он не ожидал такого отпора. Он привык, что она поворчит и уступит. Но не сегодня.
— Знаешь что, дорогой? — отчеканила она, глядя на него сверху вниз. — Раз ты так доверяешь своей маме, то и зарплату свою отдавай ей. Пусть она решает, на что тебе жить. А мой кошелёк с этой минуты для тебя закрыт. Навсегда.
Слова «навсегда» ударили Вадима, как пощёчина. Он застыл на стуле, глядя на неё снизу вверх, и на его лице отразилась целая гамма чувств: от растерянности до откровенного возмущения. Он ожидал слёз, уговоров, может быть, даже скандала, но не такого холодного, стального ультиматума. Он моргнул, словно пытаясь смахнуть с себя наваждение, и криво усмехнулся, пытаясь вернуть себе контроль над ситуацией.
— Не надо тут драму устраивать. Ты не это имеешь в виду. Мы — семья. У нас общий бюджет, общие цели.
— Был, — отрезала Катя. Её голос стал тише, но от этого только приобрёл в весе. Ярость схлынула, уступив место чему-то более опасному — ледяной, расчётливой решимости. Она больше не защищалась, она перешла в наступление. — Общий бюджет закончился ровно в тот момент, когда ты за моей спиной договорился со своей мамой, как потратить мои, Катя, заработанные деньги. Ты не посоветовался. Ты не предложил. Ты пришёл с готовым решением. Так вот, я тоже приняла решение.
Он встал, с грохотом отодвинув стул. Теперь они были одного роста, смотрели друг другу в глаза через стол, который превратился в линию фронта. Бутылка игристого и два пустых бокала выглядели на нём нелепым памятником миру, который только что рухнул.
— Ты с ума сошла? Ты хочешь разрушить всё из-за денег?
— Не из-за денег, Вадим. Из-за уважения. Или, точнее, из-за его полного отсутствия. Но раз уж мы заговорили о деньгах, давай поговорим. Ты ведь хочешь, чтобы твоя мама управляла финансами? Отлично. Я только за. Ты отдаёшь ей свою зарплату до последней копейки. И пусть она, как опытный менеджер, составляет твой личный бюджет. Выделяет тебе на проезд, на обеды, на сигареты. А я посмотрю, как быстро тебе придётся просить у неё на новую пару носков, и что она тебе на это ответит.
Его лицо потемнело. Он понял, что она не шутит. Она методично, слово за словом, возводила между ними стену.
— Это шантаж, — процедил он сквозь зубы.
— Это справедливость, — парировала она, не отводя взгляда. — Ты считаешь её финансовым гением? Докажи это на своём примере. Поживи по её правилам. А я поживу по своим. Давай прямо сейчас разделим расходы. Смотри, ипотека — на мне. Коммунальные платежи — тоже на мне, они привязаны к моей карте. Детский сад, кружки, одежда для Максима — это почти всегда покупаю я. Что остаётся тебе, Вадим? Бензин для твоей машины? Продукты по выходным? Прекрасно. Твоей зарплаты как раз на это хватит. А остальное — маме. Пусть копит внуку на будущее.
Она говорила спокойно, почти буднично, и от этого спокойствия Вадиму становилось не по себе. Он вдруг с ужасающей ясностью осознал, насколько его комфортная жизнь зависит от её доходов, от её премий, от её умения планировать. Он всегда считал это общим, само собой разумеющимся. А она сейчас брала и одним движением выдёргивала из-под него эту основу, оставляя его в невесомости.
— Ты… ты не можешь так поступить, — его голос дрогнул, потеряв всю свою былую уверенность. — Мы же муж и жена.
— Мог ли ты так поступить со мной? — задала она встречный вопрос, и он не нашёлся, что ответить. — Ты уже всё решил, Вадим. Ты выбрал её сторону, её «опытность», её авторитет. Так будь последователен до конца. Неси за свой выбор ответственность. Отныне мы не общий бюджет. Мы — два отдельных финансовых проекта, проживающих на одной территории. И мой проект в твоих инвестициях больше не нуждается. Равно как и не будет спонсировать твой.
Вадим смотрел на неё, и в его глазах отражалось пустое, гулкое недоумение. Он открыл рот, чтобы возразить, чтобы сказать что-то о семье, о долге, о том, что она всё рушит, но слова застряли в горле. Он вдруг понял, что все его аргументы — заготовленные, правильные, одобренные мамой — рассыпались в прах перед её холодной, непреклонной логикой. Она не устраивала истерику. Она выносила приговор. И вместо того, чтобы ждать его ответа, она просто развернулась.
Это движение — спокойный разворот спиной — подействовало на него сильнее любого крика. Он перестал быть для неё собеседником, превратившись в предмет мебели, в часть интерьера. Катя подошла к столешнице, на которую бросила телефон в самом начале, и взяла его в руку. Её пальцы, которые всего полчаса назад дрожали от радости, теперь двигались с ледяной, почти механической точностью. Она разблокировала экран, и его свет бросил на её сосредоточенное лицо холодный голубоватый отсвет.
— Что ты делаешь? — выдохнул Вадим. Вопрос прозвучал жалко и неуместно.
Она не ответила. Он видел, как её большой палец скользит по экрану, открывая приложение банка. То самое, уведомление из которого она с таким счастьем ему показывала. Вадим сделал шаг к ней, инстинктивно протягивая руку, чтобы остановить, но замер на полпути. Он не имел на это права. Она только что очень ясно дала ему это понять.
Катя нашла в приложении раздел «Кредиты». На экране высветилась оставшаяся сумма долга. Цифры, которые ещё утром казались ей тяжёлым ярмом, теперь выглядели просто задачей, которую нужно решить. Она нажала кнопку «Погасить досрочно», затем «Погасить полностью». Приложение услужливо подставило нужную сумму, списав её с премиального зачисления. На экране появилось окно подтверждения. «Вы уверены, что хотите выполнить операцию?» Катя, не моргнув, приложила палец к сканеру. Секундная задержка, и вот — на экране появилась зелёная галочка и надпись: «Ваш кредит успешно погашен». Остаток долга: 0 рублей, 00 копеек. Она смотрела на этот ноль с сухим, безрадостным удовлетворением. Одна проблема решена.
— Катя… — снова начал он, но она его словно не слышала.
Её пальцы уже летели дальше. Она свернула банковское приложение и открыла браузер. В поисковой строке был сохранён её недавний запрос: «стиральная машина bosch serie 6 отзывы». Она перешла по ссылке на сайт крупного магазина бытовой техники, где в её корзине уже лежала та самая модель, о которой она мечтала. Серебристая, с большим люком, с функцией сушки. Она нажала «Оформить заказ». Адрес доставки — их адрес — был уже вбит в систему. Способ оплаты — онлайн, картой.
Вадим стоял в двух шагах и молча наблюдал за этим священнодействием. Он видел, как она вводит данные карты, как приходит смс с кодом подтверждения, как она вбивает эти шесть цифр в поле на экране. Он видел, как страница обновляется, и на ней появляется надпись: «Спасибо! Ваш заказ №745821 принят в обработку. Ожидайте доставку в субботу, с 10:00 до 14:00».
Всё было кончено. Деньги, которые должны были стать «вкладом в будущее внука» под чутким руководством его матери, только что превратились в ноль на кредитном счёте и в заказ на бытовую технику. Быстро, эффективно и безвозвратно.
Катя заблокировала телефон и положила его на стол экраном вниз. Затем она обернулась и посмотрела на Вадима. На её лице не было ни злости, ни торжества. Только бесконечная, всепоглощающая усталость.
— Кредит закрыт. Стиральную машину привезут в субботу, — сказала она ровным голосом, будто зачитывая отчёт. — На оставшиеся деньги я завтра куплю Максиму зимний комбинезон и ботинки. Можешь передать своей маме, что её помощь больше не требуется.
Она развернулась и, не взглянув на него больше, вышла из кухни. Он слышал её шаги по коридору, щелчок замка в спальне.
А он остался один. Один посреди кухни, залитой безразличным светом лампочки. На столе стояла нетронутая бутылка игристого и два бокала — нелепые свидетели праздника, который так и не начался. Вадим опустился на стул. В голове было абсолютно пусто. Он только что собственными руками, из лучших побуждений, разрушил всё. И теперь он сидел в самом центре этих руин, оглушённый тишиной в доме, в котором больше не было ничего общего…
