— Держи крепче, Марина, тут не просто бумага, тут, можно сказать, фундамент вашего будущего ремонта! — громогласно заявила тетка Галина, впихивая мне в руки пухлый, увесистый конверт, перевязанный алой лентой.
Я едва успела подхватить этот «фундамент», чуть не выронив салатницу, которую держала в другой руке. Конверт действительно был толстым, солидным, приятным на ощупь.
Он не гнулся, словно внутри лежала пачка купюр толщиной в палец. Сердце предательски екнуло. Неужели в этот раз всё будет иначе?
— Осторожнее, говорю! — гаркнула тетка, сбрасывая с плеч тяжелую шубу прямо на руки моему мужу, Игорю. — Там сумма серьезная. Мы с дядей Витей и Светочкой решили: хватит вам мелочиться по пустякам. Дарить надо так, чтобы запомнилось! На плитку в ванную точно хватит, а если губу не раскатаете, то и на сантехнику останется.
— Спасибо, тетя Галь, — пробормотал Игорь, сгибаясь под тяжестью натурального меха, пахнущего резкими духами и морозом. — Проходите, мы уже заждались.
— Видим, что заждались, — фыркнула двоюродная сестра Света, проходя мимо меня и даже не разуваясь, сразу направилась к зеркалу. — Ой, Марин, ты что, опять поправилась? Или это платье такое… неудачное? Полнит страшно.
Я стиснула зубы, чувствуя, как к щекам приливает жар. Пальцы крепче сжали заветный конверт. «Терпи, Марина, — приказала я сама себе. — Просто терпи. В этом конверте — твое спасение от кредита за кухню. Они хамы, но сегодня они — спонсоры».
— Платье новое, — сухо ответила я, аккуратно кладя конверт на комод, на самое видное место, как и полагается дорогому подарку. — Проходите к столу.
— Ну, посмотрим, чем богаты, — пробасил дядя Витя, наконец-то подав голос из-за спины своей жены.
За столом царило напряжение, которое можно было резать ножом, но родственники мужа, казалось, этого совершенно не замечали. Они чувствовали себя хозяевами жизни. И, судя по толщине конверта, лежащего на комоде, у них были на то основания.
Я потратила на этот стол треть месячной зарплаты. Красная рыба, икра, три вида салатов с дорогими ингредиентами, запеченная буженина, которую я мариновала двое суток.
Мне хотелось, чтобы всё было идеально. Чтобы, получив их «щедрый дар», я не чувствовала себя должницей, а знала, что отработала каждый рубль своим гостеприимством.
— Рыба, конечно, суховата, — заявила тетка Галина, отправляя в рот огромный кусок форели, стоившей мне целое состояние. — Ты, Марин, передержала её в духовке. Надо было в фольге, а ты, небось, так кинула?
— В фольге и запекала, — тихо ответила я, накладывая салат Игорю, который сидел, опустив глаза в тарелку.
— Значит, рыба перемороженная была. Дешевая, наверное? — не унималась тетка, вытирая жирные губы салфеткой и тут же комкая её, бросая рядом с тарелкой. — Мы-то привыкли к свежей, охлажденной. Ну да ладно, с голодухи и это пойдет.
— Мам, передай икру, — капризно протянула Света. — Только масла там много не мажь, я на диете. Хотя, судя по столу, тут о диете никто не слышал. Майонез, жир… Ужас. Марин, ты бы хоть овощную нарезку нормальную сделала, а то одни углеводы.
Я молча подвинула к ней блюдо с икрой. Внутри меня закипала злость, но взгляд то и дело возвращался к комоду. Пухлый белый прямоугольник манил. Я прикидывала: если там пятитысячные купюры, то это может быть и сто, и двести тысяч. Даже если тысячные — сумма всё равно внушительная. Ради этого можно потерпеть и критику моей стряпни, и бестактность Светки.
— А вино у нас какое? — вдруг спросил дядя Витя, отодвигая пустую тарелку. — Надеюсь, не то пойло из супермаркета по акции, что вы в прошлый раз выставили?
Игорь встрепенулся.
— Нет, что вы, дядя Вить. Я взял хорошее, грузинское, выдержка…
— Грузинское? — перебила тетка Галина, скривившись так, будто съела лимон. — Игорек, ну ты же знаешь, отец пьет только коньяк. И желательно не тот, что клопами воняет. У вас же вроде стоял «Хеннесси» в баре? Мы когда летом заходили, я видела коробку.
Я замерла. Тот коньяк нам подарили на свадьбу партнеры Игоря, и мы берегли его для особого случая — годовщины или рождения ребенка. Он стоил как крыло самолета.
— Это коллекционный, теть Галь… — начал было Игорь.
— Ой, да брось! — махнула она рукой, и ее массивные золотые браслеты звякнули. — Мы вам на ремонт такие деньги отвалили, а ты бутылку жалеешь для родного дядьки? Не по-людски это, Игорек. Не по-родственному. Мы к вам со всей душой, с открытым кошельком, а вы…
Она демонстративно отвернулась, поджав губы. В комнате повисла тяжелая пауза.
— Игорь, — процедила я сквозь зубы, глядя на мужа. — Принеси коньяк.
Муж виновато посмотрел на меня, но спорить не стал. Встал и пошел к бару.
— Вот и умница, — сразу подобрела тетка, победоносно оглядев стол. — Света, накладывай себе еще, пока горячее. А то остынет — вообще есть невозможно будет.
Следующий час превратился в пытку. Бутылка дорогого коньяка опустела пугающе быстро. Дядя Витя, раскрасневшись, начал рассказывать одни и те же армейские байки, требуя полного внимания.
Света ковырялась в тарелке, выискивая куски «посимпатичнее», и откладывала в сторону то, что ей не нравилось, словно инспектор санэпидемстанции.
— А ремонт вы, конечно, затеяли вовремя, — вещала Галина, размахивая вилкой с наколотым маринованным грибом. — Только прошу вас, не берите дешевые обои. Это сразу видно. Нищебродство. Вот мы Светочке в квартире сделали венецианскую штукатурку. Дорого, конечно, но зато как смотрится! Уровень!
— У нас бюджет ограничен, — сдержанно заметил Игорь.
— Был ограничен! — хохотнула тетка, подмигивая мне. — А теперь, с нашим-то подарочком, можете разгуляться. Я там специально побольше положила, чтобы вы не позорились с бумажными обоями.
— Спасибо, — выдавила я. — Мы очень ценим.
— Ценим-ценим… — передразнила Света. — Вина еще налей. И салфетки закончились. Хозяйка, ау!
Я встала и вышла на кухню якобы за салфетками. Мне нужно было выдохнуть. Руки дрожали. Хотелось швырнуть в них этим салатом, выгнать вон, захлопнуть дверь.
Игорь зашел следом, прикрыв дверь.
— Мариш, ну потерпи немного, — зашептал он, обнимая меня за плечи. — Они скоро уйдут. Зато с деньгами будем. Представь, закроем кредит, плитку купим… Ну такие они люди, что поделать. Родню не выбирают.
— Это не люди, Игорь, это саранча, — прошипела я, отстраняясь. — Они сожрали твой коллекционный коньяк, они унижают меня в моем же доме, они ведут себя так, будто купили нас с потрохами!
— Ну так по факту они нас сегодня и спонсируют! — развел он руками. — Ты видела конверт? Он реально толстый. Тетка Галина, конечно, хабалка, но она не жадная, когда дело доходит до показухи. Она любит широкие жесты. Там точно крупная сумма. Потерпи, ради бога.
Я глубоко вздохнула, глядя на свое отражение в темном окне. Усталое лицо, сжатые губы.
— Ладно. Чай и торт. И пусть уматывают.
— Вот и умница.
Когда я вносила торт — домашний «Наполеон», над которым корпела всё утро, — тетка Галина уже громко обсуждала с дочерью, что у меня в квартире «пахнет старостью» и надо бы поменять шторы.
— О, десерт! — воскликнул дядя Витя. — Надеюсь, крем не маргариновый? А то у меня изжога будет.
— На сливочном масле, 82 процента жирности, — отчеканила я, ставя торт на стол. — Натуральнее не бывает.
— Проверим, — скептически хмыкнула Света.
Мы разлили чай. Атмосфера немного разрядилась, видимо, алкоголь и сытость сделали свое дело. Родственники осоловели.
— Ну что, — Галина отодвинула чашку и вальяжно откинулась на спинку стула. — Может, посмотрите наш подарок? А то лежит там, пылится. Интересно же, на что рассчитывать будете. Мы старались, собирали.
— Да, открывайте! — подхватила Света. — А то сидите кислые, хоть порадуетесь.
Игорь посмотрел на меня. Я кивнула.
— Хорошо. Я как раз хотела поблагодарить вас сейчас, пока мы все за столом.
Я встала, подошла к комоду и взяла конверт. Он был тяжелым. Эта тяжесть вселяла надежду. Я вернулась к столу, чувствуя на себе выжидающие взгляды. Тетка Галина сияла самодовольством, дядя Витя ковырял в зубах зубочисткой, Света с ухмылкой наблюдала за моими руками.
— Спасибо вам большое, — сказала я, развязывая ленту. — Для нас это действительно важно. Ремонт стоит, и ваша помощь очень кстати.
— Открывай уже, не томи! — рявкнула тетка.
Я надорвала край плотной бумаги. Внутри действительно виднелась пачка. Я сунула руку и вытащила содержимое на свет.
На стол, рядом с недоеденным куском торта, легла стопка.
Сверху лежала пятитысячная купюра. Красивая, хрустящая.
Снизу, как я увидела, когда перевернула пачку, тоже была купюра — тысяча рублей.
А вот между ними…
Я замерла. В комнате повисла звенящая тишина. Даже дядя Витя перестал ковырять в зубах.
Между двумя купюрами был зажат толстый слой глянцевого картона.
Дрожащими пальцами я начала перебирать «начинку». Это были не деньги.
Это были открытки.
Бесплатные рекламные флаеры из супермаркетов.
Календарики за прошлый год с собачками.
И, чтобы создать объем, — аккуратно нарезанные прямоугольники из плотной обложки какого-то журнала.
Вся эта макулатура была тщательно подогнана под размер купюр. С торцов это выглядело как плотная банковская пачка.
Всего денег: шесть тысяч рублей.
И полкилограмма мусора.
— Что это? — тихо спросила я, поднимая глаза на Галину.
Тетка покраснела. Не от стыда, нет. Её лицо пошло пятнами, глаза забегали.
— Ой… — выдавила она, неестественно хихикнув. — Светочка, доча, это что такое? Мы что, перепутали конверты?
Света поперхнулась чаем.
— Я? Ты же сама собирала! Я вообще не при чем!
— Нет, ну точно перепутали! — заголосила Галина, начиная активно жестикулировать. — Это, наверное, тот, пробный! Я там просто примеряла, как будет выглядеть… А настоящий, с деньгами, видимо, дома остался! На тумбочке! Ой, какая оказия! Витя, ты куда смотрел, когда мы выходили?!
— Я? — опешил дядя. — Ты мне дала, я и положил в карман.
— Ну ты и дурак старый! — накинулась она на мужа. — Перепутал! Ой, Марин, ну ты не обижайся, с кем не бывает! Ха-ха! Ну, шесть тысяч тоже деньги, на краску хватит. А остальное мы потом… как-нибудь… завезем.
Я смотрела на этот цирк. На их бегающие глазки, на жирные пятна на скатерти, на пустую бутылку коллекционного коньяка, на гору грязной посуды.
Внутри меня что-то оборвалось. Лопнула та самая пружина терпения, которую я сжимала годами.
— «Пробный конверт»? — переспросила я ледяным тоном. — Вы хотите сказать, что специально сидели, вырезали картон из журналов, подбирали календарики по размеру денег, чтобы «примерить», как это будет выглядеть?
— Ну зачем ты так буквально… — начала Галина, теряя свой пафос. — Ну шутка, может, такая! Розыгрыш! Новый год же скоро, настроение поднять хотели!
— Розыгрыш, — повторила я. — Значит, вы пришли в мой дом. Сожрали продукты на пятнадцать тысяч. Выпили коньяк за тридцать тысяч. Облили грязью мою еду, мой ремонт, мое платье. И всё это ради того, чтобы вручить мне шесть тысяч и стопку макулатуры, назвав это «фундаментом будущего»?
— Марина! — воскликнул Игорь. — Успокойся…
— Нет, Игорь, ты помолчи! — рявкнула я так, что муж вжался в стул.
Я взяла эту позорную стопку и швырнула её в центр стола. Календарики с собачками разлетелись веером, упав в остатки салата и крема.
— Вон, — сказала я тихо.
— Что? — Галина вытаращила глаза. — Ты как с матерью разговариваешь? Мы старше! Мы родня!
— ВОН ОТСЮДА! — заорала я, указывая на дверь. — Забирайте свои календарики, свои шубы и валите! Чтобы духу вашего здесь не было через минуту!
— Игорек, ты слышишь? — визгливо закричала тетка, вскакивая. — Она нас выгоняет! Твою родную тетку! Скажи ей!
Игорь медленно поднял глаза. Он посмотрел на разбросанный мусор на столе. На пустую бутылку. Потом на жену дяди Вити.
— Вы слышали, что сказала хозяйка, — глухо произнес он. — Уходите.
— Да вы… Да вы пожалеете! — зашипела Света, хватая сумку. — Больше ни копейки от нас не увидите!
— Мы и так от вас ни копейки не видели, — отрезала я. — Только убытки.
— Пойдем, Витя! — скомандовала Галина, величественно (насколько это было возможно) направляясь в коридор. — Ноги моей здесь больше не будет! Хамье! Неблагодарные свиньи! Вернули им подарки, ишь ты!
— Коньяк верните, — бросил им вслед Игорь. — Ах да, вы же его выпили.
В прихожей грохотали, толкались, шипели проклятия. Дядя Витя пытался попасть в рукав пальто, Галина громко отчитывала нас за невоспитанность, Света демонстративно громко хлопнула входной дверью так, что посыпалась штукатурка.
Наконец наступила тишина.
Я стояла посреди разгромленной гостиной. Стол выглядел как поле битвы. В центре, в миске с оливье, торчал промасленный флаер с надписью «Скидки на колбасу — 10%».
Ноги подкосились, и я села прямо на стул, закрыв лицо руками. Меня трясло.
Игорь подошел и молча положил руку мне на плечо.
— Прости, — сказал он. — Я идиот.
— Да, — согласилась я, не отнимая рук от лица. — И я идиотка. Думала, хоть раз по-человечески будет.
— Больше они сюда не придут, — твердо сказал муж. Он взял со стола ту самую пятитысячную купюру, которая сиротливо лежала рядом с тарелкой. Покрутил её в руках. — Знаешь что?
— Что?
— Давай вызовем клининг на эти деньги. Я не хочу это всё убирать. Я хочу стереть все следы их пребывания. А на тысячу закажем пиццу. Нормальную, вкусную пиццу. И купим бутылку вина. Простого, из супермаркета.
Я подняла на него глаза. Впервые за вечер мне захотелось улыбнуться.
— А календарики? — спросила я, кивнув на стол.
— А календарики, — Игорь сгреб горсть бумажек и скомкал их в кулаке, — мы сожжем. Прямо сейчас. В пепельнице на балконе. Как символ очищения от паразитов.
Я посмотрела на разгромленный стол, на остатки роскоши, которая была не оценена, и почувствовала удивительную легкость. Да, мы потеряли деньги на этом ужине. Но мы избавились от чего-то гораздо более тяжелого и токсичного, чем этот проклятый конверт. Мы избавились от иллюзий. И это стоило того.
— Неси спички, — сказала я. — Будем жечь.
