«Это тебе за молчание», — сказала Вероника Петровна, протягивая мне гладкий белый конверт.
Ее ногти, покрытые глянцевым вишневым лаком, хищно блеснули в тусклом свете коридора. Идеальный маникюр, идеальная укладка, идеальное презрение в глазах.
Мы только что вышли из-за стола. За прикрытой дверью в гостиную еще слышались приглушенные голоса ее родителей, раскатистый смех ее мужа Егора и спокойный бас моего — Олега, ее родного брата.
Семейный ужин в честь какой-то незначительной годовщины, очередной повод собраться и продемонстрировать фасад благополучия.
Я смотрела на конверт, чувствуя его неприятную, оскорбительную плотность даже на расстоянии.
— Я не понимаю, о чем ты.
Вероника усмехнулась. Это была ее фирменная усмешка — уголок губ чуть приподнят, в глазах холодное превосходство.
Так она усмехалась всегда, когда хотела показать мне мое место. С того самого дня, как Олег привел меня знакомиться с семьей.
Она сделала шаг ближе, ее дорогой, тяжелый парфюм ударил в нос, смешиваясь с запахами изысканной еды из гостиной.
— Катя, не строй из себя актрису провинциального театра. Ты прекрасно все понимаешь.
В памяти всплыла душная, бархатная полутьма ресторана «Астория» три дня назад. Случайная встреча, обернувшаяся катастрофой. Я ждала подругу, рассеянно разглядывая зал, и увидела ее.
Она сидела за дальним столиком с Вадимом, партнером ее мужа. Ее рука с теми же вишневыми ногтями лежала на его, а голова была склонена так интимно, что сомнений не оставалось.
Их губы встретились в долгом, совсем не дружеском поцелуе.
Я успела сделать короткое, но предельно четкое видео, прежде чем выскользнуть из ресторана. Просто на всякий случай. Инстинкт самосохранения, выработанный за годы жизни в этой «семье».
— Возьми, — настойчиво, почти зло повторила золовка, тыча конвертом мне в грудь. — Там достаточно, чтобы ты забыла о том, что видела. Или о том, что тебе привиделось в темноте.
Я вспомнила ее слова на нашей с Олегом свадьбе. Она тогда, глядя на мое белое, сшитое на заказ, но не «от кутюр» платье, с такой же улыбкой сказала своей подруге: «Простенько, конечно, но для нее — в самый раз. Главное, брат счастлив».
Она всегда, каждым жестом, каждым словом давала мне понять, что я — чужая. Пришлая. Девочка из другого круга, которой несказанно повезло отхватить завидного жениха, ее любимого брата.
А теперь она пыталась купить мое молчание.
— Думаешь, все можно купить? — спросила я, глядя ей прямо в глаза, чувствуя, как внутри зарождается холодная, спокойная ярость.
Ее лицо на мгновение дрогнуло, но она быстро нацепила привычную маску.
— Я думаю, что умные люди всегда могут договориться. А ты же умная девочка, Катя? Не захочешь расстраивать Олега. И родителей. Особенно отца.
Это был удар ниже пояса. Она знала, как я дорожу хрупким миром в семье, как не хочу втягивать Олега в наши с ней тихие, изматывающие войны. Она била по самому больному.
Я медленно, двумя пальцами, взяла конверт. Он был тяжелым и плотным от купюр.
Вероника победительно, торжествующе улыбнулась. Она была уверена, что дело сделано. Что я, как и всегда, проглочу унижение. Возьму деньги и замолчу.
Она грациозно развернулась и пошла обратно в гостиную, к семье, к своему мужу, которому так нежно и преданно улыбалась весь вечер.
А я осталась стоять в полутемном коридоре с ее грязными деньгами в руках.
Я развернулась, но не пошла к выходу. Я сделала глубокий, ледяной вдох и шагнула вслед за ней. В гостиную, где все еще тихо смеялись и звенели бокалы.
— Простите, что прерываю ваш чудесный вечер, — сказала я так громко и отчетливо, чтобы услышали все. Музыка мгновенно стихла. Семь пар глаз обратились ко мне.
Вероника замерла на полпути, ее лицо побелело, как полотно.
— Катюша, что-то случилось? — обеспокоенно спросила Ирина Викторовна, ее мать, отставляя бокал.
Я прошла в центр комнаты и положила белый конверт на полированный кофейный столик. Рядом с вазой с голландскими тюльпанами.
— Да, случилось. Вероника Петровна только что пыталась купить мое молчание.
Егор, ее муж, высокий и уверенный в себе мужчина, непонимающе нахмурился.
— В смысле? Катя, о чем ты говоришь?
Я не буду молчать. Ни за какие деньги этого мира.
Я посмотрела прямо на Веронику, которая стояла, как изваяние.
— Я видела тебя в «Астории» с Вадимом. И у меня есть видео, как вы целуетесь.
В комнате повисла такая густая, вязкая пустота, что, казалось, ее можно резать ножом. Было слышно, как гудит винный шкаф в углу.
— Что?.. — только и смог выдохнуть Егор, медленно поднимаясь из-за стола.
— Она врет! — взвизгнула Вероника, срываясь на фальцет. — Она все врет! Она просто ненавидит меня! Она завидует мне с первого дня!
Я достала телефон.
— Хочешь, я покажу? Прямо сейчас. Всем. Твоим родителям. Твоему мужу.
Ее лицо исказилось. В нем больше не было аристократического превосходства. Только животный страх и неприкрытая ненависть.
Петр Сергеевич, ее отец, властный и всегда спокойный глава семьи, поднялся с кресла. Его лицо было суровым, как у судьи.
— Катерина, что все это значит?
А я смотрела на Олега. Мой муж смотрел на меня, потом на сестру, и в его глазах было столько растерянности и боли, словно он оказался между двух огней.
— Это значит, — сказала я, не отводя взгляда от мужа, — что я устала от лжи в этой семье. И я не собираюсь становиться ее частью.
Первым нарушил оцепенение Егор. Он медленно, словно во сне, повернул голову к своей жене. Его лицо было спокойным, но от этого спокойствия веяло могильным холодом.
— Ника? Это правда?
Вероника сжала кулаки.
— Егорушка, милый, ты ей веришь? Этой… этой выскочке? Она всегда меня ненавидела! Она завидует нашей жизни, нашему дому!
Ирина Викторовна тут же подскочила к дочери, обнимая ее за плечи, как будто защищая от пули.
— Конечно, доченька! Катя, как тебе не стыдно! Клеветать на сестру мужа, в нашем же доме!
Она впилась в меня взглядом, полным яда.
— Мы тебя приняли в семью, а ты вот как отплатила! Решила все разрушить из-за своей черной зависти!
Но Петр Сергеевич остановил ее жестким, не терпящим возражений голосом.
— Ирина, помолчи.
Он смотрел не на меня и не на дочь. Он смотрел на зятя, который все еще ждал ответа.
— Покажи, — хрипло сказал Егор, протягивая руку к моему телефону. Он не сводил с Вероники тяжелого, пустого взгляда.
Я не двинулась с места.
— Я не буду устраивать из этого цирк.
Олег шагнул ко мне.
— Катя, зачем? Зачем так? Можно же было… поговорить со мной. Сначала со мной.
В его голосе звучала настоящая боль. И я поняла, что ранила и его. Но другого пути не было. Любой другой путь вел обратно в клетку.
— Поговорить о чем, Олег? О том, что твоя сестра мне деньги сует, чтобы я молчала о ее грязи? Чтобы я стала соучастницей ее обмана? Что бы ты сделал?
Я смотрела на него, и во мне боролись любовь и горечь. Он хороший, добрый человек, мой муж. Но он вырос в этой атмосфере, где все решают деньги и связи, а неудобную правду принято прятать под ковер, пока она не начнет смердеть.
— Это наша семья, Катя, — тихо, почти умоляюще сказал он.
— Вот именно. Семья. А в семье не лгут.
Вероника вдруг рассмеялась. Страшным, срывающимся, истерическим смехом.
— Семья? Ты нам не семья! Ты всегда была чужой! И всегда будешь! Пыталась казаться своей, но нутро не спрячешь!
Егор сделал шаг к ней. Его лицо стало непроницаемым, как маска.
— Я спросил. Это. Правда?
И когда Вероника промолчала, лишь испепеляя меня взглядом, он все понял.
Он не стал смотреть видео. Он просто развернулся и медленно, чеканя шаг, пошел к выходу. Не сказал ни слова.
— Егор! — закричала ему в спину Вероника. — Егорушка, постой! Это не то, что ты думаешь!
Но он даже не обернулся. Хлопнула входная дверь. Окончательно и бесповоротно.
Ирина Викторовна зарыдала в голос. А Вероника развернулась ко мне.
— Ты довольна? — прошипела она. — Ты разрушила мою жизнь!
— Нет, — спокойно ответила я. — Свою жизнь ты разрушила сама. В тот момент, когда решила, что можешь безнаказанно обманывать мужа.
Петр Сергеевич подошел к кофейному столику, взял конверт. Он не заглядывал внутрь. Просто взвесил его на руке.
— Значит, вот цена твоего молчания, — сказал он, глядя на дочь. В его голосе не было ни капли сочувствия. Только ледяное презрение.
Он повернулся ко мне.
— А ты… Ты поступила жестоко. Но, кажется, честно.
Он бросил конверт на стол.
— Олег, увези жену. Этот ужин окончен.
Олег взял меня за руку. Его пальцы были ледяными. Мы вышли из квартиры, не проронив ни слова, под аккомпанемент рыданий Ирины Викторовны и ненавидящего шепота Вероники.
Уже в машине он остановился у обочины и повернулся ко мне. Его лицо было напряженным, на скулах ходили желваки.
— Ты могла рассказать мне. Только мне. Я бы сам все решил.
— Решил бы — как? — спросила я, чувствуя, как усталость наваливается на меня. — Дал бы ей денег больше, чем она мне? Погрозил бы пальцем? Олег, я годами терпела ее унижения. Но это — другое. Это не просто хамство. Это подлость.
Он молчал, глядя на темную дорогу.
— Теперь все разрушено. Отношения с родителями, с сестрой…
— А что было до этого? Иллюзия? — спросила я. — Иллюзия хорошей семьи, где за спиной друг у друга крутят романы и покупают молчание? Я не хочу жить в иллюзии.
Он снова завел машину.
Мы ехали домой, и я понимала, что сегодня взорвала не только их семью. Я поставила под удар и нашу.
Но, глядя на пролетающие мимо огни ночного города, я впервые за долгое время не чувствовала себя слабой и обязанной. Я не знала, что будет завтра. Но точно знала, что больше не позволю себя купить.
Ночь прошла в гнетущем напряжении. Мы спали в одной кровати, но между нами лежала ледяная пустыня. Олег не прикоснулся ко мне, отвернувшись к стене. Я же, наоборот, не могла уснуть, прокручивая в голове события вечера.
Утром он встал раньше обычного. Я услышала, как он тихо разговаривает по телефону на кухне. Голос был напряженным.
Когда я вошла, он уже сидел за столом, глядя в одну точку.
— Мать звонила, — сказал он, не глядя на меня. — Вероника у них. Егор так и не вернулся. Не отвечает на звонки.
Он поднял на меня тяжелый взгляд.
— Она говорит, что ты это сделала из мести. Что ты всегда ей завидовала.
— А ты как думаешь? — спросила я, садясь напротив.
Олег потер виски.
— Я думаю, что ты вынесла сор из избы. И теперь в этом соре вся наша жизнь. Отец в ярости, но не на Нику. А на то, что это может сорвать сделку с компанией Егора. Вадим, кстати, тоже исчез.
Каждое его слово было пропитано упреком. Он не обвинял сестру. Он обвинял меня — в том, что я вскрыла гнойник.
— То есть, проблема не в том, что она изменяла мужу с его партнером, а в том, что я об этом сказала? — я горько усмехнулась. — Потрясающая логика, Олег.
— Катя, есть вещи, которые не принято выносить на публику! — он повысил голос. — Это их жизнь, их отношения!
— А попытка дать мне взятку — это тоже их личные отношения? Олег, очнись! Твоя сестра преступница. Она хотела подкупить меня, чтобы я покрывала ее ложь!
В этот момент зазвонил его мобильный. Он посмотрел на экран и помрачнел еще больше.
— Отец.
Он ответил. Разговор был коротким.
— Да. Нет. Она здесь. Хорошо.
Олег положил телефон и посмотрел на меня.
— Он хочет тебя видеть. Сегодня. В своем офисе. Одну.
По моей спине пробежал холодок. Это было похоже на вызов на ковер к директору. Или на допрос.
— Зачем?
— Не знаю. Но тебе лучше поехать, — в его голосе проскользнула странная нотка. Почти приказ.
— Или что? — не выдержала я.
— Или я не знаю, как мы будем жить дальше, Катя! — сорвался он. — Ты пошла войной на мою семью. Так иди до конца! Посмотри ему в глаза и скажи все, что думаешь!
Он встал, схватил ключи от машины и ушел, хлопнув дверью.
Я осталась одна в пустой квартире.
Офис Петра Сергеевича находился на последнем этаже небоскреба в самом центре города. Огромный кабинет с панорамными окнами, из которых открывался вид на весь мегаполис. Все здесь кричало о власти и деньгах.
Он сидел за массивным столом из темного дерева и даже не поднял головы, когда я вошла.
— Садись.
Я села на стул напротив. Расстояние между нами было огромным.
Он еще несколько секунд что-то дописывал, а потом отложил ручку и сцепил пальцы в замок.
— Ты наделала много шума, Катерина.
Его голос был спокойным, деловым. Никаких эмоций. Словно он обсуждал биржевые сводки, а не развал семьи своей дочери.
— Я сказала правду.
— Правда — это дорогой товар, — он чуть наклонил голову. — И не всегда ликвидный. Из-за твоего поступка под угрозой слияние, над которым мы работали полгода. Егор — ключевая фигура.
Он помолчал, изучая меня.
— Моя дочь — избалованная дура. Я это знаю. Моя жена воспитала ее такой. Но ты… Я думал, ты тихая и послушная девочка, которой просто повезло с моим сыном. Я ошибся.
Я молчала, не зная, чего ждать.
— В тебе есть стержень, — неожиданно продолжил он. — И принципы. Глупые, может быть, и невыгодные. Но они есть. Это редкость.
Он открыл ящик стола и достал оттуда папку. Положил ее передо мной.
— Егор вчера вечером встретился со мной. Он в ярости, но он бизнесмен. Он готов забыть об «инциденте», если мы пересмотрим его долю в слиянии. Сильно пересмотрим. В его пользу.
— Я здесь при чем? — не поняла я.
Петр Сергеевич усмехнулся. Впервые за все время.
— А ты — мой новый козырь. Егор хочет гарантий. Он больше не верит словам. Ни моим, ни Вероники.
Он хочет, чтобы в совете директоров объединенной компании был человек, который не станет молчать. Которого нельзя купить.
Он указал на папку.
— Он хочет, чтобы этим человеком стала ты.
Я ошарашенно смотрела на него. Это было похоже на бред.
— Я? Но я ничего не понимаю в вашем бизнесе.
— Научишься, — отрезал он. — У тебя будет моя поддержка и лучшие консультанты. Мне нужен не гений финансов.
Мне нужен детектор лжи. Человек, который будет следить за тем, чтобы такие, как Вадим, не проворачивали дела за моей спиной. Егор тебе верит. Как ни странно, после вчерашнего он верит только тебе.
Он откинулся на спинку кресла.
— Это мое предложение. Ты входишь в бизнес. Получаешь долю, серьезные полномочия. А Вероника… она отправится в заграничный филиал. Надолго. Разбирать архивы. Ей полезно будет поработать.
Я сидела, не в силах вымолвить ни слова. Это был не просто выход из ситуации. Это был совершенно новый, безумный расклад.
— Подумай, Катерина, — сказал он, поднимаясь. — Олег об этом не знает. Для него это будет сюрпризом. Возможно, неприятным. Но ты ведь уже доказала, что умеешь принимать решения, не оглядываясь на других.
Он подошел к окну и посмотрел на город.
— У тебя есть сутки.
Я вышла из небоскреба, как из другого измерения. Шумный проспект, сигналы машин, толпы людей — все казалось ненастоящим, декорациями к спектаклю, в котором мне только что вручили главную роль.
Папка в моей сумке неприятно оттягивала плечо.
Я не поехала домой. Я долго бродила по городу, пытаясь осознать случившееся.
Петр Сергеевич не просто предложил мне сделку. Он предлагал мне новый мир. Мир, в котором я всегда была лишь зрителем из партера, а теперь меня приглашали на сцену.
Это была ловушка. Искусно расставленная, приправленная лестью и огромными возможностями.
Он не награждал меня за честность. Он использовал ее как инструмент. Мои «невыгодные принципы» вдруг стали ценным активом в его игре. Он превращал меня из проблемы в решение. И это было гениально.
Но это был и мой единственный шанс. Шанс перестать быть «женой Олега», «невесткой», «простушкой, которой повезло». Шанс обрести собственный голос, силу и независимость. Цена? Возможно, мой брак.
Когда я вернулась домой, было уже темно. Олег был дома. На кухне пахло едой, на столе стояли две тарелки. Жест примирения.
Он выглядел уставшим и виноватым.
— Кать, прости за утро. Я сорвался.
Он подошел и обнял меня.
— Как все прошло? Отец сильно давил?
Я замерла в его объятиях, а потом мягко отстранилась. Я посмотрела на стол, на ужин, который он приготовил.
Это была наша привычная жизнь. Тихая, уютная. Та, которую я так боялась потерять. И та, которая сегодня утром показала свою истинную цену.
— Он не давил, — сказала я, садясь на стул. — Он сделал мне предложение.
Олег напрягся.
— Какое? Откупиться? Предложил денег, чтобы ты исчезла? Я так и знал!
В его голосе слышалось странное облегчение. Словно этот вариант был ему понятен и даже желанен.
— Нет, — я посмотрела ему прямо в глаза. — Он предложил мне место в совете директоров. С долей в компании.
Олег застыл. Он смотрел на меня так, будто я говорила на иностранном языке.
— Что?..
— Егор потребовал гарантий. И этой гарантией, по его мнению, могу быть только я. Человек, которого нельзя купить. Твой отец согласился. А Веронику отправляют в ссылку.
На его лице неверие сменилось гневом. Он покраснел.
— Отец сошел с ума! Это какая-то манипуляция! А ты? Ты что, согласилась?
Он смотрел на меня с ужасом и отвращением.
— Ты будешь сидеть с ними за одним столом? С отцом, с Егором? Решать судьбу моей сестры? Ты станешь одной из них?
Его слова били наотмашь. Но я была к ним готова.
— А какой у меня есть выбор, Олег? — спросила я так спокойно, как только могла. — Вернуться к роли послушной жены, которую твоя сестра может в любой момент унизить или попытаться подкупить? Ждать, пока ты «сам все решишь»?
Я встала.
— Твой отец — игрок. Он либо ломает фигуры, либо двигает их по доске. Я не хочу быть сломанной.
Олег отшатнулся от меня.
— Я не верю. Я не верю, что это говоришь ты. Это не моя Катя. Моя Катя никогда бы не пошла на это.
— Твоя Катя вчера умерла, — сказала я. — В том коридоре, когда твоя сестра протянула ей конверт. А сегодня родилась новая.
Он смотрел на меня, как на врага. В его глазах больше не было любви. Только холодное, горькое разочарование.
— Ты предала меня. Ты выбрала не нашу семью. Ты выбрала его мир. Его деньги и его власть.
Я не стала спорить. Может быть, он был прав. Но разве он сам не был частью этого мира всю свою жизнь?
Я достала телефон и нашла номер Петра Сергеевича. Я знала, что он ждет звонка.
— Да, — раздался в трубке его властный голос.
Я посмотрела на своего мужа, который стоял напротив и смотрел на меня с ненавистью. И я поняла, что пути назад нет.
— Петр Сергеевич, это Катерина. Я согласна.
Эпилог. Три года спустя
Я сидела во главе длинного полированного стола в той самой переговорной, на верхнем этаже небоскреба.
За окном простирался город, но я уже давно не любовалась им. Теперь это был просто вид из моего рабочего кабинета. Моего.
— Таким образом, мы выходим на плановые показатели с опережением в семь процентов, — закончил свой доклад финансовый директор.
Я кивнула.
— Хорошо. Вопросы есть?
Вопросов не было. Мои решения редко вызывали вопросы в последние два года. Я была жестким, но справедливым руководителем. «Детектор лжи», как назвал меня когда-то Петр Сергеевич, оказался эффективным инструментом в бизнесе.
Среди членов совета сидел Егор. Он развелся с Вероникой почти сразу после того ужина. Он так и не простил ее, но, будучи прагматиком до мозга костей, сохранил деловые отношения с ее отцом.
С нами. Со мной. Наши отношения были строго профессиональными. Мы были союзниками, которых объединяла общая цель — процветание компании. Никаких взглядов, никаких намеков. Просто уважение. Холодное, как сталь.
Петр Сергеевич отошел от дел год назад, передав мне оперативное управление.
Он иногда звонил, давал советы, которые больше походили на приказы, но в целом доверял. Я оправдала его ставку.
Мы с Олегом развелись через полгода после моего согласия. Тихо, без скандалов.
Он просто собрал вещи и ушел. Уволился из компании отца и открыл небольшую архитектурную студию с друзьями. Я иногда видела в журналах его проекты. Талантливые, легкие, полные воздуха.
Совсем не похожие на массивный, давящий мир его отца. И его бывшей жены.
За эти три года мы не виделись ни разу.
После совещания, когда все разошлись, в дверях задержался Егор.
— Катерина. Отличная работа с поставщиками. Ты выбила из них невозможные условия.
— Это моя работа, — ответила я, собирая документы в папку.
Он на мгновение замялся.
— Я слышал, Вероника возвращается.
Я подняла на него глаза. «Ссылка» моей бывшей золовки в швейцарском филиале, видимо, подходила к концу.
— Мне об этом ничего не известно.
— Да, — он криво усмехнулся. — Она звонила матери. Хочет вернуться. Говорит, изменилась.
Он пожал плечами и вышел.
Телефон на столе издал тихий сигнал. Сообщение. Неизвестный номер.
«Я видел твое фото в „Форбс“. Поздравляю. Ты выглядишь счастливой».
Олег.
Я смотрела на эти слова, и во мне не всколыхнулось ничего, кроме легкой, почти призрачной грусти. Не по нему. А по той девочке, которой я когда-то была. Той, что верила в любовь, которая сильнее денег и семейных интриг.
Я не ответила.
Через неделю в приемной моего кабинета появилась она. Вероника Петровна.
Она сильно изменилась. Никаких вишневых ногтей и дорогого парфюма. Простые джинсы, белая рубашка, волосы, собранные в хвост. И взгляд… В нем не было ни капли прежнего высокомерия. Только усталость и какая-то отчаянная решимость.
— Можно войти? — спросила она.
Я кивнула секретарю, и та вышла, плотно прикрыв дверь. Вероника вошла и остановилась посреди кабинета, не решаясь подойти ближе.
— Я не просить прощения пришла, — сказала она тихо. — Это было бы глупо. И не денег просить.
Она сделала глубокий вдох.
— Я хочу работать. По-настоящему. Я там, в архиве… я многому научилась. Я знаю компанию изнутри. Я могу быть полезной.
Она смотрела на меня. Та, что когда-то считала меня пустым местом, теперь просила у меня работу.
— Отец сказал, что все теперь решаешь ты.
И в этот момент я поняла всю иронию судьбы. Петр Сергеевич, этот старый игрок, снова сделал свой ход. Он отдал решение мне, зная, что любой мой выбор будет иметь последствия. Дам ей работу — покажу слабость или великодушие. Откажу — проявлю мстительность.
Я смотрела на Веронику. На женщину, которая сломала мою прежнюю жизнь и невольно подарила новую. Я думала о цене, которую мы обе заплатили. Она — за свою ложь, я — за свою правду.
Я обошла стол и остановилась напротив нее.
— Почему ты думаешь, что я должна дать тебе шанс?
Она впервые за все время прямо посмотрела мне в глаза.
— Потому что ты знаешь, каково это — когда тебе никто не дает шанса.
Ее слова ударили в самое сердце.
Я вернулась за свой стол. Взяла ручку. На мгновение мне показалось, что это не моя рука. Это была рука женщины, которую я не до конца знала. Женщины, которую создали они — Вероника, Олег, Петр Сергеевич.
Я посмотрела на бывшую золовку, которая ждала моего вердикта. Вся моя новая жизнь, вся моя власть свелись к этому простому решению.
— Хорошо, — сказала я, отодвигая в сторону бумаги. — Рассказывай, что ты умеешь.
