— Крис, а сделай ещё кофе, а? — голос Егора, нарочито бодрый, разрезал утреннюю тишину кухни.
Кристина не подняла головы от планшета. Утреннее солнце заливало их новую, почти стерильную кухню, отражаясь от глянцевых фасадов и хромированных ручек. Она сидела за небольшим столом у окна, погружённая в свои дела. Этот утренний ритуал — кофе, планшет, полчаса тишины перед началом дня — был для неё священным. Егор, напротив, уже минут десять бесцельно перемещался по комнате, то открывая холодильник и тут же закрывая его, то поправляя идеально висящее полотенце. Его суета была похожа на кружение хищника, который никак не может решиться на атаку.
Он подошёл сзади, положил руки ей на плечи, пытаясь изобразить нежность. Его пальцы были напряжены.
— Ты у меня такая красивая по утрам. Сосредоточенная.
Кристина едва заметно повела плечами, сбрасывая его руки. Этот жест был не резким, но абсолютно недвусмысленным. Она не переносила фальши.
— Что тебе нужно, Егор?
Его весёлость мгновенно испарилась, как роса под полуденным солнцем. Он обошёл стол и сел напротив, сцепив руки в замок. Взгляд у него был, как у провинившегося пса, который знает, что сейчас будет просить о чём-то непозволительном.
— Крис, слушай… мне срочно нужны деньги.
Она медленно отложила планшет, взяла в руки чашку с остывающим кофе и сделала небольшой глоток. Её лицо не выражало ни удивления, ни сочувствия. Только холодное, внимательное ожидание. Она знала, что этот разговор рано или поздно состоится. Все эти дни его мрачного молчания, его нервных подёргиваний при каждом телефонном звонке были лишь прелюдией.
— Ты же знаешь про мои старые кредиты, — зачастил он, увидев, что она готова его слушать. — Там проценты набежали, просто сумасшедшие. Коллекторы звонят, уже не намекают, а прямым текстом… Нам ведь не нужны проблемы? Мы же теперь семья.
Слово «семья» он произнёс с особым нажимом, словно это был магический ключ, способный открыть любой замок. Он смотрел на неё с надеждой, ожидая, что она сейчас вздохнёт, скажет что-то вроде «ладно, сколько нужно?» и этот кошмар для него закончится.
Кристина поставила чашку на стол. Звук фарфора о столешницу прозвучал в тишине кухни оглушительно громко.
— Егор. Мы это обсуждали. Очень подробно. Ещё до того, как пошли подавать заявление. Я задала тебе прямой вопрос о твоих финансовых обязательствах. И ты мне ответил.
Она говорила спокойно, почти монотонно, раскладывая факты, как пасьянс. В её голосе не было и тени упрёка, только констатация.
— Твои дела до нашего брака — это твои дела. Мои — мои. Я согласилась выйти за тебя замуж при одном условии: твоё прошлое не станет моим будущим. Ты согласился. Ты сказал, что справишься сам.
Лицо Егора начало медленно багроветь. Маска просителя трещала по швам, обнажая раздражение и злость.
— То есть, как это твои и мои? Всё теперь общее! У тебя же есть деньги, я знаю! Лежат на счёте. Тебе что, жалко помочь собственному мужу? Это ведь не на игрушки, мне реально нужно!
Он повысил голос, переходя на ту интонацию, которую Кристина ненавидела больше всего — интонацию капризного, требовательного ребёнка, которому не дали конфету.
— Мои деньги, — она отчеканила каждое слово, — предназначены для нашего будущего. Для первоначального взноса на дом, о котором мы говорили. Для путешествия. Для того, что мы будем создавать вместе. Они не предназначены для латания дыр в твоём прошлом, о которых ты, к тому же, умолчал в деталях.
Она снова взяла в руки планшет, давая понять, что разговор окончен. Но Егор не собирался сдаваться. Он видел сумму на её счёте, он знал, что она может решить его проблему одним движением пальца в банковском приложении. И мысль о том, что эти деньги лежат так близко, но недоступны для него, сводила его с ума.
— Просто не хочешь помогать. Просто жалеешь денег для мужа, — прошипел он, вставая из-за стола.
Кристина подняла на него глаза. В них не было ничего, кроме холодной усталости.
— Это не вопрос желания, Егор. Это вопрос нашего договора. И я свой договор не нарушу. Твой кофе остыл.
Его не устроило её молчание. Её способность отключаться от него, погружаясь в экран планшета, всегда действовала ему на нервы, но сейчас это было равносильно пощёчине. Он не ушёл. Он остался стоять посреди кухни, и его неподвижность была более угрожающей, чем предыдущая суета. Воздух, казалось, сгустился вокруг него, стал плотным и тяжёлым. Он ждал.
Кристина чувствовала его взгляд на своём затылке. Она продолжала водить пальцем по экрану, делая вид, что читает, но буквы расплывались в бессмысленные значки. Она давала ему время остыть, прийти в себя, принять её отказ. Но вместо этого она слышала только его прерывистое, злое дыхание.
— Значит, вот так, да? — его голос был ниже, чем раньше, в нём появились жёсткие, металлические нотки. — Просто «нет», и всё? И ты будешь спокойно пить свой кофе, зная, что твоего мужа могут, грубо говоря, в подъезде встретить? Тебе совсем плевать?
Она медленно повернула голову. Её лицо было бесстрастным, как у карточного дилера.
— Мне не плевать на мужа. Мне плевать на лжеца, который до свадьбы уверял меня, что у него «пара мелких потребительских кредитов, которые он вот-вот закроет». Ты не просто умолчал о сумме, Егор. Ты солгал о самом масштабе проблемы. Ты втянул меня в брак обманом, надеясь, что потом я просто поставлю подпись под твоими долгами.
Его лицо исказилось. Обвинение в лжи ударило по самому больному. Ведь именно так всё и было. Он действительно надеялся, что штамп в паспорте и совместная жизнь размоют её принципиальность, сделают её более сговорчивой.
— Какая же ты… бессердечная, — выплюнул он. — У тебя под подушкой лежат деньги, а ты рассуждаешь о каких-то там договорённостях! Это же просто бумажки! А здесь — реальная жизнь, реальные угрозы! Мы же теперь одно целое!
Он сделал шаг к ней, нависая над столом. Его тень полностью накрыла её.
— Или для тебя «одно целое» — это только когда мы тратим твои деньги на рестораны и отпуска? А как до дела дошло, так сразу «моё — это моё»?
Вот оно. То, чего она ждала. Попытка вменить ей чувство вины, выставить её эгоистичной и меркантильной стервой. Она выдержала его взгляд, не моргнув.
— Да. Именно так. Моё — это моё. Как и твои долги — это твои. Ты мужчина, Егор. Ты принимал решения, брал кредиты. Так имей мужество отвечать за них, а не прятаться за мою юбку и мой банковский счёт.
Это было последней каплей. Его самообладание, и без того висевшее на волоске, лопнуло. В одно движение он протянул руку через стол и мёртвой хваткой вцепился в её предплечье. Его пальцы были как стальные тиски. Он не ударил. Он просто держал, вкладывая в эту хватку всю свою злость, всё своё бессилие. Он хотел увидеть на её лице страх, боль, мольбу.
Но он не увидел ничего. Кристина медленно опустила глаза, посмотрела на его побелевшие костяшки пальцев на своей руке, а затем снова подняла взгляд на его лицо. В её глазах не было страха. Там плескалось ледяное, безграничное презрение.
— Пусти, — сказала она тихо, но с такой силой, что он невольно ослабил хватку.
Он ожидал крика, слёз, чего угодно, но не этого убийственного спокойствия. Он растерялся.
— Ты… ты дашь мне деньги, — пробормотал он, скорее по инерции, чем с уверенностью.
Она резким, выверенным движением вырвала свою руку. На коже остались красные следы от его пальцев. Она потёрла их, словно смахивая грязь.
— Это только твоя проблема, что тебе нечем платить за твои добрачные кредиты! Я тебе ещё до свадьбы говорила, что это меня не касается!
Она встала, отодвинув стул. Теперь они стояли лицом к лицу. Он был выше и физически сильнее, но в этот момент казался меньше, словно она смотрела на него сверху вниз.
— Ты думал, что можешь решить вопрос силой? Схватить меня, напугать? Ты жалок, Егор. Ты не просто лжец. Ты ещё и трус.
Егор отступил. Не хлопнув дверью, не бросив на прощание ещё одну порцию оскорблений, а просто молча развернулся и вышел из кухни. Кристина слышала, как он прошёл в гостиную, как скрипнул диван под его весом. Наступила тишина, но это была не тишина умиротворения. Это была тишина затаившегося зверя, который зализывает раны и обдумывает новый план нападения. Она знала его достаточно хорошо, чтобы понимать: это далеко не конец. Он не из тех, кто легко сдаётся, особенно когда считает, что ему что-то должны.
Она медленно выдохнула, пытаясь унять лёгкую дрожь в руках. Не от страха – от гнева. Его прикосновение, его попытка грубого физического доминирования вызвали в ней волну омерзения. Она вернулась к столу, механически поправила салфетницу, выровняла чашку. Ей нужно было вернуть контроль над пространством, над ситуацией, над собой. Деньги. Всё упиралось в эти проклятые деньги. Вернее, в его нежелание решать свои проблемы самостоятельно.
Прошло около часа. Кристина успела принять душ, переодеться. Она намеренно не стала запираться в спальне, демонстрируя, что не боится его и не собирается прятаться в собственном доме. Когда она вышла в гостиную, Егор сидел на диване, уставившись в выключенный телевизор. Вид у него был потрёпанный, но в глазах уже не было той растерянности, что прежде. Там застыло что-то новое, холодное и расчётливое.
— Знаешь, Крис, — начал он неожиданно спокойным, почти вкрадчивым голосом, не поворачивая головы, — я тут подумал. Ты, наверное, права. Это мои долги. Моя ответственность. Глупо было на тебя это вешать.
Кристина остановилась у книжного стеллажа, делая вид, что ищет книгу. Она не верила ни единому его слову. Этот внезапный приступ смирения был слишком фальшивым.
— Я рада, что ты это понял, — ответила она нейтрально.
— Да, понял, — он медленно повернул голову, и на его губах играла странная, неприятная усмешка. — Только вот коллекторы, они ведь не понимают таких тонкостей. Им всё равно, чьи это формально долги. Им нужен результат. И они становятся всё… настойчивее.
Он сделал паузу, внимательно наблюдая за её реакцией.
— Ты же понимаешь, что если дело дойдёт до каких-то действительно неприятных вещей, это коснётся не только меня? Мы ведь живём вместе. У нас общая квартира, хоть и твоя. Общие знакомые. Представь, какие слухи могут поползти. Как это отразится на твоей безупречной репутации?
Вот оно. Новый заход. Не прямая агрессия, а тонкий, ядовитый шантаж. Он бил по тому, что, как ему казалось, было для неё важно – по её имиджу успешной, независимой женщины.
— Ты мне угрожаешь, Егор? — спросила она так же спокойно, хотя внутри всё закипало.
— Что ты, милая, какие угрозы? — он развёл руками с видом оскорблённой невинности. — Я просто рассуждаю логически. Пытаюсь предвидеть возможные последствия. Для нас обоих. Ведь если мне придётся, скажем так, искать альтернативные способы решения проблемы… эти способы могут быть не очень красивыми. И не очень законными. А ты ведь не хочешь, чтобы имя твоего мужа полоскали в связи с какими-нибудь криминальными историями? Это ведь и на тебя тень бросит.
Он говорил медленно, смакуя каждое слово, каждое предположение, как изысканное блюдо. Он видел, что его слова достигают цели, видел, как напряглось её лицо, как она сжала пальцами корешок книги.
— Я всего лишь хочу защитить нас. Нашу семью. Если ты поможешь мне сейчас, по-тихому, мы закроем этот вопрос раз и навсегда. Никто ничего не узнает. И всё будет как прежде.
«Как прежде» уже не будет никогда, с ледяной ясностью поняла Кристина. Даже если она уступит, даже если заплатит, этот червь недоверия и его подлости уже проточил их отношения до основания. Он не просто просил помощи. Он пытался купить её страхом, её заботой о репутации.
— Ты действительно думаешь, что я испугаюсь сплетен или того, что ты можешь вляпаться в очередную историю? — она закрыла книгу и положила её на полку. — Ты плохо меня знаешь, Егор.
Она подошла ближе, остановившись в нескольких шагах от дивана.
— Моя репутация меня не слишком беспокоит, когда речь идёт о принципах. А вот твоя… твоя, похоже, тебя волнует гораздо меньше, чем возможность решить свои проблемы за чужой счёт.
Его лицо снова начало темнеть. Маска спокойствия дала трещину.
— Значит, тебе всё равно, что со мной будет? Что будет с нами?
— Мне не всё равно, что будет со мной, — отрезала Кристина. — И я не позволю тебе втянуть меня в твои грязные игры. Ты сам заварил эту кашу. Сам и расхлёбывай. Если ты способен только на угрозы и шантаж, то это лишь подтверждает, что я приняла правильное решение.
Она видела, как в его глазах вспыхивает бешенство, как сжимаются кулаки. Он был на грани. Но Кристина не отступила. Она смотрела на него прямо, не отводя взгляда. Она понимала, что слова больше не действуют. Ей нужно было что-то другое. Что-то, что заставит его не просто отступить, а исчезнуть из её жизни. И она начала лихорадочно перебирать в уме все его слабые места, все его тайные страхи, о которых он когда-либо проговаривался или которые она сама успела заметить за время их недолгой совместной жизни. План начал вырисовываться. Холодный, жёсткий, но единственно верный в этой ситуации.
Следующие два дня превратились в тягучую, молчаливую войну. Они двигались по квартире как два призрака, случайно оказавшиеся в одном измерении. Егор больше не пытался говорить. Он лишь периодически бросал на неё тяжёлые, полные ненависти взгляды. Его телефон вибрировал на столе почти непрерывно, и каждый раз он вздрагивал, как от удара тока, хватая аппарат и выходя на балкон. Кристина делала вид, что не замечает. Она работала, готовила ужин на одного, читала, полностью игнорируя его присутствие. Она давала ему время осознать всю глубину пропасти, в которую он себя загнал.
Развязка наступила на третий вечер. Кристина сидела в кресле с книгой, когда он вошёл в комнату. Он только что закончил очередной напряжённый разговор на балконе, и его лицо было пепельно-серым. Он остановился посреди комнаты, и в его глазах больше не было ни злости, ни расчёта. Только глухое, загнанное отчаяние.
— Это был последний раз, — сказал он хрипло. — Они дали мне срок до завтрашнего утра. До десяти. Потом… потом они придут сюда.
Он смотрел на неё в упор, ожидая реакции. Но Кристина лишь перевернула страницу, даже не подняв на него глаз. Это демонстративное безразличие сломало его окончательно.
— Ты слышишь меня?! — заорал он, срываясь на визг. — Я не шучу! Они придут сюда, в твою чистенькую квартиру, и им будет плевать, чей здесь ремонт! Я ставлю тебя перед фактом: ты сейчас же идёшь и переводишь мне деньги. Это больше не просьба. Это ультиматум. Ты не оставила мне другого выбора. Ты сделаешь это, или я клянусь, я разнесу здесь всё, и начну с тебя!
Он шагнул к ней, и в его глазах горел безумный огонь. Он был готов на всё. Но Кристина медленно, без всякой спешки, заложила страницу закладкой и закрыла книгу. Она аккуратно положила её на столик и поднялась. Её спокойствие было нечеловеческим, парализующим.
— Нет, Егор, — сказала она тихо, но её голос пронзил его яростный крик, как игла воздушный шар. — Это я ставлю тебе ультиматум.
Она подошла к комоду, выдвинула верхний ящик и достала оттуда маленькую чёрную флешку. Она держала её двумя пальцами, словно какое-то редкое насекомое.
— Ты думал, я просто сидела и ждала, пока ты дойдёшь до ручки? Ты считал меня глупой, самовлюблённой куклой, которую волнуют только сплетни? Ты крупно ошибся.
Она сделала шаг к нему, и он невольно отшатнулся.
— Помнишь проект «Вест-Строй» у тебя на работе? Помнишь тот квартальный отчёт, после которого уволили молодого Миронова за недостачу? Какая жалость. Такой перспективный парень.
Лицо Егора начало меняться. Отчаяние сменилось недоумением, а затем — зарождающимся ужасом.
— Я не понимаю, о чём ты, — пробормотал он.
— О, ты всё прекрасно понимаешь, — её голос стал твёрдым, как сталь. — На этой флешке — черновики того отчёта с твоего рабочего компьютера. С историей правок. Там очень хорошо видно, как цифры менялись, а ответственность перекладывалась на чужие плечи. А ещё там есть логи твоей переписки с подрядчиком, где вы мило обсуждаете сумму отката. И вишенка на торте — запись нашего с тобой разговора двухмесячной давности, где ты хвастался мне, как ловко «оптимизировал расходы» и подставил этого салагу.
Она покачала флешкой перед его носом. Егор смотрел на маленький кусок пластика так, словно это была змея, готовая к броску. Он побелел. Коллекторы, их угрозы — всё это померкло перед лицом этой маленькой, бездушной вещицы. Степан Валерьевич, его начальник и владелец фирмы, был человеком старой закалки. Он не прощал крысятничества. Он не стал бы обращаться в полицию. Он бы решил вопрос иначе. Быстро, тихо и очень, очень болезненно.
— Итак, мой ультиматум, — продолжила Кристина, и в её голосе не было ни злорадства, ни жалости, только холодная деловитость хирурга, ампутирующего поражённую гангреной конечность. — Вариант первый: ты прямо сейчас встаёшь, берёшь свой телефон, кошелёк и ключи от своей машины. И выходишь из этой квартиры. Навсегда. Ты не берёшь ничего — ни одежды, ни вещей. Ты просто исчезаешь из моей жизни. И эта флешка остаётся здесь, в ящике комода. Она сделала паузу, давая ему осознать сказанное.
— Вариант второй: ты остаёшься. Можешь даже попробовать исполнить свою угрозу и что-нибудь здесь разнести. Но завтра в девять ноль-ноль эта флешка вместе с моими подробными комментариями ляжет на стол Степана Валерьевича. Выбор за тобой, Егор. Решай. Но учти, второго шанса подумать у тебя не будет.
Наступила тишина. Было слышно, как тикают часы на стене, отмеряя последние секунды его присутствия в этом доме, в этой жизни. Егор стоял, опустив плечи. Вся его напускная бравада, вся его ярость схлынули, оставив после себя лишь липкий, животный страх.
Он посмотрел на её лицо, ища там хоть намёк на блеф, на возможность договориться. Но там была лишь гладкая, непроницаемая стена. Он был разгромлен. Полностью. Уничтожен не криком, не силой, а холодной, безжалостной правдой.
Он молча развернулся, подошёл к вешалке в прихожей, взял свою куртку. Нащупал в кармане ключи, кошелёк. Не оборачиваясь, он открыл входную дверь и вышел. Замок тихо щёлкнул.
Кристина осталась стоять посреди гостиной. Она не чувствовала ни облегчения, ни победы. Она просто смотрела на флешку в своей руке, а затем вернулась к комоду и положила её обратно в ящик. Проблема была решена…
