Санитарка Лариса вытирала пол в палате номер семь, когда телефон завибрировал в кармане халата. Сообщение от Виктора: «Где деньги на выпивку?» Она не ответила. Руки привычно выжимали швабру, а в голове крутилась одна мысль — дотерпеть до вечера, дотерпеть до зарплаты, дотерпеть…
— Лариса Петровна, вы сегодня какая-то бледная, — заметила медсестра Галина. — Может, домой пораньше?
— Нет, спасибо. Мне нужна каждая смена.
Тридцать шесть лет. Десять из них замужем. Последние три — как в аду. Виктор когда-то был другим. Золотые руки — так про него говорили. Мебель делал на заказ, люди очередь выстраивали. А потом фирма закрылась, новую работу найти не смог. Сначала расстраивался, потом злился, а потом начал пить.
Домой Лариса возвращалась с тяжелым сердцем. У подъезда топталась Настя — ждала маму.
— Опять не пустил? — спросила Лариса, обнимая дочку.
— Сказал, чтоб на улице ждала. Он там… с друзьями.
Десять лет девочке. Отличница, тихоня. Единственный свет в этой беспросветной жизни.
Поднялись на четвертый этаж. Из квартиры доносились пьяные голоса и мат. Лариса постучала — свой ключ Виктор отобрал месяц назад.
— Явились! — дверь распахнулась. — Заходите, чего стоите!
В квартире стоял дым коромыслом. Трое мужиков за столом, бутылки, окурки. Настя сразу юркнула в свою комнату.
— Витя, может, гости домой пойдут? Ребенку уроки делать надо.
— А ты че, хозяйка тут? — Виктор встал, покачиваясь. — Это моя квартира! От родителей досталась! Захочу — вообще выгоню!
Друзья заржали. Лариса молча прошла на кухню. Руки дрожали, когда наливала чай. «Беги от него. Он как глыба льда — только ломает», — вспомнились мамины слова. Мама умерла два года назад, так и не дождавшись, когда дочь наберется смелости уйти.
Февраль выдался лютый. Минус двадцать пять, ветер насквозь продувает. Лариса работала в ночную смену, вернулась под утро. Виктор храпел на диване, вокруг — бутылки, пепельница переполнена.
Она тихо прошла к Насте, поцеловала в лоб: — Вставай, солнышко. В школу пора.
Пока дочь собиралась, Лариса на кухне резала бутерброды. Виктор проснулся с диким похмельем.
— Воды! — заорал с дивана.
Принесла стакан. Он выпил залпом, поморщился: — Холодная! Специально, да?
— Витя, не начинай…
— Я те сказал — не начинай! — он вскочил, глаза налились кровью. — Задолбала ты меня! Вечно ноешь, вечно ребенком прикрываешься!
Настя выглянула из комнаты, испуганная.
— Иди в школу, доченька. Все хорошо.
— Хорошо? — Виктор расхохотался. — Да ничего хорошего! Надоели вы мне обе! Слышишь? На-до-е-ли!
Он подошел вплотную, от него несло перегаром: — Шла бы ты с ней отсюда! И чтоб вечером вас тут не было!
— Ты что несешь? Там мороз! Куда мы пойдем?!
— Не мои проблемы. Достали обе. Я вам не обязан!
Настя заплакала. Лариса прижала ее к себе: — Папа пошутил. Иди в школу, милая.
Но Виктор не шутил. Он достал телефон, начал кому-то звонить: — Алло, Серега! Короче, приходи вечером. Да, будем отмечать. Что отмечать? Да свободу мою!
Весь день Лариса не находила себе места. На работе еле дождалась обеда, вышла на улицу, набрала номер деверя:
— Андрей, это Лариса. Виктор опять…
— Знаю я ваши «опять», — перебил тот. — Разбирайтесь сами. Не первый раз ведь. И не последний.
— Он выгоняет нас с Настей!
— Ну и что? Помиритесь. Всегда же мирились.
— Андрей, на улице минус двадцать пять!
— Слушай, у меня своих проблем хватает. И вообще, это его квартира. Имеет право.
Гудки. Лариса опустила телефон. Позвонить больше некому. Подруги давно отвернулись — надоело слушать про пьяного мужа. Родственники Виктора всегда его защищали. Своих родных не осталось.
После школы Настя пришла прямо в больницу — домой идти боялась.
— Мам, мы правда уйдем?
— Не знаю, котенок. Папа, наверное, успокоится…
— Он не успокоится, — Настя смотрела взрослыми глазами. — Он вчера тете Свете звонил. Говорил, что квартиру продаст.
У Ларисы похолодело внутри. Света — бывшая одноклассница Виктора, работает риелтором.
Вечером они все-таки пошли домой. У подъезда Лариса остановилась: — Настенька, если что — сразу ко мне. Поняла?
Дверь открыл сам Виктор. Трезвый. Спокойный. Даже улыбался: — Заходите. Я вещи ваши собрал.
В прихожей стояли два чемодана и несколько пакетов.
— Витя, давай поговорим…
— О чем говорить? Я все решил. Квартира моя, живу как хочу. А вы мне мешаете. Так что давайте — по-хорошему.
— Витя, там мороз! Ребенок заболеет!
— Не мои проблемы. У тебя мать была — не пошла. Теперь расхлебывай.
Настя вцепилась в мамину руку: — Папа, можно мы завтра уйдем? Я уроки не сделала…
— Уроки! — он рассмеялся. — Какие уроки? Вы мне десять лет жизни испортили! Хватит!
Лариса молча взяла чемоданы. Настя подхватила пакеты. Вышли на лестничную площадку. Дверь за ними захлопнулась. Щелкнул замок.
— Мам, мы куда пойдем?
— Сейчас придумаем, солнышко. Главное — мы вместе.
Спустились во двор. Мороз обжигал лицо. Фонари качались на ветру, отбрасывая длинные тени. Лариса огляделась — идти некуда.
— Мам, ты плачешь?
— Нет, это ветер…
Настя обняла маму за талию: — Мам, он нас правда выгнал?
Лариса посмотрела вверх. В окне их квартиры мелькнула тень. Виктор выглянул, что-то крикнул, но слов не было слышно.
— Нет, котенок. Мы сами уходим. Потому что умные. Мы не ждем, пока нас выкинут.
— А жить где будем?
— Найдем где. Ты только не бойся, ладно?
Они стояли посреди заснеженного двора с чемоданами. Прохожие спешили мимо, кутаясь в шарфы. Никому не было дела до женщины с ребенком.
— Вот и катитесь! — донеслось сверху.
Лариса подхватила чемоданы: — Пойдем, дочка.
— Куда?
— В больницу. Там тепло.
Ночное отделение встретило их тишиной и запахом лекарств. Охранник Петрович удивленно поднял брови:
— Лариса Петровна? Вы же утром смену закончили?
— Петрович, можно мы в ординаторской посидим? Ненадолго…
Он окинул взглядом чемоданы, заплаканную девочку: — Идите. Только тихо.
В ординаторской было тепло. Настя свернулась калачиком на старом диване, Лариса укрыла ее своей курткой.
— Спи, маленькая. Утро вечера мудренее.
Но самой не спалось. Сидела у окна, смотрела на ночной город. Где-то там, в теплой квартире, спит пьяный Виктор. Спит и не думает, что его жена и дочь ночуют черт знает где.
Под утро задремала. Разбудила Галина: — Лариса! Что случилось?
Рассказала коротко, без подробностей. Галина всплеснула руками: — Да он что, совсем охренел? Ребенка на мороз! Поехали ко мне!
— Галь, неудобно…
— Какое неудобно? У меня двушка, места хватит. И дочка моя с Настей ровесница, подружатся.
Две недели прожили у Галины. Лариса работала в две смены, копила деньги на съемную квартиру. Настя ходила в школу, делала вид, что все хорошо. Только по ночам плакала в подушку — тихо, чтоб мама не слышала.
На работе Ларису вызвала заведующая отделением: — Лариса Петровна, ко мне обратились из соцзащиты. Говорят, у вас сложная ситуация?
— Кто обратился?
— Ваша коллега написала заявление. Говорит, муж выгнал вас с ребенком на улицу в мороз.
Оказалось, уборщица Валя все видела в ту ночь. И не выдержала — пошла в соцзащиту.
— Я не хотела огласки…
— Лариса Петровна, это же преступление! Ребенка подвергли опасности!
Закрутилось. Соцзащита, полиция, опека. Виктора вызывали на беседы. Он бесился, названивал:
— Ты всех против меня настроила! Ты чего добилась?!
— Витя, я ничего не делала. Ты сам нас выгнал.
— Я пошутил! Ты же знаешь, я выпивший был!
— Шутки у тебя странные.
— Квартиру не дам! Слышишь? Это моя квартира!
— И не надо. Мы сами справимся.
Прошел месяц. Лариса сняла комнату в общежитии. Небольшая, но своя. Настя повеселела, даже подружку новую нашла.
Виктор продолжал звонить — то угрожал, то плакал, то умолял вернуться. Лариса заблокировала его номер.
Как-то вечером сидели с Настей на кухне, пили чай.
— Мам, а папа нас искал?
— Не знаю, солнышко.
— Мам, а мы к нему вернемся?
Лариса посмотрела на дочь. За этот месяц девочка повзрослела. В глазах больше не было страха.
— Нет, котенок. Не вернемся.
— И правильно, — Настя улыбнулась. — Мне тут больше нравится. Тихо. И ты не плачешь.
— Я не плакала…
— Плакала, мам. Каждую ночь. Я слышала.
Обнялись. Сидели молча, слушали, как за окном февральская метель метет последний снег. Скоро весна. Новая жизнь.
Глыба льда осталась в прошлом. Холодная, тяжелая, разрушающая все на своем пути. Но лед можно обойти. Можно найти другую дорогу. Трудную, но свою.
— Мам, а бабушка была права?
— В чем?
— Что надо было раньше уйти.
Лариса погладила дочь по голове: — Наверное. Но иногда нужно время, чтобы набраться смелости.
— Мам, а ты смелая.
— Почему?
— Потому что мы ушли. Сами. И живем теперь хорошо.
За окном выглянула луна. Большая, яркая. Освещала заснеженный двор общежития. Новый дом. Новая жизнь.
Где-то там, в прошлом, остался пьяный мужчина в пустой квартире. Остался один со своей злобой, своей глыбой льда в душе.
А они — свободны.
