Дверь хлопнула так, что стеклянная ваза на комоде в прихожей едва не упала. Маша замерла, прижав ладонь к груди, будто пытаясь унять сердцебиение. Она стояла посреди гостиной, где минуту назад был Игорь, её муж. Его слова всё ещё висели в воздухе, тяжелые, как запах перегоревшего масла из соседней квартиры.
— Или ты перестаешь жаловаться на мою мать, или я ухожу насовсем, — сказал он, глядя ей в глаза с той холодной яростью, которая появлялась, когда терпение лопалось. — Выбирай, Маша. Я больше не могу.
Она не ответила. Только смотрела, как он хватает ключи с тумбочки и уходит, оставляя за собой тишину, которая звенела в ушах громче любого крика. Маша медленно опустилась на диван и уставилась на узор ковра под ногами. Этот ковер они выбирали вместе, когда только переехали в эту квартиру пять лет назад. Тогда всё казалось проще.
Конфликт с матерью Игоря, Верой Павловной, тлел давно, но в последние месяцы превратился в пожар.
Вера Павловна жила в соседнем подъезде, и её присутствие в их жизни было как постоянный гул — незаметный, пока не начнёшь прислушиваться, но невыносимый, если сосредоточиться. Она приходила без предупреждения, приносила банки с соленьями, которые никто не ел, и оставляла за собой шлейф замечаний: то Маша неправильно гладит рубашки, то суп у неё «не такой наваристый», то Игорь слишком поздно возвращается с работы.
Маша пыталась терпеть. Ради мужа, ради мира в семье. Но Игорь, вместо того чтобы поставить точку, только отмахивался: «Мам, хватит, Маша делает как может». И всё. А теперь он поставил её перед выбором, словно она была виновата в том, что его мать не может остановиться.
Маша потёрла виски. Ей было тридцать два, но в этот момент она чувствовала себя старше лет на десять. Она не знала, что делать. Как защищать своё право на собственное пространство, рискуя браком? Она даже не была уверена, что Игорь серьёзен. Может, это просто вспышка гнева? Но в глубине души она знала: он не шутил.
На следующий день Маша проснулась с ощущением, что вчерашний вечер был дурным сном. Но пустая половина кровати напомнила: Игорь не вернулся. Он ночевал у друга, написал короткое сообщение: «Побуду у Сереги. Подумай». Маша перечитала эти слова раз десять, пока не почувствовала, как в горле встаёт ком.
В обеденный перерыв Маша сидела в комнате отдыха, глядя на пластиковый контейнер с салатом, который приготовила вчера. Есть не хотелось.
— Что с тобой? — спросила Света, коллега, подсаживаясь с кружкой чая. Света была старше на десять лет и имела привычку говорить всё, что думает.
Маша пожала плечами, но под взглядом Светы сдалась. Рассказала про ультиматум, про Веру Павловну, про то, как устала быть буфером между мужем и его матерью.
— Слушай, — сказала Света, отхлебнув из кружки, — я прошла через это с первым мужем. Свекровь — это как мина замедленного действия. Если муж не на твоей стороне, дело плохо.
— Он на моей стороне, — возразила Маша, но голос дрогнул. — Просто… он не хочет ссориться с матерью.
— Ага, а тебя ссорить с ней — это нормально? — Света покачала головой. — Поговори с ним. Прямо. Без намёков. Мужики намёков не понимают.
Маша кивнула, но внутри всё сжималось от страха. Она не любила конфликты. В детстве, когда родители ругались, она пряталась в своей комнате и включала музыку, чтобы заглушить крики. Теперь она взрослый человек, но старая привычка избегать ссор никуда не делась.
Вечером Игорь вернулся. Он выглядел усталым, под глазами залегли тени. Молча снял ботинки, повесил куртку и пошёл в ванную. Маша ждала его на кухне.
— Нам надо поговорить, — сказала она, когда он наконец сел напротив.
— Я сказал всё вчера, — ответил Игорь, не глядя на неё. — Ты решила?
— А ты? — Маша почувствовала, как в голосе появляется сталь. — Ты решил, что я должна выбирать между тобой и твоей матерью? Это не мой выбор, Игорь. Это твоя мать.
Он вздохнул, провёл рукой по волосам.
— Маша, она меня вырастила. Одна. Ты знаешь, как ей было тяжело. Я не могу просто взять и сказать: «Мам, отвали».
— А меня ты можешь поставить перед таким выбором? — Маша встала, чувствуя, как дрожат руки. — Я тоже не железная, Игорь. Я устала. От её замечаний, от её звонков в десять вечера, от того, что она приходит, когда захочет, и учит меня жить.
Игорь молчал. Маша ждала, но он только смотрел в сторону, будто искал ответ на стене.
Конфликт с Верой Павловной возник не сразу. Когда Маша и Игорь только начали встречаться, Вера Павловна казалась милой. Она угощала их домашними котлетами, расспрашивала Машу о работе, даже подарила ей на день рождения шерстяной платок.
Но после свадьбы что-то изменилось. Вера Павловна стала чаще звонить, приходить, вмешиваться. Сначала это были мелочи: совет, как лучше стирать шерсть, намёк, что Игорь похудел. Потом замечания стали острее.
Однажды, когда Маша готовила ужин, Вера Павловна, подойдя к плите, сказала:
— А ты знаешь, что Игорь не любит, когда в супе много лука? Это у него с детства ещё.
Маша улыбнулась, но внутри что-то кольнуло. Она знала, что Игорь ест её суп без жалоб. Но Вера Павловна продолжала:
— Я всегда резала лук мелко-мелко, чтобы он даже не заметил. А ты, смотрю, крупно кладешь.
Маша промолчала, но с того дня начала замечать: Вера Павловна всегда находила, к чему придраться. То шторы в гостиной «слишком тёмные», то Маша «мало внимания» уделяет Игорю. А Игорь… Игорь только пожимал плечами: «Ну, мам, не начинай».
Маша пыталась говорить с ним. Но каждый раз разговор заканчивался одним и тем же: «Она не со зла, просто привыкла заботиться обо мне». Маша не хотела быть неблагодарной. Она знала, что Вера Павловна растила Игоря одна, что отец ушёл, когда тому было пять. Но эта забота душила её, как слишком тугое одеяло.
Теперь, спустя неделю после ультиматума, Маша поняла: терпеть больше нельзя. Она сидела в парке на скамейке, глядя, как дети бегают вокруг фонтана. Ей нужно было подумать. Игорь уехал на выходные к другу на дачу, и это дало ей время. Но вместо ясности в голове был только хаос.
Она вспомнила, как однажды Вера Павловна пришла к ним без звонка и застала Машу за уборкой. Маша была в старой футболке, волосы растрепаны. Вера Павловна посмотрела на неё и сказала:
— А я в твои годы всегда следила за собой. Даже дома. Мужчина должен видеть в жене женщину, а не…
Она не договорила, но Маша поняла. Это был не просто намёк. Это была попытка поставить её на место.
***
Маша решила поговорить с Верой Павловной. Не для того, чтобы обвинять, а чтобы понять, можно ли найти общий язык. Она позвонила ей в воскресенье утром, когда Игорь ещё не вернулся.
— Вера Павловна, можно зайти к вам? — спросила Маша, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.
— Конечно, Машенька, — ответила та с привычной показной теплотой, от которой Маше всегда становилось не по себе. — Я как раз пирог испекла.
Маша вошла в квартиру свекрови, где пахло ванилью и старой мебелью. Вера Павловна, в аккуратном платье и с идеально уложенными волосами, поставила перед ней тарелку с куском яблочного пирога.
— Что случилось, Маш? — спросила она, присаживаясь напротив. — Ты какая-то бледная.
Маша глубоко вдохнула.
— Вера Павловна, я хотела поговорить… о нас. О том, как мы общаемся. Мне кажется, между нами есть недопонимание.
Вера Павловна подняла брови, но улыбка осталась.
— Недопонимание? Да что ты, Машенька. Я же только добра вам желаю.
— Я знаю, — сказала Маша, стараясь не сорваться. — Но иногда ваши… советы звучат как упрёки. И мне тяжело. Я стараюсь, но чувствую, что всё делаю не так.
Вера Павловна молчала, глядя на неё. Потом вздохнула.
— Маша, я растила Игоря одна. Знаешь, как это? Когда некому помочь, когда всё на тебе? Я хочу, чтобы у него была хорошая жизнь. А ты… ты молодая, неопытная. Я просто пытаюсь помочь.
— Но я не ребёнок, — тихо сказала Маша. — И Игорь не ребёнок. Мы сами разберёмся.
Вера Павловна поджала губы — единственный раз, когда её лицо потеряло привычную мягкость.
— Ты думаешь, я мешаю? — спросила она, и в голосе появилась сталь. — Я для сына всё сделала, а теперь должна молчать?
Маша почувствовала, как жар поднимается к щекам.
— Я не прошу молчать. Я прошу уважать нас. Меня.
Вера Павловна отвела взгляд. Разговор закончился неловко. Маша поблагодарила и ушла. Что-то в тоне свекрови подсказывало, что примирения не будет.
Через несколько дней Маша узнала правду, которая перевернула всё. Это произошло случайно. Вечером вернувшись домой, Маша обнаружила на столе чей-то ежедневник. Предположив, что это Игорь забыл, она открыла книжку на середине. Но оказалось,что это дневник свекрови, непонятным образом оказавшийся в их кухне. Маша прочитала запись, датированную прошлым годом.
«Игорь опять жаловался. Говорит, Маша не справляется с хозяйством. Надо поговорить с ней, а то совсем разболтается».
Маша замерла. Игорь жаловался? Она перелистала дальше. Ещё одна запись: «Сказал, что Маша тратит слишком много на свои шмотки. Надо намекнуть, чтобы следила за бюджетом».
Маша почувствовала, как земля уходит из-под ног. Все эти замечания Веры Павловны — о супе, о шторах, о её внешности — были не просто её инициативой.
Игорь сам подливал масла в огонь. Он обсуждал её с матерью. За её спиной.
Она закрыла ежедневник, чувствуя, как в груди растёт холодная ярость. Когда Игорь вернулся вечером, Маша ждала его в комнате. Она положила ежедневник на стол.
— Объясни, — сказала она, указывая на него.
Игорь заглянул в тетрадку и побледнел. Он пытался отнекиваться, но под её взглядом сдался.
— Я… я иногда говорил с мамой. Но это не то, что ты думаешь! Я просто… выговаривался.
— Выговаривался? — Маша повысила голос. — Ты обсуждал меня с ней? Ты знал, как мне тяжело, и всё равно подбавлял ей поводов ко мне придираться?
Игорь опустился на диван, закрыв лицо руками.
— Маша, я не хотел. Я просто… я не знал, как по-другому. Она спрашивает, я отвечаю. Я не думал, что она так это использует.
Маша смотрела на него, и ей вдруг стало ясно: Игорь не слабый. Он просто не хотел брать ответственность. Ему было удобно, когда мать «разбиралась» с её проблемами.
На следующий день Маша собрала сумку и уехала к сестре. Она не хотела оставаться в квартире, где всё напоминало о предательстве. Игорь пытался её остановить, но она только покачала головой.
— Мне нужно время, — сказала она. — И тебе тоже.
Сестра жила в небольшом доме на окраине города. Маша сидела на веранде, глядя на заросший сад, и пыталась понять, что дальше. Она чувствовала себя опустошённой, но в этой пустоте было что-то новое — решимость.
Она вспомнила, как в детстве боялась спорить с матерью, как всегда уступала, чтобы избежать конфликтов. Теперь она понимала: уступать нельзя. Не тогда, когда дело касается её жизни.
Через неделю Игорь приехал к ней. Он выглядел измотанным, но в его глазах было что-то, чего она давно не видела — решимость.
— Я был неправ, — сказал он. — Я не должен был… говорить с мамой о тебе. Я не понимал, как это тебя ранит. Я хочу всё исправить.
Маша почувствовала, как слёзы подступают к глазам, но сдержалась.
— А что, если она не изменится? — спросила она.
Игорь пожал плечами, но его голос был твёрдым.
— Тогда я выберу тебя.
***
Маша вернулась домой. Они с Игорем начали всё с осторожностью, как будто учились ходить заново.
Вера Павловна больше не приходила без приглашения. Она звонила реже, и её замечания стали звучать мягче. Но Маша знала: полностью это не исчезнет. И всё же она чувствовала себя сильнее.
Однажды вечером, когда они с Игорем сидели на диване, глядя на тот самый ковер, который выбирали вместе, Маша сказала:
— Знаешь, я думала, что семья — это когда все должны быть идеальными. Но, наверное, это не так. Семья — это когда ты выбираешь бороться за тех, кто тебе важен.
Игорь улыбнулся и взял её за руку.
— Я выбрал, — сказал он.
Маша кивнула. Она не знала, что будет дальше, но впервые за долгое время чувствовала, что сделала правильный выбор.
