Телефон завибрировал на столе как раз в тот момент, когда Андрей подносил вилку ко рту. Он машинально глянул на экран и замер. Максим. Конечно же, Максим.
— Не бери, — тихо сказала Лена, не поднимая глаз от тарелки.
Андрей посмотрел на жену. Её лицо было каменным, губы сжаты в тонкую линию. Последние недели она именно так и выглядела — отстранённой, уставшей, словно балансирующей на грани чего-то.
— Лен…
— Не бери, — повторила она чуть громче. — Пожалуйста. Хоть один вечер. Хоть один ужин без твоего брата.
Телефон продолжал вибрировать, словно живое существо, требующее внимания. Андрей чувствовал, как внутри него разрастается знакомое напряжение — тугая пружина, зажатая между двумя полюсами его жизни.
— Это может быть важно, — пробормотал он, уже потянувшись к телефону.
Лена резко отодвинула стул и встала. Её тарелка была почти не тронута.
— Всегда важно, — сказала она ровным, усталым голосом. — У него всегда важно. А мы что? Мы можем подождать.
Она вышла из кухни, и Андрей услышал, как захлопнулась дверь спальни. Телефон наконец замолчал, но через секунду завибрировал снова — пришло сообщение.
«Андрюх, срочно. Позвони, как сможешь. Совсем беда».
Андрей провёл рукой по лицу и набрал номер брата.
— Макс, что случилось?
В трубке раздался шумный вздох, потом голос Максима, взволнованный и быстрый:
— Брат, выручай. Я знаю, ты злишься за прошлый раз, но это правда беда. Меня выселяют. Хозяин квартиры сказал — неделя, и всё. Задолженность почти пятьдесят тысяч, он уже не верит обещаниям.
Андрей закрыл глаза. Пятьдесят тысяч. Снова.
— Макс, мы же только в прошлом месяце…
— Я знаю! — перебил младший брат. — Я знаю, и я верну, клянусь. У меня будет проект, я уже договорился, через две недели деньги пойдут, но сейчас… Андрюха, я на улице окажусь. Понимаешь? На улице.
Андрей представил себе Максима — вечно растрёпанного, в старых потёртых джинсах и засаленной куртке, с горящими глазами, в которых всегда светилась какая-то наивная уверенность, что всё обязательно наладится. Младше на пять лет. Когда родителей не стало в той аварии, Андрею было двадцать три, Максиму — восемнадцать. Андрей тогда уже работал, снимал комнату, строил свою жизнь. И Максима пришлось поддерживать, тянуть до выпуска из школы, помочь с документами, с поступлением в институт. Потом Макс бросил институт. Потом были долги, девушки, проекты, которые никогда не взлетали, работы, на которых он не мог удержаться дольше нескольких месяцев.
— Сколько раз мы уже это проходили? — тихо спросил Андрей. — Сколько раз ты обещал?
— Я знаю, — голос Максима стал жалобным. — Брат, ну что мне делать? Ты же единственный у меня. Больше некому помочь.
Андрей посмотрел на закрытую дверь спальни. Там, за этой дверью, была Лена, его жена, с которой они прожили шесть лет. Лена, которая ждала ребёнка — они пытались уже два года, и наконец-то всё получилось. Три месяца беременности, и она боялась, боялась так, что просыпалась по ночам в холодном поту. А он снова тянул деньги из семейного бюджета, снова отодвигал покупку детской мебели, снова откладывал запланированный отпуск.
— Макс, я не могу сейчас, — сказал он, и сам не узнал свой голос — глухой, измученный. — Прости, но не могу.
Повисла тишина. Потом Максим тихо спросил:
— То есть как не можешь? Андрюх, ты же понимаешь, что будет?
— Понимаю. Но у меня самого сейчас… У нас с Леной…
— Опять Лена, — перебил Максим, и в его голосе появились обиженные нотки. — Ей всегда что-то не нравится. Я же брат твой, родная кровь. А она что? Она же не даёт тебе даже семье своей помогать.
— Не смей, — резко оборвал его Андрей. — Не смей говорить о Лене. Она святая, что столько терпит.
— Да ладно тебе, — Максим попытался засмеяться, но получилось неубедительно. — Брат, ну я же не со зла. Просто… Ну помоги. В последний раз, честно. Я потом всё отдам, проценты накину, хочешь? Я понимаю, что достал, но…
Андрей слышал, как в спальне что-то упало — наверное, Лена что-то уронила или швырнула. Он представил себе её лицо, эти сухие глаза, в которых давно не было слёз — только усталость и разочарование.
— Нет, Макс. Не в этот раз.
Он положил трубку раньше, чем брат успел что-то ответить, и сразу же отключил звук. Руки дрожали.
Андрей встал и пошёл к спальне. Постучал тихонько.
— Лен? Можно?
Молчание. Потом её голос:
— Дверь не заперта.
Он вошёл. Лена сидела на кровати, обхватив руками колени, и смотрела в окно. За окном догорал осенний закат — серо-розовый, тоскливый.
— Я не дал ему денег, — сказал Андрей.
Она не повернулась.
— В первый раз за два года.
— Лен…
— Ты знаешь, что я думала сегодня? — Её голос был тихим, почти безжизненным. — Я думала, что если бы у меня была возможность вернуться в прошлое, в тот день, когда мы познакомились, я бы спросила тебя сразу: «Скажи честно, кто будет на первом месте в твоей жизни? Я или твой брат?»
— Это несправедливо.
— Несправедливо? — Лена медленно повернулась к нему. На её лице не было гнева — только бесконечная усталость. — Несправедливо, что я третий месяц не могу заснуть нормально, потому что боюсь потерять этого ребёнка? Несправедливо, что мы отложили ремонт в детской, потому что твой брат «забыл» оплатить что-то, набежали проценты и его дело передали в суд? Несправедливо, что последний год мы не можем позволить себе ничего, кроме базовых расходов, потому что ты постоянно латаешь дыры в жизни человека, которому уже тридцать три года?
Андрей опустился на край кровати, не глядя на неё.
— Он мой брат…
— Твои родители умерли пятнадцать лет назад! — впервые за вечер Лена повысила голос. — Пятнадцать лет, Андрей! Сколько можно? Твой долг перед ними давно выполнен. Ты вытащил его из ямы после их смерти, дал ему шанс, поддерживал, когда он искал себя. Но он не ищет! Он просто живёт за твой счёт!
— Ты не понимаешь, — Андрей сжал кулаки. — Он… он не такой, как я. Он не умеет так, как я. Ему тяжелее.
— Ему удобнее! — Лена встала, подошла к шкафу и достала оттуда небольшой чемодан. Андрей почувствовал, как внутри всё похолодело.
— Что ты делаешь?
— То, что должна была сделать давно, — она начала доставать вещи. — Я уеду к маме. На неделю. Может, на две. Мне нужно подумать.
— Лен, не надо, — он вскочил, подошёл к ней, попытался взять её за руку, но она отстранилась. — Я сказал ему нет. Я изменюсь, честно.
Она посмотрела на него, и в её глазах он увидел что-то, что испугало его больше, чем гнев или слёзы. Пустоту.
— Сколько раз ты это говорил? — спросила она тихо. — Сколько раз обещал, что это последний раз? А потом он звонит ночью, плачет в трубку, и ты летишь к нему со всем, что есть. Я устала, Андрей. Я устала быть второй в твоей жизни. Я устала беречь нервы, потому что мне нельзя волноваться, а ты каждую неделю приносишь домой новый стресс. Я устала делать вид, что всё нормально.
— Он правда в беде, — вырвалось у него. — Его выселяют.
Лена замерла, держа в руках сложенную кофту. Потом медленно положила её в чемодан и засмеялась — коротко, горько.
— Господи, — прошептала она. — Ты даже сейчас… Даже сейчас защищаешь его.
— Я не защищаю, я просто…
— Уезжаю послезавтра утром, — оборвала она, застёгивая чемодан. — Тебе решать, Андрей. Я или он. Третьего не дано. Я устала быть пунктом номер два в списке твоих приоритетов.
Она вышла из спальни с чемоданом и скрылась в гостиной. Андрей слышал, как она расстилает постельное бельё на диване. Остаток вечера он просидел в спальне один, глядя в темноту и чувствуя, как внутри что-то ломается.
Утром он проснулся от запаха кофе. На какое-то мгновение показалось, что всё было сном — но в постели он был один. Вышел на кухню. Лена стояла у окна с чашкой в руках, одетая, собранная. На её лице не было никаких эмоций.
— Доброе утро, — сказала она ровно.
— Лен…
— Я не передумала.
Они позавтракали в молчании. Андрей чувствовал себя так, словно стоит на краю пропасти, и малейшее движение столкнёт его вниз.
На работе он не мог сосредоточиться. Коллеги что-то говорили, совещания сменяли друг друга, но всё происходило как в тумане. Он думал о Лене, о её словах, о чемодане в гостиной. Думал о Максиме, который наверняка сейчас бегает по друзьям и знакомым, выпрашивая деньги. Думал о том, что когда-то давно он обещал себе, что не бросит брата. Что будет той опорой, которая ему нужна.
Но когда это превратилось в паразитизм?
Телефон молчал до обеда. Потом сообщение от Максима: «Ты серьёзно меня бросил? Я думал, мы семья». Андрей не ответил. Потом ещё одно: «Я нашёл временное решение. Но всё равно обидно».
Вечером Андрей вернулся домой раньше обычного. Лена сидела на диване с книгой, но было видно, что не читает — просто смотрит в одну точку. Чемодан стоял у двери, готовый к отъезду.
— Завтра утром, значит? — спросил он.
— Да.
Он сел рядом, не глядя на неё.
— Что мне делать? — спросил он тихо. — Скажи, что мне делать. Как правильно?
Лена закрыла книгу и повернулась к нему.
— Я не могу решать за тебя. Ты взрослый человек, Андрей. Но я могу сказать, что вижу. Я вижу, как ты медленно разрушаешь свою жизнь ради человека, который даже не пытается стоять на ногах сам. Ты думаешь, что помогаешь ему, но на самом деле делаешь хуже — и ему, и себе, и мне.
— Но он же пропадёт без меня.
— Или научится выживать, — её голос смягчился. — Люди меняются только тогда, когда у них нет другого выбора. Пока у него есть ты, он не изменится. Никогда.
— Ты думаешь, я не знаю? — Андрей встал, прошёлся по комнате. — Думаешь, мне легко? Я каждый раз говорю себе: всё, хватит. И каждый раз вижу его лицо, слышу голос родителей, помню, как отец перед смертью сказал: «Береги брата». Ему было восемнадцать, Лен. Он был ещё ребёнком.
— А сейчас ему тридцать три, — ответила она. — И он всё ещё ведёт себя как ребёнок, потому что ты позволяешь.
Тишина легла между ними тяжёлым одеялом. Андрей смотрел на жену и понимал, что она права. Понимал, что Максим давно превратился из младшего брата, которому нужна помощь, в человека, который просто использует его. Но признать это было страшно — словно предать память родителей, предать самого себя, который когда-то дал обещание.
Ночью Андрей не спал. Лежал в постели и слушал дыхание Лены в соседней комнате. Под утро задремал ненадолго, и приснились родители. Они стояли вместе, молодые, какими он их помнил, и отец улыбался той доброй, тёплой улыбкой, которую Андрей никогда не забудет.
— Ты хорошо справился, сынок, — говорил отец. — Но пора отпустить. Пора дать ему вырасти.
Андрей проснулся от звука шагов. Лена уже была одета, чемодан стоял в прихожей. Она застыла, увидев, что он не спит.
— Я ухожу, — сказала она. — Подумай хорошо, Андрей. У тебя есть время.
— Подожди, — он соскочил с кровати, подошёл к ней. — Останься. Пожалуйста. Я… я хочу попытаться. По-настоящему.
Она посмотрела на него долгим взглядом.
— Слова я уже слышала.
— Тогда смотри на дела.
В её глазах мелькнула надежда — крошечная, осторожная, но она была. Лена медленно кивнула.
— Хорошо. Но это последний шанс, Андрей. Правда последний.
Телефон зазвонил в этот момент. Максим, конечно. Андрей посмотрел на экран, потом на Лену. Её лицо снова стало каменным.
— Бери, — сказала она тихо. — Посмотрим.
Андрей взял трубку. В ухо ворвался взволнованный голос брата:
— Андрюх, слушай, катастрофа! Я вчера думал, что решил вопрос, но всё сорвалось. Человек, который обещал, не вышел на связь. Меня завтра выселяют! Завтра! Понимаешь? Мне реально некуда идти. У Светки тоже проблемы, она не может меня взять. Брат, выручи. Ну пожалуйста. Я знаю, что ты злишься, но…
— Макс, — перебил его Андрей. — Остановись.
— Не останавливаюсь! Я серьёзно на улице окажусь! Ты что, не понимаешь? Это же не шутки!
Андрей закрыл глаза, набирая воздух в лёгкие. Лена стояла в дверях и смотрела на него — и в этом взгляде было всё: вопрос, надежда, отчаяние. Он подумал о ребёнке, который растёт у неё внутри. О детской, которую они не могут обустроить. О жизни, которую строили шесть лет, и которая вот-вот рухнет.
— Имей совесть, братишка! — сказал он, и голос дрогнул. — У тебя всегда проблемы, и ты всегда бежишь ко мне за деньгами! Хватит!
Повисла тишина. Потом недоверчивый голос Максима:
— Что? Ты это серьёзно?
— Да. Серьёзно. Мне жаль, что у тебя беда. Но я больше не могу. Я вытаскивал тебя из дыр пятнадцать лет, Макс. Пятнадцать лет я был твоей страховкой. Но у меня теперь своя семья, своя жизнь, свои проблемы. И я выбираю их.
— То есть ты меня бросаешь? — в голосе брата появились истерические нотки. — Родного брата? После всего?
— Я не бросаю. Я даю тебе шанс научиться справляться самому. Найди работу, любую. Сними угол, а не однушку в центре. Попроси рассрочку у хозяина. Обратись в социальную службу. Я не знаю, Макс, но есть сотни вариантов, которые ты не пробовал, потому что был я.
— Да ты спятил! — Максим почти кричал. — Меня на улицу выкинут, а ты мне про работу! Какая работа, когда жить негде?
— Это твоя проблема, — Андрей сжал телефон до боли в пальцах. — Прости. Но это твоя проблема, и ты должен решить её сам.
— Я тебе этого не прощу! — голос Максима сорвался. — Ты предатель! Родители бы тебя возненавидели!
Это было больно — как удар в солнечное сплетение. Но Андрей вспомнил сон. Лицо отца. Слова: «Пора отпустить».
— Может быть, — сказал он тихо. — Но я не могу жить только памятью. Прости, брат.
Он отключился и положил телефон на стол. Руки тряслись. Внутри было пусто и страшно — словно он только что перерезал важную нить, которая связывала его с прошлым.
Лена медленно подошла к нему и обняла. Они стояли так долго, молча, и Андрей чувствовал, как по её щекам текут слёзы — но не знал, радости это слёзы или печали.
— Мне страшно, — признался он. — Вдруг я совершаю ошибку?
— Ошибка была бы продолжать, — прошептала она. — Ты сделал правильно. Для нас всех.
Телефон завибрировал — сообщение от Максима, длинное, полное обид и упрёков. Андрей не стал читать. Просто положил телефон экраном вниз и крепче обнял жену.
— Пойдём, — сказала Лена. — Я хочу показать тебе кое-что.
Она провела его в комнату, которую они планировали сделать детской. Там, в углу, стояли две картонные коробки.
— Это что?
— Кроватка, — Лена улыбнулась сквозь слёзы. — Я заказала её на прошлой неделе. На свою зарплату. Подумала — если ты не купишь, куплю я. Потому что наш ребёнок не должен страдать из-за твоего брата.
Андрей опустился на пол рядом с коробками и заплакал. Впервые за много лет он позволил себе это — просто сидеть и плакать, не сдерживаясь. Лена села рядом и обняла его, гладила по голове, и они так сидели, пока за окном не стемнело.
Максим звонил ещё несколько раз в тот вечер, потом на следующий день. Андрей не брал трубку. Читал сообщения — они были полны гнева, обиды, мольбы, манипуляций. «Ты убиваешь меня», «У меня депрессия из-за тебя», «Я всё помню, ты ещё пожалеешь». Потом: «Я понял. Ты выбрал бабу вместо брата. Ну и катись».
Через неделю Максим написал, что нашёл комнату на окраине и устроился грузчиком. Никаких благодарностей или извинений — просто факт. Андрей ответил: «Молодец. Если нужна будет помощь советом — звони». Максим не ответил.
Прошёл месяц. Лена расцвела — перестала просыпаться по ночам, начала улыбаться чаще, животик стал заметнее. Они вместе собирали кроватку, выбирали обои для детской, спорили о именах. Жизнь вернулась в нормальное русло, и Андрей с удивлением обнаружил, как легко дышится без постоянного груза чужих проблем.
Максим больше не звонил. Андрей иногда смотрел на его страничку в соцсетях — брат выкладывал фотографии с работы, со Светкой, которая, судя по всему, всё-таки согласилась дать ему второй шанс. Выглядел усталым, но живым. Настоящим.
А потом, в конце декабря, когда город уже был укутан снегом, пришло сообщение. Короткое: «Я прощаю тебя. И спасибо. Наверное».
Андрей сидел на диване рядом с Леной, которая дремала, положив голову ему на плечо. За окном падал снег, в комнате горела ёлка, пахло мандаринами и чем-то тёплым, домашним. Он перечитал сообщение несколько раз и улыбнулся.
«Прощаю и я, — написал он. — С наступающим, брат».
Ответа не было, но он и не ждал. Это было не важно. Важно было то, что где-то там, в холодном декабрьском вечере, два человека отпустили друг друга — не из злости или обиды, а из любви. Настоящей любви, которая иногда требует расстояния, чтобы дать вырасти.
Лена пошевелилась во сне и прижалась крепче. Андрей поцеловал её и закрыл глаза. Впервые за много лет он чувствовал себя по-настоящему свободным. И по-настоящему счастливым.
