— Мама, мы решили пожениться!
Дарья влетела в кухню, едва успев поставить на пол тяжёлый пакет, из которого выглядывала горлышко бутылки игристого вина. В руках она бережно держала большую картонную коробку с тортом. Её лицо сияло. Она так долго ждала этого момента, прокручивала его в голове сотни раз: как она войдёт, как скажет эти слова, и как мама всплеснёт руками, обнимет её, может быть, даже прослезится от радости. Она представляла, как они вдвоём сядут за стол, откроют вино, и она будет, захлёбываясь от счастья, рассказывать про Андрея, про его неуклюжее, но такое трогательное предложение, про их планы на маленькую, но уютную свадьбу.
Ирина Петровна, сидевшая за столом с чашкой остывшего чая, медленно подняла голову. Её взгляд был тусклым и усталым. Она окинула дочь равнодушной оценкой, скользнула по коробке с тортом, задержалась на бутылке.
— Поздравляю, — сказала она. Слово упало на кухонный стол глухо, как тряпка. Ни радости, ни удивления. Просто констатация факта.
Дарья на мгновение замерла, её сияющая улыбка слегка дрогнула, но она тут же взяла себя в руки. Устала, наверное. День тяжёлый.
— Мам, ты чего? Давай отмечать! Я твоё любимое «Птичье молоко» принесла! И шампанское! Сейчас всё на стол накроем, посидим, я тебе всё-всё расскажу!
Она засуетилась, ставя коробку на стол и доставая из пакета бутылку. Её движения были нарочито быстрыми и весёлыми, словно она пыталась своим энтузиазмом растопить ледяную атмосферу, внезапно сгустившуюся на маленькой кухне.
— Торты, шампанское… Шикуете, — голос матери прозвучал ровно, но в нём слышались стальные нотки. — Деньги, значит, есть. Это хорошо. Очень хорошо.
— Мам, ну при чём тут деньги? У нас событие! Я замуж выхожу! — Дарья рассмеялась, всё ещё надеясь, что это какая-то странная материнская шутка.
— А при том, — Ирина Петровна отодвинула от себя чашку и сложила руки на груди. Её поза мгновенно стала жёсткой, оборонительной. — Что Светка вчера звонила. Вся в слезах. У неё там совсем беда. Кредит этот её душит, коллекторы уже названивают, на работе угрожают рассказать. Ребёнок болеет, денег нет даже на нормальные лекарства. Она всю ночь не спала. И я не спала. Думала, где выход искать.
Дарья застыла с бутылкой в руках. Праздник, который она так тщательно несла в этот дом, на её глазах превращался в прах. Снова Света. Её старшая сестра, вечная чёрная дыра, в которую безвозвратно утекали родительские нервы, здоровье и деньги.
— Мам, ну Света постоянно берёт эти кредиты. Это же уже не первый раз. Ей нужно просто научиться жить по средствам…
— По средствам?! — Ирина Петровна резко повысила голос, и её лицо исказилось. — Легко тебе говорить! У тебя хахаль с квартирой и хорошей работой! А у неё муж-алкаш сбежал, оставив её одну с ребёнком и долгами! Ей что, с голоду помирать прикажешь?!
Дарья молча поставила бутылку на стол. Она поняла, что разговора о её свадьбе больше не будет.
— Я помогу, чем смогу. Переведу ей немного в конце месяца, когда будет зарплата.
— Немного?! — вскричала мать, вскакивая со стула. Её лицо побагровело. — Ей не «немного» нужно! Ей всю сумму закрыть надо! Немедленно!
— Но, мама…
— Ишь ты, какая умная! Нет бы сестре с кредитом помочь, а она свадьбу закатывать собралась! Никаких свадеб, пока не поможешь сестре рассчитаться с долгами! Поняла меня?!
Она стояла над Дарьей, нависая всем телом, её глаза метали молнии. Это был ультиматум. Холодный, безжалостный, не допускающий возражений.
— Ты должна о семье думать, а не о мужиках своих! Семья — это главное! Мы должны друг за друга горой стоять! А ты что? Сестра в беде, а у тебя в голове только фата да застолье! Если ты ей не поможешь, если выберешь свою гулянку вместо родной крови, можешь считать, что у тебя больше нет матери!
Дарья смотрела на неё снизу вверх. Она не сказала ни слова. Внутри неё что-то оборвалось. Не от обиды, не от злости. Просто оборвалось, как перетёртая верёвка. Она медленно поднялась. Спокойно взяла свою сумку. Посмотрела на стол — на красивую коробку с тортом, на запотевшую бутылку шампанского, на два бокала, которые она успела достать из серванта. Символы несостоявшегося праздника. Не прощаясь, она развернулась и молча вышла из кухни. Шаги её были ровными и твёрдыми. За спиной осталась кричащая мать и руины её маленького, такого долгожданного счастья.
Дверь за Дарьей закрылась с тихим, мягким щелчком. Она прислонилась к ней спиной, на мгновение закрыв глаза. Воздуха не хватало, словно она только что вынырнула из ледяной воды. Андрей вышел из комнаты на звук её прихода, его лицо было радостным и вопросительным. Но улыбка тут же сползла, когда он увидел её. Она не плакала. Её глаза были сухими, а лицо — белым и неподвижным, как маска. В этом спокойствии было что-то гораздо более страшное, чем в самой громкой истерике.
— Ну что? Как всё прошло? — спросил он осторожно, подходя ближе.
— Свадьбы не будет, — произнесла она ровным, почти безжизненным голосом. Она прошла на кухню, машинально поставила сумку на стул и села. Андрей пошёл за ней, не решаясь дотронуться. Он видел, что она сейчас — как натянутая до предела струна, и любое прикосновение может её оборвать.
— Я не понимаю. Что случилось? Она против меня?
— Ты тут ни при чём, — Дарья посмотрела на него, и в её взгляде он впервые увидел не только холод, но и тёмную, глухую ярость. — Дело, как всегда, в Свете. У неё новый кредит, и я должна его погасить. Весь. Это условие. Либо я отдаю все деньги, что мы отложили, ей, либо… — она усмехнулась без тени веселья, — либо у меня больше нет матери.
Андрей молча выслушал её. Он налил в чайник воды, поставил его на плиту, достал две кружки. Его движения были размеренными и спокойными. Он не задавал глупых вопросов, не предлагал поехать и «разобраться». Он просто дал ей выговориться. Дарья, не меняя интонации, пересказала ему весь разговор, слово в слово. Она не пропускала ничего: ни равнодушного «поздравляю», ни обвинений в шикарной жизни, ни финального ультиматума. Она была не рассказчиком, а диктофоном, бесстрастно воспроизводящим запись.
Когда она закончила, чайник уже вскипел. Андрей разлил кипяток по чашкам, поставил одну перед ней. Сел напротив.
— Она действительно думает, что может вот так ставить условия? Управлять твоей жизнью?
— Она не думает. Она уверена, — ответила Дарья. — Так было всегда. Света создаёт проблему, я её решаю. Или отец решал, пока был жив. Меня просто ставят перед фактом. Я — ресурс. Функция. Банкомат, который должен выдавать деньги по первому требованию. И сегодня этот банкомат решил потратить деньги на себя. Система дала сбой.
Она сделала глоток горячего чая. Руки её не дрожали.
— Знаешь, что самое отвратительное? — продолжила она, глядя в стену. — Она ведь даже не спросила, сколько стоит этот кредит. Ей всё равно. Миллион, два, десять. Она просто знает, что у нас есть деньги на свадьбу. А значит, они должны пойти на Свету. Потому что Свете нужнее. Ей всегда нужнее.
Андрей смотрел на профиль своей невесты, на её сжатые губы, на жёсткую линию подбородка, и понимал, что в этот самый момент та Дарья, которую он знал — мягкая, весёлая, немного наивная — умирает. А на её месте рождается кто-то другой. Кто-то, кого он ещё не знал, но кого уже был готов защищать до последнего.
— Она сказала, что семья — это главное, — медленно произнёс он, словно пробовал слова на вкус. — Что вы должны стоять друг за друга горой.
— Именно, — кивнула Дарья.
— Хорошо, — сказал Андрей, и его голос тоже стал твёрдым. — Тогда давай сыграем по её правилам. Только до конца. По-настояшему.
Дарья повернулась к нему. В её глазах мелькнул интерес.
— Что ты имеешь в виду?
— Она хочет, чтобы ты поступила как член семьи? Отлично. Семья — это не только права, но и обязанности. Взаимные. Помощь — это не бездонная бочка, в которую можно кидать деньги без счёта. Помощь в настоящей семье — это ответственность. С обеих сторон.
Он встал, прошёл в комнату и вернулся с ноутбуком. Поставил его на стол и открыл пустой текстовый документ.
— Она хочет денег? Она их получит. Все. Мы не будем играть свадьбу, просто распишемся. Но это будет не подарок. Это будет долг. Задокументированный. С чёткими условиями возврата. С процентами, чтобы твоя сестра не думала, что это очередная халява. Дарья смотрела на пустой белый экран, и её губы медленно растянулись в улыбке, от которой Андрею стало немного не по себе. — И знаешь, что будет самым главным пунктом в этом договоре? — продолжил он, глядя ей прямо в глаза. — Поручитель. Гарант возврата. Раз уж Ирина Петровна так печётся о Свете и так верит в семейные узы, пусть подтвердит свою веру. Собственным имуществом. Ведь мы же одна семья, правда? Мы помогаем друг другу, но и отвечаем друг за друга.
На следующий день, ровно в то же время, Дарья снова стояла на пороге материнской квартиры. На этот раз она была без торта и шампанского. В руках у неё была только её обычная сумка, а в ней — тонкая папка с документами. Она не стала звонить, а открыла дверь своим ключом. В кухне, словно на боевом посту, её уже ждали. За столом сидела Ирина Петровна, прямая, как струна, а рядом с ней — Светлана. Её старшая сестра выглядела именно так, как и должна была выглядеть «несчастная жертва обстоятельств»: слегка припухшие глаза, поникшие плечи, в руках — чашка с ромашковым чаем. При виде вошедшей Дарьи они обе замерли, на их лицах было написано тщательно отрепетированное ожидание. Они ждали капитуляции.
Дарья молча прошла в кухню, сняла лёгкий плащ и повесила его на спинку стула. Она не садилась. Она осталась стоять, глядя на них обеих спокойным, почти изучающим взглядом. Она дала этой тишине повиснуть в воздухе, почувствовала, как нарастает напряжение в её матери и сестре, которые не понимали, почему она не начинает каяться и умолять о прощении.
— Мама, ты была права, — наконец произнесла она. Голос её был ровным и твёрдым, без малейшего намёка на вчерашнее потрясение.
Ирина Петровна удовлетворённо выдохнула, её жёсткая поза слегка смягчилась. На лице Светланы мелькнула тень торжества, которую она тут же постаралась скрыть за маской страдания. Победа была за ними. Младшая дочь, как и ожидалось, пришла в себя и готова была исполнить свой долг.
— Семья — это главное, — продолжила Дарья, медленно кивнув, словно соглашаясь с какой-то своей мыслью. — Я поговорила со своим женихом. Мы не будем играть свадьбу. Мы просто распишемся вдвоём, без гостей и ресторана. Все деньги, что мы отложили, я отдам Свете.
Светлана ахнула и прижала руку к груди.
— Дашенька! Я знала! Я знала, что ты не оставишь нас! Спасибо тебе! Ирина Петровна смотрела на младшую дочь с видом строгого, но справедливого полководца, принимающего капитуляцию вражеской армии. Она победила. Она заставила её сделать правильный выбор.
— Но при одном условии, — добавила Дарья, и радостные улыбки на лицах матери и сестры мгновенно застыли. Она открыла сумку и достала ту самую папку. Положила её на стол и раскрыла. Внутри лежало несколько аккуратно отпечатанных листов.
— Что это? — настороженно спросила Ирина Петровна.
— Это договор, — спокойно пояснила Дарья, пододвигая бумаги ближе к центру стола. — Называется «Договор семейного займа».
Светлана непонимающе уставилась на бумаги, потом на сестру.
— Какой ещё договор? Даш, ты о чём?
— Я отдаю тебе всю сумму. Четыреста пятьдесят тысяч рублей. Здесь это прописано, в первом пункте, — Дарья постучала ногтем по строчке. — Ты, в свою очередь, обязуешься вернуть мне всю сумму в течение двух лет. Это двадцать четыре месяца. Ежемесячный платёж будет чуть меньше двадцати тысяч. Но с одним дополнением. Здесь есть процент. Он равен ставке по твоему кредиту в банке. Это справедливо. Я ведь не благотворительный фонд, я просто заменяю собой твоего кредитора. Ты ничего не теряешь.
Лицо Светланы начало вытягиваться. Она смотрела на сестру так, будто видела её впервые в жизни.
— Ты… ты хочешь, чтобы я тебе ещё и проценты платила? Собственной сестре?
— А почему нет? — пожала плечами Дарья. — Ты же платила их банку. Какая разница, кому платить? Деньги ведь не мои личные, это деньги нашей с Андреем будущей семьи. Мы отказываемся от праздника, чтобы помочь тебе. И мы хотим быть уверены, что эти деньги к нам вернутся.
Ирина Петровна, до этого молчавшая, побагровела.
— Да что ты такое выдумала? Какие договоры в семье? Какие проценты? Ты с ума сошла?
— Нет, мама. Я как раз пришла в себя, — Дарья перевела на неё свой холодный, ясный взгляд. — И это ещё не всё. Есть последний пункт. Самый важный. Поскольку у Светы, как мы знаем, нестабильное финансовое положение, договору нужен гарант. Поручитель. Человек, который возьмёт на себя обязательства по выплате долга, если Света не сможет или не захочет платить.
Она сделала паузу, глядя матери прямо в глаза.
— А ты, мама, выступаешь поручителем. Если Света не платит, долг переходит на тебя. С залогом в виде твоей доли в даче. Ведь мы же одна семья, правда? Мы помогаем друг другу, но и отвечаем друг за друга. Ты же сама вчера говорила, что мы должны стоять друг за друга горой. Так подтверди это. Не на словах, а на деле. Она легонько подтолкнула бумаги и ручку в сторону матери. — Ты же подпишешь, мама? Ради Светы.
На несколько секунд на кухне воцарилась абсолютная, плотная тишина. Ирина Петровна смотрела на бумаги, потом на младшую дочь, потом снова на бумаги. Её мозг, привыкший работать в категориях упрёков, вины и эмоционального шантажа, отказывался воспринимать холодную логику напечатанных букв. Это было неправильно. Это было чужеродно. Так не бывает.
Первой очнулась Светлана. Её лицо, ещё мгновение назад искажённое недоумением, стало уродливым от злости. Маска несчастной страдалицы слетела, обнажив хищный, эгоистичный оскал.
— Ты что, совсем обалдела? — прошипела она, наклоняясь через стол. — Проценты? Поручительство? Дача? Да ты в своём уме? Я твоя сестра!
— Именно, — парировала Дарья, не повышая голоса. Её спокойствие действовало на них, как раскалённое железо. — Ты моя сестра, а не случайная попрошайка с улицы. Поэтому я тебе помогаю. Банк бы не стал ждать ни дня и не стал бы слушать твои истории. Я — готова. Я даю тебе деньги, которые мы с Андреем собирали на наше будущее. И я всего лишь прошу гарантий, что вы обе, так ратующие за семью, отнесётесь к этому серьёзно.
— Серьёзно?! — взорвалась Ирина Петровна. Она вскочила, опрокинув стул, который с грохотом ударился о пол. — Ты называешь это серьёзностью?! Это грабёж! Ты пришла ограбить собственную мать и сестру! Заложить дачу… Дачу, в которую я всю жизнь вложила! Чтобы отобрать её у меня за долги этой несчастной?!
— Почему отобрать? — Дарья слегка приподняла бровь. — Ты же так уверена в Свете. Уверена, что она будет платить. Если так, то даче ничего не угрожает. Твоя подпись здесь — это просто формальность. Символ твоей веры в собственную дочь. Или ты в неё не веришь?
Этот вопрос ударил Ирину Петровну под дых. Она открыла рот, но не нашла что ответить. Обвинять младшую в жестокости было привычно. Признать, что она не доверяет старшей — невозможно.
— Ишь ты, какая умная! — визгливо выкрикнула Светлана, в точности повторив вчерашнюю фразу матери, но вложив в неё всю свою накопленную зависть. — Вся в жениха своего! Такая же расчётливая дрянь! Нашла себе мужика с деньгами и теперь нас жизни учишь? Да ты мне должна по гроб жизни! У тебя всегда всё было лучше! И оценки, и работа, и мужики к тебе липли! А я одна с ребёнком кручусь! Ты просто обязана мне помочь, без всяких твоих бумажек!
Дарья медленно повернула голову к сестре. В её глазах не было ни злости, ни обиды. Только ледяное, всепонимающее презрение.
— Обязана? За что? За то, что я не брала кредиты на пятый айфон и турецкие курорты? За то, что работала с восемнадцати лет и не сидела у родителей на шее? За то, что копила каждую копейку, отказывая себе во всём, чтобы ты могла прожигать жизнь? Мой долг перед тобой закончился в тот день, когда я в последний раз отдала тебе свою зарплату, чтобы ты закрыла очередной «самый последний» микрозайм. Больше никаких долгов нет.
Она перевела взгляд на мать, которая стояла, тяжело дыша, и смотрела на неё с ненавистью.
— Ты хотела, чтобы я думала о семье. Я и подумала. О своей будущей семье. О своём муже и наших детях. И я не позволю, чтобы их благополучие стало разменной монетой в ваших бесконечных финансовых играх. Я дала вам шанс решить проблему по-взрослому. С ответственностью, о которой ты, мама, так любишь говорить. Вы отказались.
Она аккуратно собрала листы, сложила их обратно в папку и защёлкнула замок на сумке.
— Так и запишем. Помощь вам нужна, а вот нести за неё ответственность вы не готовы. Слова о семье — это просто способ получить то, что вам нужно. Ничего больше.
Ирина Петровна наконец обрела дар речи.
— Чтобы ноги твоей в этом доме больше не было! — прохрипела она. — У меня нет дочери-ростовщика! У меня одна дочь — Светочка! А ты — чужой человек! Убирайся!
Дарья посмотрела на неё в последний раз. Долго, внимательно, словно запоминая. Затем, не сказав больше ни слова, она спокойно развернулась и пошла к выходу. Не быстро, не медленно. Ровным, уверенным шагом человека, принявшего окончательное решение.
Дверь за ней закрылась. На кухне остались двое. Мать и дочь. На столе стояла нетронутая чашка Светланы с остывшим ромашковым чаем. Проблема с кредитом никуда не делась. Только теперь к ней добавилась ещё одна — в их маленьком, душном мирке только что закончились чужие деньги. Навсегда…
